Центурион инопланетного квартала - Кудрявцев Леонид Викторович - Страница 52

Сюрприз номер два был в том, что книга не содержала никаких записей. Собственно, это была даже не книга, а самый обыкновенный альбом для объемных фотографий.

Пролистав его до конца, я испытал еще большее разочарование.

Личинки, личинки, и еще раз личинки. В цвете и объеме. Обычные фотографии занимали всего лишь последние три страницы. Итого – девять не очень качественно сделанных фотографий. И на всех – аборигены. Единственным мыслящим, не являвшимся уроженцем Бриллиантовой, который попал на них, был Ухул. И все, и больше никого.

А где же сам старина Эд? Неужели ему так ни разу и не захотелось заполучить собственное изображение. Странно, очень странно.

Я еще раз очень внимательно, одну за другой пересмотрел фотографии.

Аборигены, небольшими группами, очень похожие в этих своих одинаковых балахонах друг на друга. На трех фотографиях, на которых был Ухул, он просто стоял в группе аборигенов, с серьезным, все понимающим лицом.

Интересно, почему старина Эд не захотел фотографироваться? Потому что никому не хотел доверить фотоаппарат? Даже тогда, когда вместе с ним фотографировался Ухул? Неужели он не мог попросить нажать на спуск хотя бы одного из двух искнов начальника космопорта?

Гм…

Я задержал взгляд на последней, девятой фотографии. Что-то в ней привлекло мое внимание. Нечто необычное. Что именно?

Ага, вот оно!

Эта была одна из фотографий, на которой снялся Ухул. Так вот, у стоявшего рядом с ним аборигена на груди была серебряная звездочка центуриона.

Швырнув сигарету на пол, я придавил ее каблуком, и еще раз изучил фотографию.

Да, сомнений не было. На груди у аборигена была звездочка центуриона. Еще раз просмотрев остальные восемь фотографий, я убедился, что звездочка была только на этой. Но она все-таки была. И вряд ли старина Эд дал бы какому-нибудь аборигену поносить свой знак должности центуриона. А стало быть…

Ну конечно, вывод очевиден. На девятой фотографии был старина Эд. И стало быть, он был аборигеном.

Кто бы мог подумать?

Вернувшись в приемную, я положил на барьер фотоальбом и, проникновенно заглянув Мараску в глаза, спросил:

– Почему ты мне не сказал, что старина Эд – абориген?

– А разве ты этого не знал? – прощелкал краб-кусака.

– Откуда?

– Ну, ты же центурион. И прежде чем приступить к исполнению обязанностей должен был просмотреть досье на своих предшественников. Тем более что они погибли насильственной смертью. Разве не так?

– Но в компе старины Эда его досье нет.

– Правда? Вот забавно. Не знал. Впрочем, как ты понимаешь, строение моего тела не позволяет работать с компом. Поэтому я не мог знать, что есть и чего нет в его памяти.

– То есть, – сказал я. – Ты намекаешь, что не мог бы, даже если бы захотел, убрать досье старины Эда из памяти компа?

– Безусловно.

Я бросил на краба-кусаку недоверчивый взгляд.

– Ну да, – сказал Мараск. – У него есть клешни. Но подумай сам… Для того чтобы убрать что-то из памяти компа, нужно знать, как это сделать.

– Но ты знаешь, что такое память компа? Откуда?

Краб-кусака прощелкал:

– В течении двадцати лет старина Эд время от времени употреблял это понятие. Я знаю, что в памяти компа хранится заложенная в него информация. И это все. Теперь ты мне веришь?

Хотел бы я этого. Вот только было у меня ощущение, что Мараск что-то скрывает. Что-то очень важное. Но каким образом заставить его это выложить? Я даже стал всерьез прикидывать, а не попытаться ли Мараска хорошенько припугнуть, но потом решил не рисковать. А что, если он не блефует и действительно обладает теми способностями, о которых меня предупреждал?

«Ладно, – решил я. – Все выяснится в свое время. Лишь бы только это не случилось слишком поздно.»

– Кстати, – спросил Мараск. – А что изменилось оттого, что старина Эд оказался аборигеном? Какая, собственно, разница, к какой расе он принадлежал?

– Совершенно никакой, – ответил я. – Просто еще одно подтверждение того, что наш противник ничего не делает зря. Еще одно доказательство, что он учел буквально все.

– Может, и не все, – сказал Мараск. – Например, любой другой мыслящий на твоем месте уже давным-давно дал бы тягу. Или потребовал введения чрезвычайного положение.

Я взглянул на Мараска с интересом.

Этот мыслящий занимал меня все более и более. А если точнее, то не просто занимал. Некоторое время назад у меня появилось смутное, почти неощутимое подозрение. Оно постепенно росло, и тот факт, что старина Эд оказался аборигеном, четко укладывался в одну интересную теорию, которая стала постепенно у меня вырисовываться.

Строго говоря, теория была безумная, и поначалу я от нее просто отмахнулся. Но сейчас….

И все-таки я решил повременить. У меня было в запасе почти три часа, и, для того чтобы проверить кое-какие выводы, этого времени должно было хватить.

– Так почему ты не пытаешься обратиться в стражам порядка? – снова спросил Мараск. – Может быть, гораздо проще объявить чрезвычайное положение, чем шарить впотьмах?

– Нет времени, – объяснил я. – Готов поставить все свои деньги против старинной медной монеты, что убийца попытается смыться раньше, чем на планете появятся стражи порядка и объявят чрезвычайное положение. По крайней мере, у меня есть одна теория, и за оставшееся время я собираюсь ее проверить.

– А если результаты проверки будут отрицательными? – спросил Мараск.

– В этом случае мне ничего не останется как только надеяться на удачу. Может быть, убийца не считает меня самым опасным из противников.

– Или, может, как раз через несколько часов на него обрушится потолок дома, в котором он прячется, – с иронией сказал Мараск.

– Может быть, может быть, – пробормотал я. – Но все-таки было бы лучше, окажись моя теория верной.

– В таком случае ты перестанешь болтать и начнешь действовать?

Мараск был прав.

Я кое о чем догадывался. Так кто мне мешает попытаться свои догадки проверить?

Я вернул альбом старого Эда на место, закончил обыск спальни центуриона и, конечно, более ничего интересного не нашел. Впрочем, все, что нужно, я уже обнаружил. Теперь у меня есть теория, и, для того чтобы признать ее верной, нужно проверить кое-какие факты.

Прежде чем выйти из спальни, я еще раз окинул ее взглядом и подумал, что старина Эд наверняка был очень незаурядным мыслящим. Для аборигена стать центурионом – совершенно невозможная задача. Уйти от балахонов и копий, приобрести необходимые знания, а потом еще доказать, что данную работу ты сможешь выполнять лучше всех, добиться, чтобы ее дали именно тебе. Для этого надо быть совершенно незаурядной личностью

Я вернулся в приемную и спросил у Мараска:

– Кстати, ты не скажешь, как на этой планете хоронят аборигенов?

– Никак.

– Не хочешь же ты сказать, что аборигены просто оставляют своих соплеменников там, где они умерли?

– Конечно, нет. Согласно верованиям аборигенов они после смерти воссоединяются с природой, возвращаются к главной матери, единой во всех своих девяти проявлениях, беспристрастной в оценках поступков своих детей, руководствующейся не действиями, а побуждениями.

Полная, стало быть противоположность стражам порядка. Они, как известно, оценивают не побуждения, а действия. Вот только, как же быть с заданным мной вопросом?

– Так как все-таки их хоронят? – спросил я.

Краб-кусака несколько раз с небольшими интервалами щелкнул челюстями. Возможно, это означало тяжелый вздох.

– Ну как… Обычно. Приносят к муравейнику бриллиантовых муравьев и оставляют возле него на пару дней. После этого забирают чистые кости и помещают в хранилище предков. Очень простая процедура.

– Стало быть, на кладбище инопланетного района могилу старины Эда искать бесполезно? – уточнил я.

– Совершенно верно. Можно попытаться добыть кости, но аборигенам почти наверняка не понравится, если в хранилище их предков вторгнутся инопланетяне.

Я хмыкнул.