Рекенштейны - Крыжановская Вера Ивановна "Рочестер" - Страница 6

Эти слова поразили меня как громом. В голове моей, как ураган, бушевала мысль, что эта женщина, имеющая вид восемнадцатилетней девочки, была моя мачеха, которая стоила мне дуэли и оскорбила честь нашего имени. Вероятно, эти мысли отразились на моем лице, так как она сказала с горечью: «Вы меня ненавидите и осуждаете по внешним данным, как сделал ваш дед. Вы не можете простить вашему отцу, что он дал мне свое имя». — «Мне достаточно было вас увидеть, чтобы понять чувства моего отца и извинить их!» — промолвил я.

Она протянула мне руку и сказала со слезами на глазах: «Если ваши слова искренни, то навестите меня, Арно; мне нужно поговорить с вами».

Немного остается прибавить к сказанному. Я был у нее и убедился, что ее раскаяние в прошлом искренно, что она любит тебя и жаждет твоего прощения. Я обещал ей примирить ее с тобой и всеми силами стараться снова соединить вас.

— Рука Провидения устроила эту странную случайность, — сказал Вилибальд, сжимая руку сына.

С этого дня все зашевелилось в замке. Граф, видимо, стал находить интерес в жизни, и, судя по приготовлениям, которые производились в комнатах графини, заметно было, что любовь к красавице жене глубоко таилась в сердце мужа. Он написал ей письмо и получил ответ, преисполненный радости и благодарности. Габриэль извещала, что тотчас приведет в порядок свои дела в Париже и недели через три прибудет в Рекенштейн.

Один Готфрид, услышав о возвращении графини, ощутил неудовольствие и досаду, похожие на отвращение. Не умея объяснить себе такую странность, он решил избегать этой женщины насколько возможно. Ему казалось, что прибытие ее предвещало ему нечто дурное. Вскоре он заметил, что, несмотря на беззаботный вид и наружную веселость, Арно находился в каком-то лихорадочном раздражении, в какой-то тревоге, которая не давала ему покоя. Готфрид искренне привязался к симпатичному молодому человеку, и мучительное опасение теснило его грудь. «Что, если Габриэль настолько суетна, — думал он, — что станет играть чувствами пасынка неведомо для него самого. Какое печальное и трагическое усложнение готовится тогда в будущем!»

Танкред, напротив, утопал в блаженстве. Он был уверен, что приезд матери положит конец насильственным занятиям и всяким наказаниям. Зная ее слепое к нему поклонение, мальчик не сомневался, что она отстранит от него все, что ему неприятно.

Канун дня, назначенного для приезда графини, прошел в лихорадочной деятельности. В ее комнатах производились окончательные приготовления. Экзотические растения преобразили ее террасу в душистую рощу, и граф с помощью Арно украсил туалетный стол и будуар множеством дорогих безделушек.

Было начало июня; погода стояла прекрасная, душно-жаркая. Но к вечеру небо заволокло тучами, и разразилась сильная гроза.

— Как это некстати, — сказал граф, глядя, как деревья гнулись от ветра и ливень наводнял аллеи. — Этот непрошенный дождь повредил цветы, и Габриэль увидит их совсем погибшими. Надеюсь, что это не дурное предзнаменование, — прибавил он, и лицо его мгновенно омрачилось.

Уложив спать Танкреда, Веренфельс ушел к себе в комнату и сел у окна. Небо было беззвездно и черно, дождь не переставал лить, и гром все еще гремел в отдалении. Какое-то беспокойство, какая-то неопределенная тоска охватили его душу. Ему казалось, что настал конец его спокойной жизни и скромным надеждам, которые подал ему Рекенштейн; что с завтрашнего дня начнется нечто новое и тяжелое — томительная борьба между слабой, капризной матерью и его строгостью, которую он считал своим долгом.

Печальный и расстроенный, он лег в постель, но страшный сон преследовал его всю ночь. Ему казалось, что какая-то посторонняя сила, против его воли, с ошеломляющей быстротой влекла его к сероватому облаку; но по мере его приближения это облако обращалось в готический замок с почерневшими стенами, окруженный зубчатыми башнями и башенками с резными балконами. Окна — одни с остроконечными сводами, другие с широкими рамами — перемешивались на стене фасада. Главный подъезд, мрачного вида и украшенный гербом, вел во внутрь крепости. К своему удивлению, Готфрид узнал в этом призрачном здании замок Арнобург.

Вдруг черная туча вырвалась, кружась, из одной башни и охватила его удушливым дымом. Стараясь выбиться из него, он увидел женщину, которая, протянув руки, загораживала ему путь. Она носилась перед ним в длинной белой одежде, ее черные, распущенные волосы, как покрывало, окружали ее. У нее было лицо Танкреда, и ее глаза, синие, как васильки, но сверкающие и резкие, как клинок стали, казалось, пронизывали его.

Готфрид хотел отступить, но соблазнительное и страшное существо настигло его, прильнуло к нему и, как змея обвивая его шею, сжимало ее, подобно железным тискам. Напрасно он вырывался со стесненным сердцем, трепеща от любви и ненависти. Призрак увлекал его и топтал кого-то ногами, причем раздавались мучительные стоны. Веренфельс в ужасе повернул голову и заметил распростертых на земле графа и Жизель, лишенных чувств, с печатью смерти на лице. Несколько далее Арно, с взволнованным видом и раной в груди, исчезал в пространстве. Обезумев, выйдя из себя, Готфрид отчаянным усилием вырвался из этих объятий, гибких, но цепких, как объятия гада.

«Оставь меня, я не хочу тебя!» — кричал он в сильном раздражении. На минуту видение опустилось перед ним на колени как бы с мольбой; но когда он оттолкнул обольстительницу, она встала с угрожающим видом; сверкнув глазами и прошипев что-то сквозь зубы, подняла руку и ударила его в лицо с такой силой, что он потерял равновесие и скатился в пропасть. Разбитый и истерзанный, он встал наконец и увидел, что находится в комнатке с железной решеткой; запертая дверь не поддавалась его усилиям. Он был в тюрьме; и едва осознал это, как раздался насмешливый хохот и сильный удар потряс стены. Дрожа, покрытый холодным потом, Готфрид приподнялся на постели и прошептал: «Слава Богу, что это сон». Он объяснил свой кошмар влиянием грозы. Действительно, погода бушевала с новой, необычайной силой, молнии освещали комнату мрачным светом, раскаты грома повторялись непрерывно, сотрясая стены, и дождь, смешанный с градом, ударял в стекла. «Вот что, действительно, похоже на зловещее предзнаменование», — сказал себе молодой человек.

К утру погода прояснилась, и радостные лучи солнца беззаботно осветили пространство.

Когда все собрались к завтраку, граф был бледен и жаловался на нервную головную боль. Гроза мешала ему спать, а когда он задремал на минуту, молния ударила в старый дуб под его окном. Он проснулся со страшной мигренью.

— У меня к вам просьба, Веренфельс, — сказал он, когда встали из-за стола. — Уже многие являлись с рапортом о повреждениях, причиненных ураганом в лесах и на паровой мельнице. Мне трудно поехать осмотреть все это сегодня; съездите вместо меня и сделайте необходимые, на первый случай, распоряжения.

Молодой человек согласился с тайной радостью. Он был счастлив, что не увидит прибытия Габриэли, решил употребить на осмотр весь день, ужинать у судьи и возвратиться лишь ночью. Во всяком случае его присутствие было излишним на семейном торжестве.

Когда он ушел, граф обратился к сыну:

— Арно, ты поедешь с Танкредом встретить Габриэль. Я не могу с моей мигренью провести три часа в карете. К тому же надо велеть исправить бьющие в глаза последствия грозы, которые могут произвести неприятное впечатление на нашу приезжую.

После отъезда двух братьев, граф пошел в помещение Габриэли и сам наблюдал за сменой сломанных растений на террасе; велел срубить несколько деревьев, наполовину вырванных из земли, которые были видны с балкона. Затем, приказав вовремя доложить ему о приезде графини, пошел к себе в кабинет, чтобы переодеться.

Давно граф так внимательно не занимался своим туалетом; окончив его, он отослал камердинера и остановился в задумчивости перед большим зеркалом своей уборной. Пытливым взглядом, как будто видел перед собой постороннего, он всматривался в свое отображение. Мог ли он еще нравиться обольстительной, капризной женщине, которая говорила, что наружность Арно пробудила в ее сердце любовь к мужу? Если это чувство и было искренно, примирится ли она с переменой, происшедшей в течение разлуки?