Победитель остается один - Коэльо Пауло - Страница 53

Номер отправителя не определился. Она колеблется, прочитать текст или не стоит, но любопытство пересиливает страх.

— Судя по всему, какой-то поклонник раздобыл номер твоего сотового, — шутит Хамид. — Ты никогда еще не получала столько сообщений за один день.

— Да, может быть.

А на самом деле ей хочется сказать: «Неужто ты и впрямь не понимаешь?! Ты два года рядом со мной и не чувствуешь, в каком ужасе я нахожусь! Или, может быть, думаешь, что это всего лишь ПМС?»

Сделав беззаботное лицо, она читает текст: «Ради тебя я уничтожил еще один мир. И уже начинаю спрашивать себя, стоило ли это делать, ибо ты, кажется, ничего не понимаешь. Твоя душа омертвела».

— От кого? — интересуется Хамид.

— Понятия не имею. Номер не определился. Впрочем, всегда хорошо, когда есть поклонник — пусть даже неизвестный.

5:15 PM

Три убийства. За несколько часов перекрыта годовая статистика, рост составил пятьдесят процентов.

Подойдя к машине, он выходит в эфир на специальной частоте:

— В городе действует серийный убийца.

Из-за треска статических разрядов с трудом разбирает ответ собеседника.

— Нет, я не уверен. Но и сомнений в этом нет. Снова треск, заглушающий слова.

— Нет, господин комиссар, я не сошел с ума. И никакого противоречия здесь не вижу. Вот, например, я не уверен, что в конце месяца мое жалованье будет перечислено на мой счет, и вместе с тем не сомневаюсь в этом. Вы понимаете, о чем я?

Треск и раздраженный ответ.

— Нет-нет, речь вовсе не о прибавке… просто хотел показать на примере, что убежденность и сомнения вполне способны уживаться — особенно в нашей с вами профессии. Хорошо, давайте оставим это и перейдем к сути дела. Вполне возможно, что по телевизору сообщат о трех убийствах, потому что в госпитале только что скончалась одна из жертв. Определенно мы знаем только одно: все три совершены весьма хитроумными и нетрадиционными способами, а потому трудно усмотреть связь между ними. Но Канны внезапно стали местом небезопасным. А если завтра эта серия продолжится, обязательно пойдут разговоры о том, что действует маньяк. Что прикажете тогда делать?

Перебиваемый треском ответ комиссара.

— …Да, они здесь. Паренек, оказавшийся свидетелем убийства, все им рассказывает, благо вот уже десять дней город просто наводнен журналистами и фоторепортерами… Я-то предполагал, все они будут на красной дорожке, но, как видно, ошибся… Должно быть, они поняли, что их там слишком много, а материала — слишком мало.

Выслушав очередную тираду, он вынимает из кармана блокнот, записывает адрес.

— Слушаюсь. Немедленно отправляюсь в Монте-Карло побеседовать с указанным лицом.

Треск стихает: на другом конце линии дали отбой.

Савуа устанавливает на крыше своей машины синий фонарь, на полную мощь включает сирену и уносится прочь на предельной скорости — надеясь, вероятно, отвлечь внимание репортеров на другое, мнимое преступление. Однако его трюк разгадан, и они не трогаются с места, продолжая расспрашивать свидетеля преступления истинного.

Мало-помалу он начинает чувствовать нечто вроде упоения. Наконец-то может свалить всю писанину на своих помощников, а сам заняться тем, о чем всегда мечтал — раскрытием убийств, бросающих вызов всякой логике. Как хотелось бы, чтобы он не ошибся и в городе, терроризируя его обитателей, на самом деле оказался серийный маньяк. В наши дни информация распространяется молниеносно, так что вскоре он окажется в самом центре внимания и под вспышками блицев, объясняя, что «это пока еще не подтвержденные сведения», причем так, чтобы никто ему не верил вполне, а блицы продолжали сверкать до тех пор, пока преступник не будет схвачен. Ибо Канны при всем своем гламурном сиянии — всего лишь маленький провинциальный городок, где вес знают, что происходит, и злоумышленника отыскать нетрудно.

Слава. Известность.

Неужели он помышляет лишь о себе самом, а не о благополучии горожан?

Но что плохого, если он хочет получить толику славы и для себя, раз уж столько лет кряду вынужден смотреть, как в течение двенадцати фестивальных дней люди из кожи вон лезут, чтобы выглядеть значительнее, чем они есть на самом деле? В конце концов это поветрие затрагивает всех. Все мечтают о публичном признании, и не тем ли самым заняты сейчас киношники?

«Ну, хватит мечтать! Делай как следует свою работу, а слава тебя найдет сама. Она, помимо всего прочего, еще и очень капризна: представь, что будет, если окажешься не в состоянии выполнить то, что тебе поручили. Провал и унижение тоже будут оглушительны. Соберись».

Прослужив в полиции на разных должностях почти двадцать лет, пройдя все ступеньки служебной лестницы, получая повышения и награды, прочитав горы бумаг, он уже давно понял, что в большинстве случаев интуиция не менее важна, чем логика. И главную опасность вот в эту самую минуту, когда он мчится в Монте-Карло, представляет не убийца, который сейчас, наверное, совершенно измучен неимоверным количеством адреналина, выплеснувшегося в кровь за последние часы, и к тому же сильно напуган, потому что знает: его видели на месте преступления. Нет, главный враг — это пресса. Журналисты ведь тоже умеют совмещать технику с интуицией, и если им удастся нащупать самую ничтожную связь между тремя убийствами, полиция может полностью утратить контроль над ситуацией, и на фестивале воцарится абсолютный хаос, люди будут бояться выходить на улицу, иностранцы раньше срока ринутся вон из страны, коммерсанты начнут протестовать и жаловаться на то, что власти не справляются со своим делом, в газетах всего мира появятся броские «шапки» на целую полосу: ведь в конце концов серийный убийца несравненно интереснее в реальности, нежели на экране.

А затем, в последующие годы, под воздействием укоренившегося мифа о терроре, фестиваль перестанет быть прежним: для демонстрации своего товара роскошь и гламур отыщут какое-нибудь более подходящее место, и мало-помалу все это празднество, длившееся лет шестьдесят с лишним, превратится во что-то незначительное и заурядное и больше не будет попадать под объективы и на страницы газет.

Огромная ответственность ложится сейчас на него. Ответственность двоякая: во-первых, узнать, кто совершил эти преступления, и взять убийцу прежде, чем в зоне ответственности Савуа появится еще один труп. И во-вторых, обуздать прессу.

Логика. Следует рассуждать логически. У кого из всех этих репортеров, по большей части съехавшихся в Канны издалека, есть точные сведения о количестве преступлений, совершаемых здесь? Кому из них придет в голову позвонить в штаб Национальной гвардии и поинтересоваться статистикой?

Логичный ответ: никому. Они думают лишь о том, что случилось сию минуту. Они взбудоражены, потому что у великого продюсера на одном из приемов, традиционно проходящих во время фестиваля, стало плохо с сердцем. Никто ведь пока не знает, что его отравили — заключение экспертизы лежит на заднем сиденье. Никто еще не догадывается — и не догадается никогда — что покойник был одним из элементов в сложной системе отмывания денег.

Ответ нелогичный: всегда найдется такой, кто будет думать иначе, нежели все. И стало быть, необходимо при первой же возможности дать все надлежащие объяснения, созвать пресс-конференцию, но при этом говорить только об американской режиссерше, найденной на скамейке без признаков жизни, и тогда все прочие эпизоды будут тотчас забыты.

Заметная в киномире фигура убита. Кто после этого заинтересуется гибелью никому не ведомой девушки-торговки? А если даже и заинтересуется, то согласится с выводом, который Савуа сделал еще в самом начале расследования — смерть произошла от передозировки наркотиков.

Вернемся к режиссерше. Вероятно, она все же не столь значительная фигура — в противном случае комиссар давно бы уже позвонил ему на сотовый. Итак, факты таковы: некий хорошо одетый седеющий господин, лет примерно сорока, некоторое время беседовал с нею, любуясь закатом, а за ними из-за камней наблюдал свидетель. С хирургической точностью нанеся ей удар стилетом, злоумышленник медленно потел прочь и сейчас уже растворился среди сотен и тысяч мужчин, подходящих под его словесный портрет.