Мадам придет сегодня позже - Кубелка Сюзан - Страница 2

— Ничего не понимаю. Я сама работаю вместе с мужем. Больше никто!

Мадам Адар шумно посопела большим носом.

— Нет! Нет! Нет! Это не вы. Я вижу кого-то другого. Та женщина выше и… крупнее. Я вижу ее в загородном доме. Она выглядит… как это называется? Как валькирия! Вы знаете кого-нибудь похожего?

— К сожалению, нет.

— Подумайте! Может, дома вспомните… И… эта женщина недобрая к вам, мадам. Лучше всего оборвать с ней контакты! Мужчина тоже ни на что не годится. Я вижу мужчину с бородой. Он носит большую коричневую шляпу. Это ненастоящие друзья! Вы знаете, кого я имею в виду, мадам?

— К сожалению, нет.

Мадам Адар вздохнула.

— Ваш сын на следующей неделе поправится, — сказала она потом. — Ему не нужно в больницу. У него всего лишь воспалено горло, больше ничего!

— Действительно! А как зовут моего сына? Вы можете это отгадать?

— Минутку. Странное имя. Начинается на Г. Как название фирмы. Гермес! Его зовут Гермес? Может так быть?

— Я вас разочарую, — ответила я, — но у меня нет детей. Скажите мне лучше, как зовут эту… эту валькирию? Вы знаете ее имя?

Мадам Адар долго размышляла.

— О, — сказала она наконец, — оно начинается на «О». Одетта. Вы знаете какую-нибудь Одетту? Нет? Там есть еще «А». Амур. Да, точно. Среди ваших знакомых есть хоть одна с таким именем?

— Ни одной! — Я поднялась. — К сожалению, я должна идти.

Мадам Адар осталась невозмутимой.

— Надеюсь, я вам все же помогла. — Она протянула мне фотографию Фаусто. — Если захотите узнать побольше, приходите снова!

Никогда в жизни!

Ни за что не пойду больше к этой корове! Выбросить тысячу франков на ветер за кучку дерьма!

Но как странно: разве Фаусто не говорил только вчера, что Амур — прелестное имя для маленькой девочки? А его отца действительно зовут Гермес!

Мои дети тоже когда-нибудь будут носить классические имена. Это обычай у Сент-Аполлов. Я хочу иметь детей. Потому и вышла замуж. И еще хочу иметь дом в Провансе. Там я их выращу. Не обычный дом, нет. Маленькую Бастилию, собственный кусочек счастья, наверху на горе, не слишком большой, не слишком маленький, обнесенный толстыми стенами, построенный на века! Я зримо представляю его себе: из окон виден весь мир. А на склоне горы террасами разбит сад — с пиниями, кипарисами, розами и благоухающим кустарником.

Год назад я перестала принимать пилюли.

Если бы Фаусто захотел, я бы уже давно могла забеременеть. В моей семье все долгожители. Мы поздно заводим детей. Моя мать родила меня в сорок шесть. В восемьдесят она была еще не старой женщиной. И у меня будет так же. Я полна сил. Я свежа, здорова и не растрачена. Но Фаусто не торопится.

— Я пока еще не хочу обзаводиться детьми, — твердо говорит он, — от них столько шума, они такие назойливые и бесцеремонные! Ведь у тебя есть я, дорогая! А как тебе известно, моя славная Тиция, я не выношу конкуренции!

Почему же он тогда находит такими трогательными детские имена?

Я приподнимаюсь. Затылок одеревенел. Верчу головой. Вправо, влево. Потихоньку расходится.

Фаусто — загадка. Все французы хотят иметь детей. Только мой муж не хочет! Его родители мечтают о внуках. Мой папа тоже. Фаусто тайком пробирается в мою ванную и заглядывает в мой календарь. В опасные дни он воздерживается. Думает, что я не замечаю. Что я, слепая что ли?

Я провожу рукой по мягкому ковру. Настоящая шерсть. Ручная работа. Растительный орнамент. Хорошая была покупка. Ковер я купила в свой день рождения. В маленьком дорогом магазинчике на дю Жакоб. В этот интерьер он отлично вписался. Уж конечно, лучше, чем шкура зебры, лежавшая здесь раньше.

Я скрещиваю ноги, выпрямляю спину, пытаюсь расслабиться. Говорят, что нужно постараться достичь такого состояния, когда отсутствуют собственные мысли. Тогда «извне» приходят самые лучшие идеи.

А вообще-то моя жизнь превосходна.

Дела идут блестяще. Мы покупаем квартиры, ремонтируем их до блеска и выгодно продаем. Они расходятся, как свежие булочки. Мы не зависим от родительских денег, и я горжусь этим. Потому что это моя заслуга.

По профессии я — архитектор по интерьеру, дизайнер. Закончила институт, получила ученую степень, за плечами многие годы работы и многие страны. Я знаю, что делаю, владею своей профессией в совершенстве. Я и мебель конструирую, придумываю рисунки тканей, посуду. Бывает, сижу за своим чертежным столом и частенько чувствую себя, как Господь в последний день творения.

Но это еще не все.

Я и сама засучиваю рукава! Стою на лестницах и обмериваю шторы. Клею обои, и уже случалось перестилать полы. Из самой омерзительной дыры я сделаю уютное гнездышко. Моя машина забита различными инструментами, струбцинами, молотками, клещами.

Руки у меня нередко бывают в синяках и порезах, все исколоты, но это пустяки. Я люблю свою профессию! И не хотела бы иметь никакую другую. И где бы я ни очутилась, у меня только одно желание: украсить!

Фаусто это нравится.

Но вот уже три недели он обращается со мной, как с больной. Не показывает мне квартиры, которые собирается покупать. Раньше я была первой, кто их видел. Участвовала в любых переговорах. Теперь он все делает один и отсутствует целыми днями. «Месье придет сегодня позже», — объявляет Лолло, когда я прихожу домой. Эта фраза сведет меня с ума!

Но это только цветочки.

Я больше не должна проверять счета. Всю бухгалтерию Фаусто ведет сам. И почему он купил на наши деньги, не спросив меня, этот дорогой «роллс-ройс», в котором спокойно разместятся пятеро детей, нянька и собака, в то время как раньше ездил только на неудобных спортивных машинах?

Почему он все время разъезжает именно на этой машине? Каждую среду он уезжает и возвращается бог знает когда! И почему, черт побери, его никогда нельзя поймать? Несмотря на телефон в машине.

Где его носит в последнее время?

Неожиданно в мою голову закрадывается страшное подозрение.

Может, Фаусто на крючке у каких-нибудь мошенников? Которые обдирают его как липку? И один из них болен? Мужчина в шляпе? Или эта Одетта-Амур? Если она вообще существует!

Я вскакиваю. Сколько времени? Семь часов!

Фаусто поехал за город. Посмотреть дом для покупки. Дом! Разве он не твердил все время, что заработать можно только на квартирах в Париже?

Я высовываю голову в коридор и прислушиваюсь. Лолло возится на кухне. Ставро, камердинер, только что ушел. Он приносил из чистки костюмы и смокинг Фаусто. Путь свободен. Я бегу в комнату мужа. Где его еженедельник? Как всегда, в письменном столе. Что там на сегодня?

Утром записано «врач».

Врач? Этого не может быть! Еженедельник дрожит в моих руках. Слово расплывается перед глазами.

Может, Фаусто болен? Нет! Он пышет здоровьем. Чего не скажешь обо мне. У меня сейчас уж точно будет сердечный приступ.

Стоп! Только без паники! Остановимся на фактах. Что там намечено на вторую половину дня?

«17 часов — дом!» Это выделено красным карандашом.

Значит, сейчас он где-то вне пределов Парижа, застрял в дорожной пробке и раньше девяти дома не будет.

Неожиданно звонит телефон.

— Алло! — кричу я с надеждой. Никто не отвечает.

— Кто говорит? — громко спрашиваю я.

Кто бы это ни был, он вешает трубку. За последние три недели такое уже бывало не раз. Даже слишком часто, если быть точнее. Меня вдруг охватывает ярость. Она клокочет во мне. Надо что-то предпринять, иначе я свихнусь.

И вот я уже опускаюсь на корточки перед комодом Фаусто в стиле «барокко», наследством его двоюродного деда Кроноса, и выдвигаю нижний ящик.

Перерываю все, словно крот: носки, пижамы, трусы, наконец, бумага. Мне смертельно стыдно. Меня прошибает пот, мои густые белокурые локоны прилипают к щекам и шее, кровь стучит в висках.

Следующий ящик: спортивные рубашки, шелковые рубашки, сорочки для смокинга и бумага. Последний ящик: свитера, жилеты, перчатки, шарфы. И снова бумага. Все летит в воздух и падает вокруг меня на пол. Комод пуст.