Память - Андерсон Пол Уильям - Страница 9

Он вдруг вспомнил, что еще не принял свои таблетки антисексина. Но чувство, которое он испытывал к девушке, ему было не знакомо. Она означала для него больше, чем существо для снятия напряжения, даже больше, чем создательница тела для приверженца Кадра.

Дело, конечно, было серьезнее, чем считал Хорлам!

— Неужели ты не помнишь, как убил краку? — настаивала она. — Как подло было изымать это из тебя!

— Все в порядке, — сказал он. — В конце концов, я получил нечто гораздо большее. Я помню… помню мою первую индоктринацию вместо… ну, скажем, первой рыбной ловли… Да не важно! Вы просто не можете этого понять.

— Как теперь тебя зовут? — спросила она.

— Корэл Ванен.

— Я всегда буду помнить о тебе как о Торреке, — она села на скамью, горько улыбаясь. — Иди же, сядь рядом и расскажи мне что-нибудь о своем народе.

Он так и сделал. То были, главным образом, урок астрономии, маленький экскурс в историю со времени гибели Империи и лекция о Новой Империи в будущем. Он говорил сухим, лишенным окраски голосом и смотрел прямо перед собой.

— Да, — наконец произнесла она, — снова сделать всех людей братьями — достойная цель. Я думаю, Думетдин будет рад заключить с вами союз.

— Союз? — он запнулся. — Это не совсем то… мы думаем не об этом.

— Нет? А о чем же?

Его обучали только водить космические корабли и управлять в битве одной из маленьких Лодок, входящих в состав большого Флота, и Ванен все объяснил Сонне со своей точки зрения.

Она сидела, не шевелясь.

— Это, конечно, к лучшему, — сказал он.

Она встала:

— Уходи.

— Что? Но я же объяснял…

— Я знаю, что не могу убить тебя. Но уходи, прежде чем я оскверню свои руки, пытаясь это сделать!

— Послушайте… в ваших собственных интересах… все люди должны быть преданны Кадру…

Она сделала нечто такое, что подсказало ему, насколько эта женщина чужда его родине и насколько чужд ей он сам: она села, скрестив ноги, и перестала обращать на него внимание. Он словно перестал существовать для нее. Ванен очень медленно понимал, что именно она делает; позже он удивлялся, как вообще смог это понять. Раньше он никогда даже не слышал ни о чем подобном, если не считать того, что было воплощено в стертых ныне записях о Торреке.

Но когда он осознал, что произошло, то повернулся и побежал от нее, дрожа от страха.

— Вы вели себя, как идиот, — сказал Коан Смит, когда они сидели в гардеробной после того, как в очередной раз сменились с вахты на Лодках.

— Откуда мне было знать? — с несчастным видом спросил Ванен. Он смотрел на чашку, но не видел ее. — Дипломатия — не моя область деятельности. Клянусь Кадром, я не этнолог! Сам эксек сказал, что не может меня винить.

— Я могу. Человек Академии — это не какой-нибудь глупый гражданский… Гибкость не только дозволена нам, от нас ее ждут. Мы ведь принадлежим Академии, Ванен!

— Заткнись! — все эмоции Ванена слились в прорвавшийся наружу гнев. — Заткнись, или я сверну тебе шею!

— Лейтенант! — Смит резко выпрямился. — Ваше поведение — отступничество.

— К вашему сведению, — процедил Ванен, — мой ранг равен вашему. Так что я не желаю больше вас слушать.

— Я считаю своим долгом доложить о подозрении в отступничестве, — парировал Смит. — Хорлам — еще один идиот. Ему следовало вывернуть вас наизнанку. То, что неприятности с вами не отражаются на клетках памяти, еще не доказывает, что этих неприятностей нет вообще.

— Я проходил психологическое и биохимическое обследование, — отрезал Ванен. — Любой дисбаланс является вопросом микроквантов. Когда вас, к примеру, исследовали в последний раз? И вообще, какое ваше дело?

— Дело каждого — дело любого.

Ванен часто слышал эту поговорку. Он и сам цитировал ее время от времени в том прошлом, которое казалось теперь невозможно далеким. Но она внезапно отдалась у него во рту медным привкусом. Стараясь успокоиться, он отхлебнул кофе.

— Мы слишком далеко от дома, — более мягко продолжил Смит. — Если мы не вернемся, то пройдут, быть может, столетия, прежде чем корабли Гегемонии снова проделают этот путь. Тем временем Кольцо может найти вражеский разведчик. Может произойти что угодно. Лучше избавиться по подозрению от вас, чем рисковать всей нашей операцией.

— Да, — автоматически согласился Ванен. — Это очевидное решение.

— Нельзя сказать, что я действительно считаю это необходимым, — теперь Смит был совершенно доволен установившимися отношениями доброго товарищества. Он обошел стол и по-братски положил руку на плечо своего собеседника. — Собственно говоря, сам я верю, что ваши неприятности — дело совершенно обыденное. Несколько уколов гормона, кое-какая тренировка, возможно, и вы будете как новенький. Или… подождите. Мне только сейчас пришло в голову, что вы целых семь лет не освобождались от напряжения.

— Я был на Кольце, — промямлил Ванен. — Я был человеком… как это там называется? Человеком Думетдина. Нам подобное не полагалось.

— Несомненно. Но теперь вы забыли. Гм… — Смит помолчал.

Посмотрев на него, Ванен увидел, как тот задумчиво потирает подбородок, и с непонятным раздражением подумал, что парень изо всех сил старается быть полезным.

— У меня есть мысль, — снова заговорил Смит. — Конечно, нужно получить разрешение, но я не вижу причин, по которым мы бы его не получили. И если вам нужно только освобождение, то это, конечно же, поможет.

— Что «это»?

— Девушка. Та, которую поймали. Поскольку сотрудничать она явно не захочет, а полная перестройка нам ничего не даст, я думаю, ее лоботомируют и передадут рядовым — через несколько дней. Далее. Если вам позволят наблюдать за операцией, а потом получить ее первым и самому выбросить за борт, когда она будет больше не нужна… Что ж, это было бы не хуже шестимесячного отпуска!

Ванен сидел очень спокойно. После того как Смит ушел, он продолжал сидеть так же, склонившись над столом. Его сердцебиение настолько замедлилось, что он почти не слышал его. Один раз смутно и безразлично он подумал, не умирает ли.

Потом он понял, что его рассудок помутился.

Наблюдатели Лодок сменялись каждые четыре часа. Между вахтами люди ели, спали, учились участвовать в демонстрациях преданности, но оставалось и кое-какое время, которое можно было использовать по своему усмотрению, по крайней мере у офицеров. Молодые люди играли в мяч в гимнастическом зале, в карты в гардеробной или просто сидели и разговаривали.

Во всяком случае, лейтенант, не находящийся на вахте, не вызывал никаких подозрений, в какой бы части корабля не появлялся.

На это Ванен и рассчитывал. В его душе царил странный покой. Он знал, что безумен. Изнуряющие тесты Хорлама неизменно давали отрицательные результаты, и поэтому такое объяснение казалось Ванену единственно возможным. Воздействие на его мозг двух разных личностей истощило его. Он был безумен и ожидал, что его могут убить по пути, но это его не особенно беспокоило. Однако необходимые меры предосторожности он принял.

Он подделал подпись командира своего эскадрона на Особом Приказе и представил его лейтенанту Рознину, когда этот добросовестный человек заступил на вахту на Лодках.

— Полное боевое снаряжение для Семнадцатой, включая плавящие снаряды?

— брови Рознина поднялись от удивления. — Что происходит?

— Не забудьте о Классификации, — поспешно проговорил Ванен. — Разве вы не видите, что это Особый Приказ?

Рознин мог бы задуматься над тем, почему младшему офицеру доверяют приказы подобной Классификации, и попытаться сделать запрос. Но он не был любопытным человеком и не любил беспокоить запросами вышестоящих. Ванен знал об этих его качествах и очень на них рассчитывал.

— Будет сделано. Служу Кадру!

— Служу Кадру!

Ванен повернулся на каблуках и направился в тир, где опробовал оружие Марка-4 с экстравзрывными пулями. Распорядок корабля вынудил бы его вернуться к обычным занятиям через шесть часов, но Ванен думал, что в это время его здесь не будет.