Я покорю Манхэттен - Крэнц Джудит - Страница 4

— Когда это ты вернулась, Мэксим? — Голос Лили Эмбервилл выдавал ее удивление. — Я-то думала, что ты все еще катаешься на лыжах в Перу. Или ты была в Чили?

Лили откинула челку со лба дочери привычным мягким движением руки, выражавшим в то же время и всегдашнее материнское неудовольствие по поводу ее прически. При этом Мэкси столь же привычно подавила вспышку бесполезного гнева, которым она научилась управлять много лет назад. И почему это, мелькнуло у нее в голове, никто, кроме собственной матери, не может заставить ее чувствовать себя безобразной?

Лили Эмбервилл, три последних десятилетия своей жизни окруженная ореолом всеобщего поклонения, выпадающего на долю весьма немногих из числа богатых и могущественных красавиц, обняла свою дочь с поистине королевским достоинством. Мэкси ничего не оставалось, кроме как по обыкновению подчиниться этим объятиям со странной смесью обиды и нежности.

— Привет, ма! Ты просто великолепна! — произнесла она, ничуть не покривив душой.

— Жаль, что ты не могла сообщить нам о своем приезде, — ответила Лили, оставив комплимент без внимания и ничего не сказав в ответ. Похоже, решила Мэкси, что она нервничает, хотя для Лили подобное состояние являлось редкостью. Тем не менее мать нервничала и была явно напряжена.

— Скорей всего, мама, тут произошла какая-то неразбериха. О сегодняшнем заседании правления мне никто не говорил. И, если бы не звонок Тоби, я бы вообще ничего не знала…

— Возможно, мы просто не могли с тобой связаться. Но, может, мы все-таки сядем и начнем? — спросила Лили Эмбервилл и с отсутствующим видом направилась в зал, оставив дочь стоящей в дверях.

К Мэкси тут же подошел Пэвка.

— Садись рядом со мной, дьяволенок. Не так уж часто мне выпадает такой шанс.

— «Дьяволенок»? Но ты же не видел меня целых два месяца, — со смехом запротестовала Мэкси. — А что, если я за это время исправилась?

— Все равно «дьяволенок», — настаивал на своем Пэвка, сопровождая ее в зал заседаний. Чем еще объяснишь саму суть Мэкси, ее поразительную, неиссякаемую находчивость и способность в любой момент накликать беду, но такую невероятную, из которой не было ни сил, ни желания выбираться.

— Ты исправилась? Моя Мэкси? — продолжал он допытываться. — Уж не семеро ли гномов преподнесли недотроге Белоснежке за примерное поведение этот черный жемчуг?

— Нет, не семеро, а всего один, и не гном, а вполне нормального роста, — не моргнув глазом ответила Мэкси, поспешно пряча под блузку украшение, существование которого снова вылетело у нее из головы (в любом случае появляться в таких драгоценностях днем наверняка не следовало).

Прежде чем она успела опуститься на стул рядом с Пэвкой, кто-то крепко сжал ей руку. Она недовольно обернулась, пытаясь освободиться. Стоявший перед ней Каттер Дэйл Эмбервилл, ее дядя, младший брат отца, склонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Каттер? — холодно обратилась к нему Мэкси. — Что ты здесь делаешь?

— Меня пригласила Лили. Странно, что ты тоже здесь. Я думал, что предпочитаешь проводить время в каком-то более интерсном месте. Но я рад видеть тебя дома, Мэкси. — Голос звучал тепло и доброжелательно.

— И в каком именно месте, по-твоему, Каттер? — Лишь ценой большого усилия ей удалось не выказать свою неприязнь.

— Все считали, что ты катаешься на лыжах в горах Перу или Чили. Словом, там, где до тебя не доберешься. Кроме как на вертолете, чтобы снять тебя с глетчера или чего-нибудь в этом роде.

— И поэтому, значит, не сочли нужным уведомить меня о сегодняшней встрече?

— Конечно, дорогая. Не имело даже смысла пытаться тебя разыскивать. У нас же не было твоего номера телефона. Но я рад, что ошибался.

— Никогда не следует полагаться на слухи, Каттер. Тоби прекрасно знал, где я, и при желании можно было легко через него все выяснить. Но, кажется, даже его не предупредили. Я нахожу все это весьма странным. Более того, даже если бы я была где-нибудь на Амазонке, и то со мной надо было бы связаться, — заметила она твердо.

— Должно быть, произошла небольшая ошибка, — широко улыбнулся в ответ Каттер Эмбервилл, так что улыбка озарила его по-юношески голубые глаза, несколько смягчив выражение неприступности на лице и даже обнажив кривой зуб: теперь его внешность напоминала скорее портового грузчика, чем посла. Своим состоянием он был обязан неоспоримому обаянию улыбки. Каттер уже успел забыть, как в начальной школе часами торчал перед зеркалом, добиваясь, чтобы улыбка получалась теплой, а значит, искренней и могла за счет еле уловимого движения лицевых мускулов перемещаться от губ до самых глаз.

Три последних года Каттер Эмбервилл провел на Манхэттене, куда возвратился в 1981 году, если не считать коротких наездов, после более чем двадцатипятилетнего отсутствия. За эти годы он на редкость мало изменился, оставаясь все в той же, подтянуто-спортивной форме, как и в молодости. Светлые волосы по-прежнему коротко подстрижены, голубые глаза нисколько не выцвели, манера держаться столько же обезоруживающая. Как и прежде, его красота все еще безотказно действует на женщин, но в ней проявилось теперь скрытное, открыв подспудные, темные глубины. Казалось, ему нет сейчас нужды ни в том, чтобы шутить, ни в том, чтобы просто общаться с людьми независимо от того, полезен ли ты ему в данный момент или нет. Зэкари Эмбервилл горячо любил своего младшего брата.

Каттер между тем продолжал использовать свое главное оружие, ослепляя Мэкси неотразимой улыбкой и все еще крепко держа ее за руку, словно защищая от кого-то. Мэкси резким движением вырвала руку, нимало не заботясь, как это будет выглядеть со стороны, и уселась рядом с Пэвкой. Каттер, не смутившись, едва заметным движением, в которое он попытался вложить Мэксимум доверительной близости, потрепал ее по голове, отчего ноздри Мэкси возмущенно дернулись.

«Какого черта его сюда занесло? — снова пронеслось у нее в голове. — Раньше-то он никогда на правлении не появлялся…»

Мэкси проследила за тем, как мать характерной танцующей походкой балерины, коей она когда-то была на самом деле, с гордо поднятой головой движется к председательскому месту во главе стола. Села она, однако, рядом — председательский же стул оставался незанятым со дня смерти Зэкари Эмбервилла. Старый, весь вытертый, он с болью напоминал присутствующим о своем хозяине, веселом, энергичном, любознательном и сильном человеке, столь внезапно ушедшем из жизни.

«Не киснуть! Я не имею на это права», — приказала себе Мэкси. Всякий раз, видя пустующий стул отца, она столь живо представляет себе Зэкари, что ее неудержимо тянет плакать. Одному Богу известно, сколько слез она пролила за этот год об отце, которого Мэкси обожала. Но это сугубо личное дело, которое незачем выносить на публику. Людей всегда смущает вид чужого горя, а уж тем более неуместны подобные эмоции на официальном заседании.

Задержав на мгновение дыхание и предельно сконцентрировав внимание, Мэкси удалось справиться с нахлынувшими на нее чувствами. Глаза, правда, все же подозрительно блестели, но слез в них не было. Теперь, когда можно было больше не опасаться, что ей не удастся совладать с собой, Мэкси обратила внимание на то, что Каттер следует вплотную за Лили. Интересно, куда он сядет? Лишнего стула для него в комнате как будто нет. Невероятно, но ее мать сделала приглашающий жест, в значении которого сомневаться не приходилось: грациозным движением руки она указала ему на место, которое никогда никто, кроме ее мужа, не занимал.

Как она могла! Как посмела разрешить Каттеру сесть на этот стул? Мэкси почти выкрикнула эти слова, чувствуя, как громко стучит сердце. Она услышала, что с губ Пэвки тоже сорвался приглушенный вопрос, в других местах за столом, одно за другим, стали раздаваться нечленораздельные восклицания, выражавшие крайнюю степень удивления. После неожиданного поступка Лили атмосфера в зале заседаний срезу переменилась, присутствующие стали украдкой обмениваться выразительными взглядами. Каттер, однако, не обратив, казалось, внимания на всеобщее замешательство, преспокойно уселся на указанное ему место.