Хроника Великой войны - Крюков Дмитрий Владимирович - Страница 81

– Тащил от Эмберга до Натура? – удивился один из жоговенцев. – Ничего себе горбыль!

Улыбка вновь чуть тронула уголки тонких губ эльфа:

– Он был испечен по старинному способу, а потому оставался всегда мягким, вне зависимости от времени.

– Нам бы такой хлеб, – вздохнула служанка.

– Я поделился с ополченцами, и они рассказали мне, что борются со скелетами, наступающими на Натур. Я удивился, ибо по их словам выходило, что бои идут совсем недалеко от вашей столицы, и спросил, о чем же думают лорды. Ополченцы не знали и надеялись только на свои силы. Я простился с ними и двинулся дальше к Вертору. Через день я увидел скелетов. Их было много, гораздо больше, чем встреченных мною людей. На глаз – около двух тысяч.

Кто-то из слушающих присвистнул.

– Я не знал, стоит ли мне подходить к ним, как вдруг меня заметили, и сразу же несколько воинов устремились ко мне. Я понял, что выбор сделан за меня и зашагал им навстречу. У меня отняли лук и кинжал, а потом провели к начальнику армии. Его звали Кембиром. Он оказался весьма любезным и очень умным скелетом.

– Скелеты не могут быть любезными, – хмыкнул один из людей.

– Могут, когда захотят, – улыбнулся рассказчик. – Я прожил со скелетами около двух недель и за это время узнал, что они, пользуясь внезапным недугом короля Иоанна, намеревались взять Вертор, однако король выздоровел, и они остановились на занятых позициях, в четырех днях пути от Натура.

– Так-то лучше, – обрадовался пожилой жоговенец. – По такому поводу не грех и выпить. – Он быстро осушил здоровую кружку.

– Как я сказал, я прожил у скелетов около двух недель и…

Внезапно дверь раскрылась, и в трактир, шатаясь, словно пьяный, ворвался маленький человечек. Он едва не перелетел через стоявший на его дороге стул и с трудом остановился, приходя в себя после быстрого бега. Все обернулись к нему, настолько громким и неожиданным было его появление, и узнали в нем гнома Мефиата Сплетника. Мефиат взобрался на стул, через который едва не упал, и, оглядев собравшихся хитрыми, чуть прищуренными глазками, выждал момент, когда станет тихо. Ему нравилось смотреть на людей, страждущих от любопытства, и сознавать, что он может разрешить его.

– Гхалхалтары перешли через канал, – наконец произнес гном, слегка потупившись, как будто признаваясь в мелкой шалости.

– Ложь!

– Как они могли?

– Так быстро?

– И уже идут походным маршем на Жоговен. Я узнал это от слуги самого лорда Карена, – добавил Мефиат, чтобы окончательно развеять все сомнения.

Темнота непроницаемыми портьерами занавесила окно, но лорд чувствовал незримое присутствие моря. Бриз колебал пламя свеч, и внизу раздавались шлепки волн о мрамор дворцовых стен. Издалека прилетали приглушенные расстоянием крики детей. Они ловили крабов на берегу и не знали о нависшей над ними опасности. Как бы он хотел стать таким же, как они! Карен закрыл глаза и вспомнил маленького темноволосого мальчика, бегущего по лугу. Трава доходила ему до плеч и щекотно скользила по щекам. Мальчик бежал, срывал головки цветов и разбрасывал их в стороны, а за ним неслись обеспокоенные няньки. Лорд Карен улыбнулся. Он узнал себя. Но минуло сорок лет, и все изменилось. Теперь он гнался за исчезающим от него королевством. Он видел впереди погибель и пытался остановить обезумевшую, падающую в бездну страну.

Карен разомкнул веки и уставился на свечи. Они горели и плавились. Медленно капал воск. Вот также и он – живет и горит, и чем больше действует, тем выше пламя, тем ближе конец.

Хамрак перешел Жоговенский залив. Это было последнее известие от графа Этельреда. Дракун, принесший сообщение не видел, чем кончилась переправа, и потому лорд Карен ещё не знал, что стало с отрядом Этельреда. Граф был прекрасным солдатом, но с возрастом стал упрямым. Вдруг он, не послушавшись, решил подпустить гхалхалтаров поближе и дать им бой? А, даже если он и не сделал этого, у Хамрака много быстрокрылых троллей… Карен передернулся – он вспомнил несчастных, растерзанных пентакреонцев. Отвращение переросло в волну злости, которая поднялась из глубин сознания. Карен вцепился руками в волосы. Неужели он окажется бессильным и ничего не сделает? Надо что-то придумать. Но завтра, завтра… Сегодня уже поздно. Надо сначала узнать, что стало с отрядом Этельреда, и это будет известно уже завтра, завтра…

Солнце клонилось к западу, последним светом окропляя простирающуюся до горизонта степь. В сумерках трава окрасилась в густо охряные, бурые цвета. Она осминожьими щупальцами хватала людей за ноги, пытаясь удержать, не пустить вперед. Отряд рвался от Жоговенского залива, на запад, туда, где утопало в ожившей, засасывающей траве солнце.

В то время как лорд Карен вспоминал давно минувшее детство у окна в жоговенском дворце, граф Этельред скакал по степи впереди своего отступающего отряда. Со времени стычки у переправы прошло немногим более десяти часов, и граф ещё не успел послать дракуна в Жоговен. Гхалхалтары не давали возможности остановиться, обдумать положение, насладиться успехом маленькой утренней победы. Они неотступно преследовали дерзких людей. Днем, когда было ещё светло, поднимавшиеся в небо дракуны видели их огромное, разлившееся по степи войско.

Этельред обернулся к солдатам, поскакал к хвосту колонны. Там плелись раненые ратники. Некоторые из них были совсем плохи, и граф не знал, что с ними делать. Бросить? Не по-людски. Однако долго они не протянут, а лошадей для них не было.

Ратники шли настолько быстро, насколько могли, но Этельреду казалось, что они еле переставляют ноги.

– Быстрее, быстрее, молодцы! – подгонял он их.

С лучниками дело обстояло чуть лучше, ибо они не были обременены тяжелым вооружением.

Граф искренне надеялся, что измотанные утренним боем люди все же преодолеют сорок ледов по темноте. За этим рубежом начинались первые деревеньки. Этельред не знал, какую защиту смогут дать жалкие поселения, но все равно думал о них. Для него было проще разбить огромное пространство от залива до Жоговенской долины на небольшие отрезки и радоваться, когда каждый из них будет пройден.

Граф так же надеялся, что обозленный утренним происшествием Хамрак не пустит в погоню отряд быстроногих ночных лучников или, того хуже, троллей. Этельред вспомнил растерзанных пентакреонцев и невольно напрягся. Ему показалось, что с высоты на него вот-вот набросится свирепая тварь. Граф передернул плечами, словно отбиваясь от цепких лап, вцепившихся ему в горло. Однако хватка была прочной. Этельред стал заваливаться назад. Оруженосец поддержал его. Проходящие мимо ратники стушевались, замедлили шаг, а потом и вовсе остановились.

– Что такое? На ночлег? – послышались робкие голоса сзади.

– Граф. Граф ранен.

Этельреда сняли с коня, положили на теплый плащ, сняли камзол, стащили кольчугу, расстегнули ворот рубашки. Лекарь быстро подал графу снадобье. Тот выпил, и боль отступила. Оправившись, Этельред увидел стоящих солдат и вдруг с неожиданной силой закричал:

– Чего стоите? Вперед! Хотите, чтобы гхалхалтары вдарили вам в тыл?!

Ратники оробели и, пристыженные, побрели.

Этельред поднялся. Оруженосец помог ему влезть в седло.

– Такие походы очень опасны для вашего здоровья, граф, – покачал головой лекарь. – Все-таки возраст.

– О, своей смертью я не умру. В этом будьте спокойны.

Хамрак велел остановиться на ночлег. Гхалхалтары не боялись людей, но настолько устали, что костров разводить не стали. День и правда выдался тяжелым: утром переправа и схватка с передовым отрядом людей, после – долгий переход.

Хамрак вышел из шатра и наблюдал, как засыпает лагерь. Обычные, земные шумы стихли в трепетном благоговении перед появлением Королевы Ночи. Она сознавала свою силу, но ступала осторожно, словно опасаясь, как бы смертные не увидели её. Хамрак был бессмертным, и потому Ночь не боялась его. Некромант мог свободно любоваться её чарующей красотой, растворяться в недрах черного неба, видеть миллиарды сверкающих глаз там, где остальные замечали лишь тусклые огоньки звезд, слышать шелест роскошного млечного шлейфа там, где другие улавливали только стрекотание цикад.