Вилла в Италии - Эдмондсон Элизабет - Страница 61

— Я вышла за него, потому что Ричи был богат.

8

Делия и Марджори сидели бок о бок на диване, рассматривая альбом с фотографиями.

— Это я, когда мне было три года, на своем первом трехколесном велосипеде, — пояснила Воэн. — Я помню это так явственно. — Да, это был чудесный день. При взгляде на фото воспоминания нахлынули волной. Велик был красный, хотя отец сказал, что черный практичнее. — Это все няня. Она была мне поддержкой и утешением. Больше матерью, чем родная мать.

— Удивительно: чем богаче люди и выше на общественной лестнице, тем меньше времени они хотят уделять собственным детям. Казалось бы, должно быть наоборот.

Делия пролистала несколько страниц и дошла до фотографий Марджори.

— Вот опять вы с осликом. А вот пони, в шляпе, с торчащими сквозь нее ушами.

— Это Старичок — отец впрягал его в тележку с зеленью. Когда я была маленькой, мы возили овощи на рынок.

— У вас есть еще такие снимки?

Свифт покачала головой:

— Нет. Мало того, даже не помню, чтобы когда-нибудь раньше его видела. Поскольку обоих моих родителей нет в живых, я не могу у них спросить, а когда дом разбомбили, ничего не осталось.

— Вот настоящая загадка: как Беатриче Маласпина раздобыла этот снимок? Хорошо говорить: агентства по сбору газетных вырезок, — но некоторые из этих абсолютно личных фотографий она никак не могла там добыть.

— Может, она задействовала детективное бюро?

— Вы думаете? Полагаю, это могло бы объяснить происхождение некоторых.

— Единственное объяснение, но какие затраты! Такие услуги недешевы.

— Не думаю, что деньги были проблемой для Беатриче Маласпины.

— Нет, конечно. А когда она ставит что-то своей целью — результат не заставляет себя ждать. Твердость и решительность — важная часть ее натуры.

— Как вы хорошо говорите о ней — так, словно она до сих пор жива. Жаль, что ее нет с нами и мы не можем задать ей все эти вопросы.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь, приходится разгадывать головоломку самостоятельно. Мне нравится, как выглядит ваш отец. У него доброе лицо.

Делия наклонила голову, чтобы получше приглядеться.

— Доброе? Я не назвала бы отца добрым.

— Мог бы он пнуть собаку или застрелить кошку?

— О Господи, нет, конечно, никогда в жизни! — рассмеялась Воэн, но потом сделалась серьезной. — Нет, в нашей семье вся жестокость характера досталась моему брату Босуэллу. — Интересно, подумалось ей, от кого он унаследовал эту порочную жилку? От матери? От отца?

— Значит, вы согласны, что ваш отец если и не добр, то и не жесток?

— Марджори, что вам так дался мой отец? Какая разница, добр он или нет? Суровый, аскетичный человек, человек высокой морали. Ненавидит вино и табак и живет, как он сам бы это назвал, добродетельной жизнью. Это все, что можно о нем сказать.

— У него притягательное лицо. Отнюдь не лицо ограниченного человека. Он не выглядит брюзгой.

— Ему это и не требуется. Его собственная жизнь настолько совершенна, что лорд Солтфорд может позволить себе смотреть на всякого, кто не соответствует его высоким жизненным стандартам, свысока, с оттенком печальной беспристрастности.

Свифт быстро перелистывала страницы альбома, выискивая другие снимки Делии.

— Здесь совсем нет фотографий, где ваши родители были бы вместе. Они несчастливы в браке?

Марджори шутит?

— А разве существует такая вещь, как счастливый брак? Моя мать — очаровательная женщина. Она околдовала отца, он женился на ней, а затем, очевидно, наступило крушение иллюзий. Оба идеально учтивы и обходительны друг с другом на людях и не общаются в семейном кругу.

— И не ссорятся?

— Нет, насколько мне известно. Ссорились, когда я была маленькой. Не очень долго. Если они не разговаривают, то как могут ссориться?

— Их взаимное отчуждение имеет какое-то отношение к смерти вашего брата?

Певица вспомнила, как впервые приехала домой на каникулы после известия о гибели Босуэлла.

— Отец отнесся к гибели брата безразлично, что довольно странно, если хотите знать. Моя мать скорбела, хотя это была молчаливая скорбь, без рыданий. Она проявила себя англичанкой до мозга костей. Отец же вообще не сказал ни слова — казалось, его это не интересует. Позже пришло письмо от боевого командира брата, где говорилось, что он был превосходным офицером, погиб доблестно и о нем скорбят как о товарище и как о замечательном солдате. Папа тогда обронил по этому поводу, тихонько, чтобы мать не слышала: «Какую чушь городят эти люди!»

— Должно быть, вашей матери было тяжело, что ваш отец так презирает единственного сына. Почему они не разведутся, раз брак настолько не удался?

— Вы очень настойчивы. Не будем об этом. — На какой-то момент Делия испытала искушение закрыть альбом, встать, потянуться, сказать, что с нее довольно скучных старых фотографий и что она намерена пойти поплавать. Но не сделала этого. Было что-то непреодолимое в Марджори и ее нескромных расспросах. — Мой отец убежденный противник развода. По его мнению, клятвы, которые люди дают в церкви, обязывают ко многому. Их брак оказался скорее плохим, чем хорошим, но, думаю, он считает, что это одно из испытаний, которое посылает ему Бог.

— Ваша мать могла бы сама его оставить. Могла бы получить развод.

— В семье матери не принято разводиться. Никто из них никогда, на протяжении многих поколений, не разводился. Никакие братья или сестры, ни дальние родственники — никто не считал возможным замарать себя участием в бракоразводном процессе. У них так не принято.

— Как романтично для нашего времени! — подивилась писательница. — То есть они такие спокойные, невозмутимые английские сквайры? Или же просто берут себе любовников, как те дворяне в эпоху Регентства, которые только и делали, что прыгали из постели в постель?

— Я понятия не имею, что делала и чего не делала моя мать, — отчеканила Делия ледяным тоном. — Право, это не мое дело и, уж конечно, не ваше.

— Ну, вот пошли таблички «Держись подальше», — с полнейшим добродушием отозвалась Марджори.

— Мой отец влюбился в красивую женщину, — сухо произнесла Воэн. — Это не такой уж редкий случай, не так ли? Я не думаю, что Люциус влюблен в Эльфриду — не могу такого себе представить. Тем не менее он собирается на ней жениться, и, осмелюсь сказать, вполне возможно, что они притрутся друг к другу, как это часто бывает. Не в этом ли и состоит, в конечном счете, семейная жизнь?

— Мне трудно судить.

— Вы не жалеете, что никогда не были замужем?

— Это абсолютно не про меня. Кто этот мужчина рядом с вами? Вот здесь вы действительно выглядите счастливой.

— Я была влюблена, — отозвалась певица, едва взглянув на фотографию. Как попал к Беатриче Маласпине этот снимок? Тео тогда передал фотоаппарат прохожему, который их и щелкнул: возлюбленный обнимает ее за плечи, а она смеясь смотрит на него, сияя счастьем. Делия сделала три таких карточки: одну для себя, одну для него и одну на всякий случай, — потому что не могла вынести мысли о том, чтобы хоть одно его изображение пропало.

— Я порвала свой экземпляр. Это Тео. Да-да, тот человек, который женился на моей сестре, можете не спрашивать. Он был моим любовником, а я безумно его любила.

Глаза Марджори блеснули.

— Так почему же он женился на вашей сестре, а не на вас?

Уж эта писательница, со своими «почему»!

— Потому что она околдовала его, точь-в-точь как моя мать — отца. У Фелисити есть эта способность: поманит — и мужчины идут.

— Цирцея, — понимающе кивнула Свифт. — Значит, он не был влюблен в вас так сильно, как вы в него?

— Конечно, был!

— Примечательный человек, должно быть, раз мог так сильно любить двух женщин одновременно.

— Он и не любил Фелисити. Говорю вам, сестра колдунья, обольстила его. Она красива и обворожительна. Даже сногсшибательна. Все произошло молниеносно, раз — и готово. В один прекрасный день Тео просыпается и обнаруживает, что женат на ней.