Приют изгоев - Кублицкая Инна - Страница 58

– Слушаю, ваше высочество, – ответил тот. Впрочем, несколько более вяло, чем полагалось бы.

– Вы можете снять колет, – добавила Эйли. – Боюсь, у вас будет грязная работа. Наденьте одну из этих курток.

– Слушаю, ваше высочество, – ответил юнкер. При этом он позволил себе зевнуть.

Эйли чуть склонила голову к плечу, неодобрительно глядя на него, но ничего не сказала.

Юноша переоделся и принялся за работу: переворошил, разглядывая, вещи в ящике, взялся за пушку, приподнял, прикидывая вес, и потащил ее на веранду.

Роль фейерверкера была не очень любима юнкерами, и они предоставляли исполнять ее тем из однокашников, кому и так во время учебы доставались лишь тычки да затрещины: мало того, что надо таскать эти дурацкие пушки, так ведь еще и возиться с огнем и – пусть и специальным – порохом, а это дело нешуточное: что-нибудь не то сделаешь или – упаси Создатель! – поранишь Наследника – не сносить тогда головы. Поэтому Эйли, которая, не в пример иным придворным дамам, звука выстрелов не боялась и глаз и ушей во время пальбы не закрывала, из-за чего была приставлена к заряжающему в качестве помощницы, за последнее время познакомилась с самыми нерадивыми и ленивыми питомцами юнкерской школы, расположенной в замке.

– Как ваше имя? – спросила Эйли, когда молодой человек вернулся за второй пушкой.

Тот сделал вид, что встал навытяжку, и ответил:

– Юнкер Аламак Менкар, ваше высочество.

– Вы что, не выспались? – нахмурила брови Эйли, заметив, что Менкар и в таком положении ухитрился зевнуть.

– Я так надеялся отоспаться на гауптвахте, – просто ответил он.

– Сочувствую вам, однако я надеюсь, вы будете внимательны. – Эйли произнесла это надменно, в надежде, что хоть это проймет нерадивого юнкера. Неужели он не понимает ответственности своего поста?

Однако разгильдяй-юнкер смотрел на нее так снисходительно, как взрослые смотрят на маленьких детей; раздражения, впрочем, в его взгляде не было.

– Разумеется, я буду внимателен, ваше высочество.

Эйли от этого взгляда и вправду ощутила себя ребенком, каким и была, в сущности, хотя сама себя давно уже ребенком не считала. Но надо же, какая наглость! Как правило, присылаемые к Наследнику юнкера смотрели на нее иначе – в их глазах она была прежде всего Дочерью Императора.

– Вы краевик, – сказала она обвиняюще.

– Да, ваше высочество. – И, полагая, что и так задержался за разговорами, юнкер Аламак Менкар поднял пушку и вынес на веранду. Эйли взяла коробку с ядрами и вышла вслед.

Наследник – мальчик лет трех с небольшим, одетый в яркий генеральский мундирчик, – стоял на верхушке башни игрушечной крепости и громким звонким голосом приказывал, куда что установить. Две придворные дамы – кормилица и нянюшка – присматривали за ним, а приказы Наследника исполнял полувзвод юнкеров. Они вытаскивали из кладовой деревянные фигурки солдатиков и всадников на колесиках и, повинуясь указаниям, расставляли на веранде. Сегодня играли в нападение западных кочевников на пограничную крепость; поэтому, собственно, и не потребовался второй фейерверкер – у дикарей пушек не бывает.

Приглашение на игру к Наследнику было для юнкеров не то высокой честью, не то неприятной повинностью. С одной стороны – можно посмотреть, как живет Августейшая Фамилия, целый день заниматься пустяками и, если улыбнется судьба, свести знакомство с кем-нибудь из молоденьких фрейлин, которых так много вьется вокруг Императорской семьи. С другой – от начальства лучше держаться подальше, шкура целее будет. Полувзводы сменялись при Наследнике со строгой очередностью, и посылали сюда буквально всех, делая исключение разве что для больных; и вот, извольте – этого самого Аламака Менкара выдернули с гауптвахты ради удовольствия увидеть Наследника.

Было и еще одно небольшое недоступное для Эйли и прочих девиц удовольствие. Юнкера, как и все мальчишки, с неподдельным интересом следили за игрой и с удовольствием расставляли игрушечные полки Наследника. У того была замечательная коллекция солдатиков, численностью превосходящая численность гарнизона небольшого имперского города, изображавших воинов всех времен и армий и всевозможных родов войск, фигурки которых были столь точны и искусны, что не только копировали мундиры и оружие до такой степени, что могли бы служить наглядным пособием для уроков по истории войн, но и выражением лиц и позами представляли собой все оттенки – от стойки «смирно» и любого положения строевого шага до красивой гибели на поле боя.

Эйли не поленилась сходить за порохом, который ввиду взрывоопасности хранили в особом месте, оставила бочонок в углу веранды, взошла в крепость. Аламак Менкар проверял пушки, чистил их, хотя они вообще-то должны были быть чистыми, и готовился заряжать.

Эйли показала:

– Порох там.

Юнкер неспешно пошел туда, где она оставила бочонок, проверил порох и стал совком заполнять мешочки.

Веранда тем временем начала превращаться в готовое к битве поле.

Менкар. работал споро и уверенно, отказавшись от помощи Эйли.

Бой скоро начался; весь его смысл и был в пальбе из пушек. Деревянные ядра причиняли игрушечным всадникам и их врагам мало вреда, больше портя плиты пола. Наследник сам командовал, кого считать убитым, кого раненым, и после каждого залпа юнкера заменяли фигурки атакующих кочевников на раненых и уносили «павших».

После битвы, завершившейся, как всегда, полным разгромом дикарей, командующего армией победителей увели полдничать, и юнкера быстренько собрали солдатиков в кладовку, вкатили обратно крепость, а Менкар остался в кладовке приводить в порядок пушки – их следовало привести в порядок после стрельбы, отчистить от копоти и сложить деревянные ядра, не забыв отдельно отложить расколовшиеся.

Эйли от полдника отказалась и вернулась в кладовку, надеясь застать юнкера еще там. Там он и оказался – спал себе, подложив свернутую куртку под голову. Впрочем, он проснулся, как только услышал, что Эйли чуть сдвинула створку двери, прикрывая ее.

– Что?.. – спросил Менкар, приподнимаясь на локте, но тут же поправился. – Чем могу служить, ваше высочество?

– Я хочу поговорить с вами, – сказала Эйли, взбираясь на крепость и садясь. – Вы можете сесть.

Аламак Менкар присел на крепостную стену и посмотрел на нее с любопытством. От его взгляда Эйли почувствовала себя не совсем ловко.

– Вы краевик, – сказала она, – и, вероятно, посылаете домой письма?

– Бывает, ваше высочество, – едва удивился Менкар.

– Вы можете оказать мне услугу? – спросила Эйли.

– Если это в моих силах, – слегка склонил голову Менкар; добавить «ваше высочество» он забыл.

– Вы можете переслать вместе со своим письмом мое? – Эта мысль пришла ей в голову буквально полчаса назад.

– Да, конечно, – все поняв, сразу ответил Менкар. – Если я буду отправлять письмо не из замка, а из города, из почтовой конторы, его никто не вскроет.

Эйли кивнула. Не то чтобы к ней относились как к пленнице из враждебного государства, но мать в ответных письмах намекала, что письма Эйли приходят в Талас уже кем-то прочитанными. Длинный тонкий волосок, который она вклеивала в конверт, все время оказывался порванным. Краевик же за деньги может сделать очень многое.

– Вы сумеете задержаться здесь еще на час? – спросила Эйли. – Да, конечно. – Менкар повел головой в сторону пушек. – Их еще надо надраить.

– Тогда, пожалуйста, дождитесь меня, – попросила Эйли и, кивнув на прощание, ушла.

Текст письма уже давно сформировался в ее голове, и она, взяв лист бумаги, быстро и делая много сокращений, описала, что сейчас происходит в Империи. Подойдя к туалетному столику, она взяла с гребешка свой длинный волос, по привычке вклеила его в конверт, заклеила и побежала отдавать его Менкару, не забыв прихватить деньги.

Менкар ожидал ее, начищая пушки. Эйли передала ему кошелек и письмо; юнкер взвесил кошелек в руке и сказал деланно:

– Ну, это уже лишнее, ваше высочество.

Эйли отмахнулась: