Белые медведи - Крысов Анатолий Вадимович - Страница 6

– У нее всегда были прекрасные идеи. Это она сама решила поднимать оптовый отдел, – говорит Ольга Николаевна, включает свет и спрашивает: кофе будете?

Я мотаю головой, потом говорю:

– Почему она перестала появляться на работе?

Ольга Николаевна опускается на стул и отвечает:

– Не знаю. Она вообще вела себя порой довольно странно, – говорит и жестом приглашает меня сесть напротив. – Особенно в последние месяцы.

Инна замкнулась в себе: ни с кем не разговаривала, не посещала регулярных корпоративных посиделок, отказывалась от профессиональных тренингов и курсов повышения квалификации управленцев, полностью наплевала на бизнес. Она вела себя так, словно у нее была вторая, более важная работа или серьезные проблемы в личной жизни. Или она торговала наркотиками. Или употребляла их. Сумасшествие – отличное объяснение этим переменам.

Я спрашиваю:

– Она как-то объясняла происходящее?

– Один раз мы разговаривали об этом, – говорит Ольга Николаевна и поправляет свои темно-каштановые с проседью волосы.

В тот день Инна выглядела особенно подавленной. На правах подруги, Ольга Николаевна попыталась узнать, в чем дело. Во мне, ответила Инна и объяснила: у меня поменялись приоритеты. Все стало по-другому.

– Она не объяснила конкретнее? – спрашиваю я. – Чем она еще занималась?

– Не знаю, – отвечает Ольга Николаевна и добавляет: нет даже никаких догадок.

– Может быть, вы забыли? – не унимаюсь я и дальше: мне важна любая деталь. Странное слово, необычное действие.

Ольга Николаевна качает головой: нет, ничего такого она не помнит. Видно, что разговор дается ей нелегко, будто она на допросе у следователя.

Кашляет и продолжает:

– Ваша сестра практически ни с кем не общалась, разговаривала только по делу, – и чтобы перевести тему: как поживает ваша жена?

Как я уже говорил, Татьяна когда-то работала у Инны продавщицей, и они с Ольгой Николаевной прекрасно знают друг друга.

– У нас с ней все отлично, – отвечаю и продолжаю: мы до сих пор живем вместе. Интересно, сколько мы еще протянем? Я не говорю об этом, но думаю: сколько времени мы еще будем просыпаться вместе? Год, десяток, может быть, еще полвека?

Улыбаясь, Ольга Николаевна хвалит:

– Молодцы, – говорит. – Сейчас такое время, что семья – это очень важно для общества. Все больше и больше пар расходится, не прожив вместе и трех лет. Такие, как вы, Саша, – настоящие герои. Я горжусь вами. О детях думали?

Конечно же, нет, думаю я и отвечаю:

– Еще рано. Обязательно заведем, но позже, когда будем готовы к этому морально, – говорю я и возвращаюсь к главной теме: постарайтесь припомнить что-нибудь еще. Кто-нибудь странный к ней сюда приходил?

Ольга Николаевна на мгновение задумывается и потом восклицает:

– Я вспомнила! Однажды я видела, как она разговаривает сама с собой.

Она делает очень серьезное выражение лица и продолжает:

– Да-да, она стояла в курилке и шептала что-то сама себе. Это было ровно за неделю до нашего с ней разговора о приоритетах.

В тот день Ольга Николаевна пошла, как обычно, после обеда покурить. Так она делает ежедневно. Священный перекур после любого принятия пищи – он есть у каждого курильщика. Говорят, это даже полезно: сигареты улучшают пищеварение, стимулируют перистальтику кишечника.

В курилке Ольга Николаевна увидела Инну. Та стояла в углу с потухшей сигаретой в руке и что-то тихо тараторила под нос. Голос ее казался нервным и немного странным. Тогда Ольга Николаевна кашлем обозначила свое присутствие. Инна вздрогнула и пулей вылетела наружу, ничего не объяснив.

– В тот момент она мне очень не понравилась, – говорит Ольга Николаевна. – У нее было жуткое лицо. Испуганное до смерти, я бы сказала. На душе у меня остался очень неприятный осадок, день был испорчен окончательно.

Я спрашиваю:

– Такое повторялось?

– Никогда, – отвечает Ольга Николаевна. – Зато как-то раз к ней приходила полностью седая женщина. Мы вначале подумали, что это ветеранка какая-нибудь, ошибившаяся этажом. Просто над нами находится некоммерческая организация, которая занимается делами стариков. Но женщина сказала, что ей нужна Инна и очень сильно забеспокоилась, когда узнала, что той на месте нет.

Инна никогда не любила стариков. Насколько я помню, они вызывали у нее отвращение. Даже на похоронах родителей моя сестра, плача, постоянно сбивалась на гримасу брезгливости.

Ольга Николаевна продолжает:

– В этой седой женщине было что-то не от мира сего.

– Как она вела себя? – спрашиваю. – Угрожала?

Ольга Николаевна смеется.

– Конечно же, нет, Саша, – говорит она. – Это была интеллигентная женщина, общалась очень вежливо.

– Еще что-нибудь?

– Больше ничего, – отвечает Ольга Николаевна и добавляет: мне очень жаль вашу сестру, Саша.

Она говорит так, словно Инна умерла, словно покинула этот долбаный мир. Я киваю.

– Она забрала все свои вещи?

– Да, все до последней скрепки.

Я благодарю собеседницу и собираюсь уходить.

– Ольга Николаевна, я перезвоню вам еще через некоторое время, – говорю я и объясняю: вдруг вы вспомните что-нибудь еще.

– Конечно, – отвечает она и на прощание: мне действительно очень жаль. Крепитесь, Саша. У моего мужа сошел с ума отец. Ох, как мы намучились. В конце концов, он покончил с собой.

– Кто? – спрашиваю я. – Отец?

– Нет, – отвечает Ольга Николаевна и говорит: муж. Он не выдержал регулярных припадков собственного отца, который, бывало, прибегал к нам домой посреди ночи, колотился в дверь и кричал что-то об инопланетянах, или КГБ, или еще, я не помню, о чем.

Так продолжалось несколько лет, а потом как-то раз она вернулась после работы домой, а муж раскачивается из стороны в сторону под самым потолком. Он сделал петлю из красивых, еще советских подтяжек. Увидел нечто подобное в одном фильме и повторил. Теперь Ольга Николаевна осталась без мужа и с сумасшедшим стариком, которому приходится каждый месяц покупать целую гору транквилизаторов, чтобы держать его в состоянии штиля, иначе он может ночью перерезать кому-нибудь глотку. Или убить всех кошек во дворе.

Я оставляю Ольгу Николаевну наедине с воспоминаниями и еду домой. Что же это за мир-то такой, в котором обычные люди кончают жизнь самоубийством из-за психически нездоровых родственников? Мне есть о чем подумать.

5

У тебя есть хобби. У него есть хобби. У нее есть хобби. У друга его племянницы тоже есть хобби. Маленькое домашнее увлечение, секретная отдушина. Люди говорят, что живут карьерой, семьей, общением с друзьями, продолжением рода, но на самом деле они живут своим хобби, своей тайной страстью, ради которой и целого мира не жалко.

Обычно это касается коллекционирования чего-либо: марок, монет, произведений искусства, автографов звезд, раритетных пластинок – всего, что поддается сбору и систематизации. Этакий положительный фетишизм, извращение, возведенное в ранг добродетели. Некоторые при удачном расположении звезд на небе умудряются сколотить состояние на коллекциях и коллекционерах. Правда, иногда подобного рода увлечения принимают вид весьма болезненный. Один мой знакомый, к примеру, вклеивал в фотоальбом ресницы своих любовниц. Или это были волосы с подмышек или еще откуда-нибудь – я точно не знаю, не спрашивал. Хотя было похоже именно на ресницы.

Другой коллекционировал фотографии с мест убийств. Вот, посмотри, какая здесь игра света, говорил он мне, показывая снимок изуродованной женщины. Я понимающе кивал и после этого никогда с ним больше не общался. Люди, восторгающиеся мертвыми телами, не внушают доверия: от созерцания они вполне могут перейти к действиям, могут начать творить свое контркультурное искусство, а ты окажешься подходящим материалом. Вдруг из тебя выйдет прекрасная статуя смерти?

Моя жена имеет несколько тетрадей, в которые записывает особенно удачные, по ее мнению, афоризмы. В основном это касается высказываний женщины на коротких ногах и в галстуке, ее тренера по личностному росту, но иногда можно найти и что-нибудь стоящее. На день рождения я всегда дарю ей очередной том сборника «Мысли и высказывания замечательных людей». Очень удобно.