Приют изгоев - Кублицкая Инна - Страница 7

На пороге стоял еще один человек, выглядевший не менее экзотичнее первого, хотя совсем по-другому. Это был самый настоящий мужик – здоровенный, наголо выбритый, зато с огромными волосатыми ручищами, по локоть выглядывающими из широких рукавов белой, просто-таки белоснежной рубахи до колен. И рубаха эта была из чистого шелка! Вторая такая же рубаха маячила у него за спиной.

Чудеса продолжались. В Империи сверхпрочный морской шелк ценился куда больше обыкновенного и стоил намного дороже золота.

– Подвинься-ка, Волантис, – раздалось оттуда, и в пещеру вошел второй мужик, почти точная копия первого.

Все трое уставились на сидящего голым задом на и вправду повлажневшей под ним траве Батен. «Слава Небесам, хоть не обгадился», – мелькнуло в голове, и Батен, неловко поднявшись, шагнул в сторону, на сухое.,

Все молчали. Батену было неприятно стоять голым перед тремя хоть и странно, но все же одетыми мужчинами, и не зная, что предпринять, он неуверенно улыбнулся и произнес:

– Добрый день.

Тот кого назвали Мергусом, снова мрачно усмехнулся, Волантис засмеялся и поправил: «Тогда уж вечер», а безымянный его напарник – или кем он там был – сказал:

– Для тебя, парень, день и вправду выдался добрый. Если бы мы как раз не собрались поменять мешки, захлебнулся бы ты в солдатском дерьме. Как это тебя угораздило в очко провалиться? Это ж хорошо постараться надо! И вроде и не пьян ты. Никак помог кто?

– Помог, – ответил Батен, помрачнев.

– Ну что ты к нему пристал, Грус, – вступился Волантис. – Вот и чай уже закипает, разливай давай. А ты, парень, не стой голышом, тут не баня. Простынешь еще, – обратился он к Батену. – Твое уж, поди, просохло. Сейчас принесу. А ты поостерегись пока что выходить, с непривычки еверзнешься еще. Тогда зачем тебя было из мешка вылавливать и говно из тебя выкачивать?

– А и так незачем было, – пробурчал словно бы про себя Мергус.

Но Батен услышал.

Одежда оказалась чуть сыроватой, но Батен все равно по чувствовал себя в ней более спокойно. За чаем, как назвали то странное пойло, состоящее из незнакомых Батену трав, которым его напоили спасители, они рассказали ему, как все произошло.

Оказалось, что Волантис и Грус были не кем иным, как простыми золотарями, собирающими вываливающееся из солдатского клозета дерьмо для удобрения им находящегося несколькими сотнями ярдов ниже поселка поморников – или таласар, как они сами себя называли. «Хоть какая-то от вас польза, кроме вреда», – беззлобно прокомментировал Волантис. Так вот, только они прибыли сегодня, чтобы поменять полный мешок дерьма на новый, как прямо на их глазах вместо очередной порции ожидаемого по желобу скатился живой человек. Что он именно живой, а не покойник, как порой бывало уже, они поняли по тому, как скользивший по дерьмяному желобу махал руками, тщетно пытаясь хоть за что-то уцепиться, и по произносимым им словам; ничего подобного Батен не мог припомнить. Когда неожиданный подарок сверху скрылся в горловине мешка, среди золотарей возникла короткая дискуссия: спасать сверзнувшегося сверху производителя удобрений – живой все-таки (пока) человек – или пусть будет, как будет: дерьмо к дерьму. В результате возобладала первая точка зрения, и уже переставшего барахтаться Батена выволокли из накопителя, провели с ним все причитающиеся процедуры, а когда он более или менее задышал, оттащили сюда, в служащую для отдыха и еды пещерку, предварительно, само собой, раздев и отмыв в небольшом проточном прудике неподалеку, чтобы не портить аппетит себе и Мергусу, который тоже остановился здесь на ночлег.

Выслушав эту не очень приятную для себя историю, которую, перебивая и дополняя друг дружку живописными подробностями, рассказали его спасители золотари, Батен смущенно их поблагодарил.

– Да не за что, – повел здоровенными плечами Грус и честно признался: – Вон Волантиса благодари. Я-то ведь против был, чтобы тебя вытаскивать. Ну, не то чтобы против, но… – Он махнул рукой и замолчал, а Волантис произнес усмешливо:

– Не обращай на него внимания, парень. Видел бы ты, как он тебя откачивал, когда из тебя дерьмо фонтаном било. А вообще-то, – перевел он тему, – за что тебя свои-то так?

Батен молча пожал плечами. Как им объяснишь, за что? Конечно, люди они в общем-то добрые, раз не оставили его тонуть в дерьме, но вряд ли смогут понять, почему краевики невзлюбили его. «Бла-ародный», – вспомнилось ему.

– Да какие они мне свои, – проговорил он с неожиданной горечью, глядя на мерцающий огонь лампы-жаровни.

– Вот как? – произнес Волантис. – То-то я и смотрю, на краевика ты не очень-то похож. Они все волосатые, что та росомаха, а ты вон только-только бороденкой обрастаешь, хоть и на молоденького никак не тянешь.

Батен невольно провел рукой по действительно едва начавшей оформляться бородке и припомнил виденных им краевиков-разъезжих: огромная меховая шапка, бородища по самые глаза и меховая же бурка на плечах. Поистине росомахи.

– Да от него за версту дворянином тащит, – подал голос молчавший все это время Мергус. – Я это сразу понял, когда он еще говном пах.

– Угадали, – невесело улыбнулся Батен. Этот мрачный, затянутый в кожу странный человек – мужиком у Батена его назвать язык не повернулся бы, – не обращающий, казалось, ни на кого внимания, притягивал внимание Батена с того момента, как только появился. Слушая рассказ золотарей, потягивая непривычный чай, Батен все время косился на него, а тот возился со своими тюками, что-то в них перебирал, перекладывал, словно готовился в дальний путь. Так оно, наверное, и было. Но вот, однако, все-то он подмечал и прислушивался ко всему. – Меня зовут Батен Кайтос из Шеата, и я дворянин до девятого колена.

– Вот те раз! – всплеснул руками Волантис. – Ты смотри, Грус, кого нам из дерьма удалось выловить! Аж ведь до девятого колена!

– А как же это ты тогда там оказался? – с интересом спросил Грус, показывая пальцем в потолок. – Ты же из солдатского нужника к нам вывалился. Да и одет ты как простой солдат.

– Если не хуже того, – вновь вставил слово Мергус. Видно, и ему при всем напускном безразличии хотелось бы узнать, откуда берутся выпадающие из солдатских нужников дворяне.

– Я его чистил, – просто ответил Батен.

Он привычно ожидал насмешек или чего-то похожего, но их не последовало, и Батен спокойно рассказал свою историю. Ни к кому конкретно он не обращался, просто смотрел на ровно горящее пламя под жаровней и говорил. А его слушали; краем глаза Батен даже уловил, что Мергус где-то в середине его рассказа тоже прервал – а может, просто закончил – свои сборы и присоединился к золотарям.

Батен привык подшучивать над своим «глубинным дворянством до девятого колена» вообще и над своим «родовым гнездом», Шеатом, в частности. Да, когда-то – если верить семейным легендам – род Кайтосов восходил едва ли не к самим истокам Третьей Империи. Первый Кайтос был простым солдатом в армии самого легендарного Железного Маршала Тотса, будущего родоначальника династии Джанахов, и был удостоен дворянства и удела за особые заслуги. Тут легенды варьировались в довольно широком диапазоне, но судя по тому, что дворянство было мелкопоместным и даже без титула, то либо заслуги сии были не так чтоб велики, либо милость государя не щедра. Он и основал род небогатых, но гордых дворян-воинов Кайтосов из Шеата, участвовавших во всех без исключения кампаниях своего соверена и его наследников1 не столько по долгу вассала, сколько по зову сердца.

Может быть, так оно и было когда-то, но в иные времена. Нынче же от былого мало что осталось.

Прибыли с Шеата только и было, что громкое дворянское имя – все же остальное Кайтосам уже давно приходилось добывать службой Императорам, и зов сердца не имел к тому никакого отношения. Иногда Шеат начинал приносить доход: подновлялся дом – замком его можно было считать только номинально – и оживлялась усадьба. Но длилось это обычно недолго. Потому что подрастало очередное поколение Кайтосов – и мальчиков надо было снаряжать и отправлять в юнкерское училище, а девочки становились невестами – и им требовалось достойное приданое…