Госпожа генеральша - Бестужева-Лада Светлана Игоревна - Страница 4

4

Глава втораяНе было бы счастья…

Поток ее невеселых мыслей прервало появление группы людей в белых халатах. Надо полагать, обещанный утренний обход. Ну, что ж, теперь хоть что-то прояснится.

— Как самочувствие? — спросил мужчина, который явно был главным в этой группе. — Что беспокоит?

— Пить очень хочется, — прошептала Анна.

— Естественно. Сейчас я вас посмотрю, если все в порядке, дадим попить, пора уже. Боли не беспокоят?

Анна покачала головой.

— Ну и славно. Теперь — только покой, лекарства и все будет прекрасно.

— А что со мной было?

— Опухоль, уважаемая…

Врач заглянул в медицинскую карту, услужливо протянутую ему кем-то из свиты, и продолжил:

—…уважаемая Анна Васильевна. С моей точки зрения, абсолютно доброкачественная, но результатов гистологии все равно придется подождать. Запустили вы себя совсем, раньше можно было бы лечением обойтись. А вы дотянули до операции.

— И что теперь?

— Ничего страшного. Правда, пришлось практически все удалить, но ведь вы рожать больше не собираетесь? Сын у вас уже есть, почти взрослый. Зато недомоганий периодических не будет, уже плюс.

— То есть я уже не женщина? — с ужасом спросила Анна.

Профессор укоризненно покачал головой и присел на краешек постели:

— Удивительный все-таки народ — прекрасный пол, — назидательно сказал он. — Если раз в месяц не… болеете, значит, не женщина? Смешно, ей-богу. Вы еще молодая, к тому же красивая женщина, запомните это, пожалуйста. Только вот супругу вашему совершенно не обязательно знать о некоторых… изменениях в вашем организме. Он может воспринять это… неадекватно.

— А что же я ему скажу? Кстати, он знает, что я в больнице?

— Знает, конечно. «Скорую»-то сын вызвал, он же и отцу позвонил… на работу. Вот переведут вас в обычную палату, повидаетесь с ними. А сказать можете… ну, скажем, про внематочную беременность.

— Исключено, — покачала головой Анна. — Беременность исключается в принципе.

— Вот как? Ну, тогда скажите, что вам удалили полипы, в подробности не вдавайтесь. Все наладится, Анна Васильевна, не грустите. Еще радоваться будете, что все так обошлось, помяните мое слово.

Медики отошли к другой койке, а Анна прикрыла глаза и попыталась осмыслить услышанное. Значит, ей стало плохо дома, а вовсе не по дороге с работы. Да, она же сидела в кухне пила чай и думала… О чем она думала?

Господи, да о разговоре с сыном, конечно! Неприятный этот разговор вдруг с предельной точностью ожил в памяти, вызвав сильное сердцебиение. Это был фактически разговор с чужим человеком, который не понимал ее и не хотел понимать. Как же так? Ведь она растила и воспитывала его совсем по другим принципам, по своим, и вот — такое. Где же она не досмотрела?

И как теперь быть с мужем? Профессору легко советовать, ничего не говорить или напустить туману. Во-первых, она не умеет врать, во-вторых, Евгений тут же поймет, что она говорит неправду. В-третьих, у него, практически здорового человека, какое-то патологическое отвращение ко всякого рода недомоганиям, и даже обычный грипп приводит его в состояние крайнего раздражения. С его точки зрения больной — значит, неполноценный. А она ведь действительно стала неполноценной…

Стоп. Это имеет какое-нибудь значение? Когда муж последний раз смотрел на нее любящими глазами? Когда замечал, хорошо или плохо она выглядит, во что одета? Для него она уже давно бесплатная домработница, а не жена. За последние годы случаи близости между ними можно было пересчитать по пальцам. Можно просто отмахнуться от вопросов, сказать, что это — скучные женские дела. Вряд ли он будет допытываться подробностей. Если первое его посещение пройдет нормально, то дальше все будет по-прежнему. Только вот с Шуриком нужно будет заниматься больше…

К вечеру ее действительно перевели в общую палату, и только тут Анна поняла, что попала все-таки в родную академическую больницу, а не в районную. Палата была светлая, четырехместная, с умывальником и зеркалом над ним, в холле стояли мягкие кресла и цветной телевизор. Правда, мебель знавала лучшие времена, да и все помещение требовало хотя бы капитального ремонта, но это уже были такие мелочи, на которые не стоило обращать внимания.

Палата подобралась на редкость удачная, в плане уживаемости. Две молодые девицы-аспирантки отлеживались после «плановой чистки», точнее, весь день пропадали в соседнем урологическом отделении, где резались в преферанс. Третья пациентка была ровесницей Анны, ухоженной и уверенной в себе женщиной, супругой директора одного из академических издательств. Представилась она Инной и тут же повернула дело так, что Анна оказалась как бы под ее опекой и покровительством.

Анне было все равно. Она вполуха слушала бесконечные истории Инны о поездках с мужем на модные заграничные курорты, о хлопотах с машиной и ремонтом в квартире, об интригах коллег… Детей у Инны не было, как не было и желания ими обзавестись, поэтому перенесенную операцию, точь-в-точь такую же как у Анны, она рассматривала как гигиеническую процедуру.

— Слава Богу, убрали лишнее. Аппендицит-то мне еще в школе вырезали.

— Но это же не аппендицит, — робко пробормотала Анна.

— Это хуже! — безапелляционно заявила Инна. — Сколько времени я потратила на всякие дурацкие курорты, точнее, на процедуры, на лекарства, на хождение по врачам. Про деньги молчу, на потраченные можно было две машины купить. И все равно то и дело что-то болело. Теперь — свобода! Никаких критических дней, никаких головокружений, тампонов и прочей ерунды. И свидания переносить не придется…

— Свидания? — удивилась Анна.

— Ну да, с любовниками. Что ты на меня смотришь круглыми глазами? Муж — это муж, я его люблю, если хочешь знать. А любовники — это для самоуважения, для здоровья. Для поддержания тонуса. Гормональная терапия. Теперь мне это тем более будет нужно, естественный-то процесс уже не пойдет.

Анна даже не знала, как на это реагировать. Супруга Инны она видела каждый вечер: он приезжал навещать жену с букетами цветов, роскошными коробками конфет, фруктами. Еще не старый, но совершенно седой мужчина, импозантный, подтянутый, исключительно вежливый. Жену явно обожал, достаточно было видеть, какими глазами он на нее смотрел. Какие тут еще могут быть любовники?

— Осуждаешь? — спросила как-то Инна, когда, проводив супруга, вернулась в палату. — Понятное дело. Эдик, конечно, мужик экстра-класса, но рядом с ним от тоски мухи дохнут. И в постели, прямо скажем, так себе…

— Я не осуждаю, — вздохнула Анна. — Я просто не понимаю…

И неожиданно для самой себя рассказала Инне историю своего брака и про свою семью. Та слушала, не перебивая, только порой иронически кривила губы. Наконец, Анна выговорилась и замолчала.

— Все ясно, — сказала Инна. — Типичный совок, даже скучно. Разбаловала ты своих мужиков, Анка, вот что плохо. Сынуля твой обожаемый сюда носа не кажет — это понятно, парню в такое отделение соваться неловко. Но благоверный-то твой сколько раз был. Один? Или два?

— Ты же знаешь, что один, — тихо сказала Анна. — Видела его.

— Ну, могла что-то пропустить. Значит, один. И чем же он так занят, что не может любимую супругу после тяжелой операции навестить?

— Я сказала, что операция ерундовая, просто полипы удалили…

— Да? Интересненько. Это почему?

— Мне так профессор посоветовал. Сказал, что мужики иногда неадекватно реагируют.

— Ну, не знаю. Мой-то счастлив до потери пульса, что одной проблемой в голове меньше стало. Детей он не любит и никогда не любил, а я аборты терпеть не могу. Особенно если не от законного супруга залетаешь. Такая канитель… Ну, ладно, это к делу не относится. Так чем твой муженек занят?