Победитель остается один - Коэльо Пауло - Страница 50

Хамид для своих дефиле продумывал варианты — переодеть их всех во что-нибудь яркое и пестрое. Или в белое. Но если выбиться из свода общих правил, критики будут больше рассуждать о «бессмысленных новациях», чем писать о том, что его и вправду интересовало — о показе новой коллекции. Впрочем, черный — это совершенный цвет: консервативный, таинственный, впечатанный в коллективное бессознательное старыми голливудскими лентами. Герои неизменно одеты в белое, злодеи разгуливают по экрану в черном.

«Представьте, что было бы, если Белый дом назывался бы Черным? Все решили бы, что именно там обитает Князь Тьмы».

У каждого цвета — своя цель: это только кажется, будто их выбирают наугад. Белый символизирует чистоту и Цельность. Черный устрашает. Красный вгоняет в столбняк. Желтый привлекает внимание. Зеленый сообщает, что все вокруг спокойно, и можно двигаться дальше. Голубой успокаивает. Оранжевый приводит в замешательство.

Охранники должны быть одеты в черное. Так повелось с самого начала, так тому, значит, и быть.

Как всегда, билеты трех видов. Первый — для прессы: будет несколько пишущих репортеров и множество фотографов, навьюченных своей тяжелой аппаратурой; они приветливы друг с другом, однако не упустят случая отпихнуть коллегу локтем, когда придет время выбрать наилучший ракурс и самую выгодную точку для съемки, поймать самый выигрышный момент или сделать уникальный снимок. Второй — для приглашенных: Неделя высокой моды в Париже ничем не отличается от того, что происходит здесь, на берегу Средиземного моря; публика обычно скверно одета, и наверняка у нее не хватит средств купить демонстрируемые туалеты. Но эти зрители в дурацких джинсах, безвкусных майках, кричаще-аляповатых «дизайнерских» кроссовках считают своим долгом присутствовать на показе, чтобы доказать, что отлично вписываются в доминирующий тут стиль, что выглядят непринужденно и «одеты удобно», хотя это вовсе не так. Кое-кто щеголяет дорогими сумками и поясами, что производит столь же нелепое впечатление, как если бы полотно Веласкеса поместили в пластиковую раму.

И наконец ВИПы. Охранники, которые никогда никого не знают, стоят с угрожающим видом, сцепив руки внизу живота. Зато появляется нежная девушка, обученная узнавать знаменитостей в лицо. Со списком в руке она направляется к супружеской чете.

— Добро пожаловать, мсье и мадам Хусейн. Благодарим вас за внимание.

Они проходят перед всеми остальными. Коридор один и тот же, но барьер из стальных столбиков с зелеными бархатными лентами показывает, кто есть кто и где здесь самые значительные персоны. Это — момент Малой Славы: к тебе относятся по-особенному, и хотя это дефиле не значится в официальном расписании просмотров (не стоит все же забывать, что в Каннах проходит кинофестиваль, а не что-то иное), протокол должен быть соблюден неукоснительно. Ради этой Малой Славы, венчающей людей на всех параллельных ему мероприятиях (ужинах, обедах, коктейлях) люди часами просиживают перед зеркалом, свято веруя в то, что искусственное освещение не так портит кожу, как солнце, из-за которого приходится изводить тонну кремов от загара. Пляж — в двух шагах, однако они предпочитают хитроумно устроенные солярии, неизменно имеющиеся в отеле. Пройдясь по набережной Круазетт, они насладились бы красотами пейзажа, но много ли калорий можно сжечь на такой прогулке? Лучше использовать беговые дорожки, которые должны быть в тренажерном зале любого уважающего себя отеля.

Так они поддерживают форму и, одевшись с тщательно выверенной небрежностью, приходят на обеды, где чувствуют собственную значительность оттого, что приглашены, на гала-ужины, где надо платить большие деньги или иметь высокие связи, на вечеринки, устраиваемые после ужина и продолжающиеся до утра, а потом в баре отеля пьют последнюю чашку кофе или порцию виски. Все это перемежается походами в туалет, чтобы поправить макияж или подтянуть галстук, стряхнуть с плеча пылинку пудры, снять волосок или удостовериться, что помада не размазалась.

И наконец они возвращаются в номер в своих первоклассные отели, обнаруживая там приготовленную постель с положенной на подушку шоколадной конфетой (которую немедленно выбрасывают, ибо это — лишние калории), прогноз погоды, меню завтрака, каллиграфическим почерком надписанный конверте приветствием от управляющего отелем, прислоненный к корзине с фруктами (их жадно пожирают, потому что они содержат нужное количество клетчатки, полезной для пищеварения и устраняющей газообразование). Глядя в зеркало, постояльцы снимают галстук и макияж, смокинг или вечернее платье, бормоча про себя: «Ничего, ничего интересного сегодня не было. Может быть, завтра…»

Ева в очень скромном и очень дорогом платье от XX. С ним вместе она направляется к отведенным им местам у самого подиума, неподалеку от площадки, где фотографы уже начали расставлять свою аппаратуру.

Подскочивший репортер задает неизбежный вопрос:

— Господин Хусейн, какой фильм произвел на вас наибольшее впечатление?

— Я считаю, что высказываться по этому поводу преждевременно, — звучит столь же ожидаемый ответ. — Я увидел много талантливого и интересного, но давайте дождемся окончания фестиваля.

На самом деле он не видел ровным счетом ничего. И чуть позже справится у Джибсона, какая картина станет хитом сезона.

Белокурая нарядная девушка вежливо просит репортера отойти. Затем осведомляется, будут ли уважаемые гости на коктейле, устраиваемом правительством Бельгии после дефиле: присутствующий здесь министр желал бы поговорить с ними. Хамид после секундного раздумья — Бельгия не жалеет денег на то, чтобы работы ее модельеров получили международный резонанс и хоть отчасти вернули стране былое великолепие, утраченное вместе с африканскими колониями, — отвечает утвердительно:

— Что ж, можно будет выпить по бокалу шампанского…

— Мне кажется, сразу после показа нас будет ждать Джибсон, — перебивает его Ева.

Хамид говорит, что и в самом деле забыл о назначенной встрече, но непременно свяжется с министром потом.

Фотографы, обнаружив их, принимаются щелкать затворами своих камер. Пока они — единственные, кем интересуется пресса. Через какое-то время появляются несколько манекенщиц, в прошлом вызывавших фурор: они позируют и улыбаются, раздают автографы скверно одетым зрителям из партера, делают вес возможное, чтобы их заметили, чтобы их лица снова появились на страницах газет и глянцевых журналов. Фотографы поворачиваются к ним, зная, что просто исполняют свои обязанности, и для того, чтобы порадовать издателей — ни один снимок не будет напечатан. Мода — продукт скоропортящийся: моделей, блиставших три года назад (речь, разумеется, не идет о сумевших задержаться на глянцевых страницах благодаря скандалам, тщательно подготовленным и срежиссированным агентами, либо и в самом деле выделиться из общей массы) помнят лишь те, кому вечно предназначено толпиться за барьерами ограждения, да пожилые домохозяйки, не поспевающие за стремительностью перемен.

И старые идолы превосходно об этом осведомлены (под «старыми» следует понимать моделей, уже достигших рокового рубежа двадцатипятилетия) и появляются здесь не только потому, что мечтают вернуться на подиум — им очень хотелось бы получить роль или приглашение вести какую-нибудь программу кабельного ТВ.

Кто же участвует в показе, кроме Жасмин, исключительно ради которой он, Хамид Хусейн, и находится здесь?

С уверенностью можно сказать, что не будет четырех-пяти мировых топ-моделей, ибо они делают лишь то, что хотят, зарабатывают огромные деньги и вовсе не собираются появляться в Каннах, чтобы их руками кто-то загребал жар славы и престижа. Хамид рассчитывает увидеть двух-трех рангом пониже, манекенщиц класса Л (ну, вроде Жасмин), которые получат за выход на подиум тысячи полторы евро: для этого нужно иметь харизму и — что еще важнее — перспективу в индустрии моды. Еще две-три модели класса 5, профессионалки, в совершенстве владеющие искусством дефиле, но лишенные счастья в качестве специально приглашенных участвовать параллельно в вечеринках высшего разбора — они заработают евро 600–800. Прочие принадлежат к классу С: это девушки, совсем недавно белками в колесе завертевшиеся в бесконечных дефиле; их ставка — 200–300 евро, ибо «им еще надо набраться опыта».