Вилла в Италии - Эдмондсон Элизабет - Страница 23

Свифт поднялась по ступенькам и наверху обнаружила покрытую выбоинами мраморную балюстраду, с которой открывался вид на пустой резервуар внизу. Когда-то здесь, очевидно, было изобилие воды. Откуда же она бралась, чтобы поддерживать работу этих фонтанов, да еще того, что перед домом, в форме трилистника, с заросшими плющом центральными фигурами?

Писательница обернулась и посмотрела вверх, на склон горы. Она увидела грубую кладку, что-то вроде грота, с двумя склонившимися по обеим сторонам фигурами, которые возвышались над другим бассейном, пониже грота. Очевидно, весь комплекс представлял собой водопад, где вода текла по каменной поверхности и с плеском низвергалась в бассейн, а затем попадала в нижний фонтан. Изогнутые лестницы, по одной с каждой стороны стены, привели сочинительницу еще выше, и там обнаружился резной орнаментальный каменный желоб, спускающийся с горы длинными уступами. Марджори провела рукой по массивным изгибам и закруглениям и постаралась представить, как все это выглядело с водой, изливающейся в нижние фонтаны.

Кто устроил этот каскад? Искусные мастеровые — да, но кто заказал им работу? Кто-то богатый, создававший этот сад, полный водяных чудес, чтобы поразить друзей. Кардинал, приезжавший сюда на лето, привозя с собой интригу?.. Воображению предстали женщины в платьях с длинным шлейфом, смеющиеся, двигающиеся с легкостью и грацией; мужчины в разноцветных трико… Потом — более темные силуэты… мрачные фигуры, прячущие при себе яд или стилет, изготовившиеся к скорой и незаметной расправе… Шелест одеяний смешивался с чьим-то шепотом — вся страсть и развращенность Ренессанса.

Свифт резко очнулась. Возвращение к реальности было болезненным — словно ее окатили ушатом холодной воды. Вокруг опять оказался осыпающийся почерневший камень, безжизненные фонтаны, атмосфера запустения и грустное осознание, что те яркие времена ушли безвозвратно.

Марджори испытала искушение приберечь открытые красоты для себя, но это означало бы уподобиться эгоистичной Джессике, а кроме того, ей хотелось, чтобы и другие разделили с ней это удовольствие.

7

После ленча Делия почувствовала беспокойство и захотела побыть одна. Компаньонов она оставила на террасе: Джессика с головой ушла в кипу журналов «Вог» двадцатилетней давности, которые обнаружила в своей комнате; Джордж и Марджори вяло дискутировали по поводу латинскою названия какого-то совершенно неинтересного кустарника с мелкими белыми цветам и, растущего у балюстрады.

Сама не зная, что делает и куда идет, Воэн брела к неухоженному травянистому откосу с одной стороны дома, который переходил в заросшую дикую местность. При ее жажде уединения заросшие тропинки и сень деревьев подходили как нельзя лучше. Марджори рассказала им за ленчем об обнаруженных ею статуях и фонтанах, но у Делии не было желания на них смотреть. Что толку любоваться на фонтан, если в нем не шумит вода?

Но теперь угрюмый сумрак под деревьями начал действовать на нее угнетающе. Весь день она чувствовала меланхолию. Солнце, синее небо и море на какое-то время взбодрили ее, но, по сути, ничего не изменилось: проблемы, которые мучили ее в Англии, перебрались сюда вместе с ней. По опыту, единственным способом отвлечься от страхов и жизненных невзгод была для нее работа. Музыка всегда проливала целительный бальзам на душу, но сейчас Делия не могла петь, музыку послушать негде, а рояль оставался безнадежно расстроен, как и она сама.

«Возьми себя в руки, — сказала Воэн себе. — Кашель пройдет, ты снова сможешь находить радость в пении и в пении забывать ноющую боль о Тео». Она решила, что переедет по возвращении, подыщет себе другую квартиру, выбросит старую одежду, выпихнет себя опять в водоворот жизни.

Легко мечтать, когда находишься здесь, в Италии, в этих ничейных владениях. А стоит вернуться в старый добрый Лондон — и все пойдет по-старому, порыв к преображению угаснет. Говорят, существуют только две вещи, которые могут радикально тебя изменить, — нервный срыв и влюбленность.

Ну, нервного срыва ей не надо, благодарим покорно. Одна невротичка в лице матери в семье уже есть — вполне достаточно, а кроме того, как возликовал бы отец, если бы оказалось, что та жизнь, которую Делия себе выбрала, оказалась ей не по плечу. А что до влюбленности, то это она уже испробовала, и принесла ей эта любовь несколько недель быстротечной радости, а потом — месяцы, даже годы страданий.

Воэн знала, что в ней раньше была внутренняя сила и стойкость, почему же они ее покинули?

Болезнь и истощение после болезни — вот и вся причина. Нужно как можно лучше использовать здешнее тепло и сухой воздух, чтобы восстановить силы и вернуться готовой к бою. Мысли перенеслись к летнему музыкальному сезону; ей придется усердно потрудиться, чтобы подготовиться к Плайндборнскому оперному фестивалю, не говоря уже о Зальцбургском.

Если только Роджер не вычеркнет ее из числа своих подопечных, не отдаст ее роли какой-нибудь другой перспективной исполнительнице. Способен ли импресарио на такое?

Конечно, нет — не поговорив с ней предварительно! А она лишила его такой возможности, сбежав в Италию и не оставив адреса, куда отсылать корреспонденцию. Пожалуй, лучше будет все-таки ему написать — сообщить, что поехала поправить здоровье, окончательно избавиться от кашля. Напишет, что прилежно работает, что, возможно, съездит к Андреосси в Милан, чтобы взять несколько уроков дыхательных упражнений. Это успокоит агента на время ее отсутствия.

Певица шла дальше, не замечая ничего вокруг, пока вдруг с изумлением не наткнулась на Марджори, сидящую на маленьком, свободном от растительности месте, окруженном густыми деревьями.

— Взгляните. Это храм. — Свифт поднялась с того места, где сидела, и это оказались низкие ступени, окружающие цоколь круглого строения и ведущие к трем простым обветшалым колоннам, которые поддерживали купол. — Храм любви.

Черт бы побрал эту женщину! Надо было ей здесь оказаться, когда Делии хотелось побыть одной!

— Почему именно любви? Не слишком ли фантастическая версия?

— Загляните под купол, — с обидой возразила Марджори. — Краска потускнела, но можно разглядеть Венеру и Марса. Если на храме изображена Венера — значит, он посвящен ей. Стало быть, храм любви.

— Почему же не храм войны, коль скоро там Марс?

— Я всегда предпочту любовь войне, а вы нет? А Марс, конечно, был законченный безумец; кому пришло бы в голову возводить в этом саду храм в его честь? Ладно, поскольку вас тяготит мое общество, я удаляюсь.

Марс. Законченный безумец Марс. Брат Делии Босуэлл, вероятно, родился под знаком Марса. Покраснеть от ярости… Красный — цвет войны… Красный — цвет крови. Она вспомнила, как Босуэлл в 1939 году был воодушевлен перспективой близкой войны.

— Испания была только разминкой, а это — то, что надо. Теперь мы повеселимся!

«Повеселимся!» Лишь человек с извращенным умом и больной душой — если таковая у Босуэлла вообще имелась — мог так жаждать войны. А когда война началась и он облачился в офицерскую форму, то оказался в своей стихии.

— Люблю убивать, — бросил как-то он.

Еще одно яркое воспоминание пришло на ум. Воскресный ленч. Ее, еще маленькую, отпустили вниз из детской поесть за одним столом со старшими. Она с недетской серьезностью смотрит на сидящую по другую сторону блестящего стола мать, молчаливую и погруженную в себя.

— Почему брата зовут Босуэлл? Странное имя.

Как ни была она мала, но почувствовала внезапно нависшую в комнате напряженность. Наконец, довольно неестественным, выспренным тоном, мать ответила:

— Это моя девичья фамилия, Делия. Поскольку это также и мужское имя, я… мы… решили дать его твоему брату. А теперь ешь свои овощи, и я не хочу больше слышать от тебя ни одного слова.

Еще одна сцена, в конце летних каникул. Няня сидит, удобно устроившись перед камином, — штопая что-то.

— Босуэлл скоро уезжает обратно в школу. Ты будешь по нему скучать?