Патруль времени (сборник) - Андерсон Пол Уильям - Страница 64

— Что она рассказала? — спросил ван Саравак.

— Очень многое, — ответил Эверард (весь рассказ занял больше часа). — Но главное вот что: она прекрасно знает историю тех времен, но ни разу не упомянула о Сципионах.

— О ком, о ком?

— При Тицине римским войском командовал Публий Корнелий Сципион. Правда, там он был разбит — то есть в нашем мире. Но потом он догадался повернуть на запад и уничтожил базу Карфагена в Испании. В результате Ганнибал оказался отрезанным в Италии, а то незначительное подкрепление, которое смогли послать ему из Иберии, было полностью уничтожено. Войска возглавлял сын Сципиона, звали его так же, как и отца; именно он, Сципион Африканский Старший, наголову разбил Ганнибала при Заме. Отец и сын были лучшими полководцами за всю историю Рима. Но Дейрдре никогда о них не слышала.

— Так… — Ван Саравак снова застыл, глядя на восток; там, за океаном, галлы, кимвры и парфяне раздирали на части рухнувшую античную цивилизацию. — Что же случилось с ними на этой временной линии?

— Моя фотографическая память подсказывает мне, что оба Сципиона участвовали в битве при Тицине и едва там не погибли. При отступлении (которое, на мой взгляд, больше походило на паническое бегство) сын спас жизнь отцу. Десять против одного, что в этой истории Сципионы не спаслись.

— Кто-то должен был их прикончить, — сказал ван Саравак. Его голос окреп. — Какой-нибудь темпоральный путешественник. Наверняка так оно и было.

— Что ж, вполне вероятно. Посмотрим. — Эверард отвел взгляд от безмятежного лица Дейрдре. — Посмотрим.

На курорте в плейстоцене — через полчаса после их отбытия в Нью-Йорк

— Эверард и ван Саравак оставили девушку на попечение добродушной экономки, говорившей по-гречески, и созвали своих коллег. Затем сквозь пространство-время запрыгали почтовые капсулы.

Все управления до 218 года (ближайшим было александрийское, располагавшееся в двадцатилетии 250-230 гг.) — всего около двухсот агентов Патруля — по-прежнему оставались «на месте». С последующими управлениями связь пропала, а несколько коротких вылазок в будущее подтвердили самое худшее. Встревоженные патрульные организовали совещание в Академии — в олигоценовом периоде. В служебной иерархии Патруля агенты-оперативники стояли выше сотрудников резидентур, а между собой по званиям не различались. Однако, благодаря своему опыту, Эверард как-то само собой оказался председателем комитета старших офицеров Патруля.

Каторжный труд! Эти мужчины и женщины легко переносились из одного тысячелетия в другое, владели оружием богов. Но при этом они оставались людьми — со всеми недостатками, присущими человеческому роду.

Нарушение хода истории должно быть устранено — с этим согласились все. Но патрульных тревожила судьба их коллег, которые, ни о чем не подозревая, отправились в будущее (как это произошло с самим Эверардом). Если они не возвратятся до того, как история будет исправлена, то исчезнут навсегда.

Эверард организовал несколько спасательных экспедиций, не слишком, впрочем, надеясь на успех. Он в категорической форме предупредил спасателей: в их распоряжении сутки локального времени, и ни секундой больше.

У специалиста из эпохи Научного Возрождения нашлись возражения. Разумеется, в первую очередь уцелевшие обязаны восстановить «первоначальную» мировую линию. Но есть и долг перед наукой. Им представилась уникальная возможность, и они просто обязаны изучить внезапно открывшийся вариант развития человечества. Необходимо детальное антропологическое обследование (всего-то несколько лет!), и только потом…

Эверард с трудом заставил его замолчать. Патрульных было слишком мало, чтобы так рисковать.

Исследовательские группы должны были определить точный момент и характер вмешательства в историю. Горячие дискуссии шли непрерывно. В какой-то момент, выглянув в окно, за которым стояла доисторическая ночь, Эверард позавидовал саблезубым тиграм: им жилось куда легче, чем их обезьяноподобным преемникам.

Когда все намеченные экспедиции были наконец отправлены, он откупорил бутылку спиртного и осушил ее вместе с ван Сараваком.

На следующий день оргкомитет заслушал рапорты спасателей, посетивших различные века в будущем. Десяток патрульных удалось вызволить из более или менее неприятных ситуаций, другим уже, по-видимому, ничем нельзя было помочь (пропало человек двадцать). Информация, добытая разведгруппой, оказалась куда существеннее. Выяснилось, что в Альпах к Ганнибалу присоединились два гельвета-наемника, которые втерлись затем к нему в доверие. После войны они заняли в Карфагене высокие посты. Фронтос и Химилко (так они назвались) фактически прибрали к рукам правительство, организовали убийство Ганнибала и жили с поражающей воображение роскошью. Один из патрульных видел их дворцы и их самих.

— Масса удобств, до которых в античные времена еще не додумались. На мой взгляд они смахивают на нелдориан из 205-го тысячелетия.

Эверард кивнул. Эта эпоха безудержного бандитизма уже доставила Патрулю немало хлопот.

— Думаю, теперь все ясно, — сказал он. — Были они с Ганнибалом до Тицина или нет, значения не имеет. Все равно, захватить их в Альпах дьявольски трудно: можно устроить такой переполох, из-за которого будущее изменится ничуть не меньше. Важно, что скорее всего именно они ликвидировали Сципионов: вот здесь нам и следует вмешаться.

Англичанин из девятнадцатого века, знающий свое дело специалист, но большой педант, развернул карту и принялся читать лекцию о сражении, за которым следил с воздуха (из-за низкой облачности ему пришлось воспользоваться инфракрасным телескопом).

— …А здесь стояли римляне…

— Знаю, — прервал его Эверард. — Тонкая красная линия. Судьба сражения была решена, когда они обратились в бегство, но последовавшая за этим неразбериха нам, безусловно, на руку. Ладно, придется незаметно окружить поле битвы, но, по-моему, непосредственно участвовать в бою могут лишь два агента. Эти приятели наверняка ожидают противодействия и будут настороже. Александрийское управление снабдит меня и Питера соответствующими костюмами.

— Послушайте, — воскликнул англичанин, — я полагал, эта честь будет предоставлена мне!

— Нет. Простите. — Эверард улыбнулся одними уголками губ. — Какая там честь? Рисковать жизнью, чтобы уничтожить целый мир вроде нашего — со всеми его обитателями?

— Но, черт побери…

Эверард поднялся.

— Отправиться должен я, — отрезал он. — Не могу объяснить почему, но я.

Ван Саравак согласно кивнул.

Они оставили роллер в небольшой рощице и пошли через поле.

За горизонтом и высоко в небе находилось около сотни вооруженных патрульных, но здесь, среди копий и стрел, это было слабым утешением. Холодный свистящий ветер гнал низкие тучи, накрапывал дождь. В солнечной Италии стояла поздняя осень.

Изнывая от тяжести доспехов, Эверард торопливо шагал по скользкой от крови грязи. На нем были панцирь, шлем и поножи, в левой руке — римский щит, с пояса свисал меч. Но в правой руке он сжимал парализующий пистолет. Ван Саравак в таком же снаряжении шел вразвалку позади него, поблескивая глазами из-под колыхавшегося командирского плюмажа.

Впереди ревели трубы, грохотали барабаны, но их заглушали вопли людей, топот и ржание лошадей, потерявших всадников, свист стрел. В седлах оставались лишь разведчики да несколько начальников (обычное дело для эпох, когда еще не изобрели стремян: после первой же атаки почти вся конница превращалась в пехоту). Карфагеняне наступали, врубаясь в прогибавшиеся под их напором римские линии. Кое-где сражение переходило в отдельные рукопашные схватки: воины с проклятиями рубили друг друга.

А тут битва уже прошла. Вокруг Эверарда лежали мертвые. Он спешил за римским войском, туда, где вдалеке блестели орлы. За шлемами и грудами трупов он разглядел победно развевавшееся багровое знамя. На фоне серого неба в той же стороне замаячили исполинские силуэты: поднимая хоботы и трубя, в бой двинулись слоны.