Я покорю Манхэттен - Крэнц Джудит - Страница 15

— Расслабься, дорогая, ну прошу тебя, малыш. Я не собираюсь заставлять тебя делать что-то, чего ты сама не захочешь. Мы никуда не спешим, времени у нас полно, — прошептал он ей на ухо, но по ее виду было непонятно, слышала она его или нет.

Пальцы Зэкари между тем, возобновив прерванное движение, опустились от локтя к запястью и, раскрывшись, накрыли ее ладонь. Быстрым рывком, изумившим Зэкари, она прижала свою ладонь к его и сама подтянула его руку к груди.

— Нет, дорогая, не надо. Сейчас не время. Все в порядке, — тихо произнес он и отвел ее руку.

Лили, все еще не произнеся ни слова, прижалась своим ртом к его, и Зэкари ощутил прохладу ее губ; она казалась не женщиной, а скорее ребенком, который ищет защиты. Он крепко стиснул зубы, чтобы не позволить своему языку протиснуться между ее губами. За месяц их знакомства он, правда, научил ее больше не целоваться с плотно сжатым ртом, но его языку она все-таки далеко не всегда соглашалась давать свободу, действий. Он просто не имеет права рисковать, предпринимая хоть что-нибудь, способное отвратить Лили. Особенно в их брачную ночь.

Между тем Лили, быстро опустив плечо, позволила соскользнуть и второй бретельке. Вызывающе прямая, с обнаженным торсом, сидела она теперь в одеялах, все еще укутывавших ее ноги. Глаза Лили оставались по-прежнему закрытыми, и Зэкари мог досыта наглядеться на ее тело — тело, в котором по-девчоночьи неразвитые груди и по-мальчишески широкие плечи создавали чудовищно эротический контраст.

«Боже, — промелькнуло в голове у Зэкари, — да ведь ее торс изваян из слоновой кости!»

Он мог с легкостью пересчитать все ее ребра, ему было видно, как бьется ее сердце, голубоватые вены, проступавшие под белой кожей груди, образовывали потрясающий узор, сразу же запечатлевшийся в его мозгу. Осторожно провел Зэкари указательным пальцем вдоль самой большой из них, тянувшейся прямо над грудями: вся трудность при этом заключалась в том, чтобы удержаться от вылазки на «чужую территорию», рискуя показаться до времени чересчур наглым. Чтобы сдержать себя, ему пришлось положить ногу на ногу, иначе грозил вырваться на свободу его член: как бы сильно он ни стискивал ног, набрякшая головка жила своей жизнью и ни за что не желала ему подчиняться.

Лили, казалось, начала бить дрожь. Было ли ей по-прежнему холодно или то была наконец дрожь от нетерпения? Зэкари позволил себе слегка прикоснуться одним пальцем к самому кончику соска, просто провести по нему, чтобы посмотреть, какова будет реакция — и будет ли? Лили не отпрянула назад и не подалась вперед, но ему показалось, что сосок стал набухать и увеличиваться в размере. Когда же он дотронулся до второго соска, то, о радость, тот подобным же образом ответил на его ласку.

— Ну вот и правильно, вот и хорошо, совсем хорошо, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, стараясь, как только можно, не спугнуть ее в тот самый момент, когда она начала находить в этом удовольствие.

Еще несколько минут он поиграл с ее сосками, сперва очерчивая пальцем их небольшую окружность, чтобы затем возвращаться снова и снова к набухшим кончикам, которые сделались теперь совсем твердыми. Но вот он наклонил голову и взял один из этих упругих бутонов себе в рот: какое-то время Зэкари поводил вокруг него языком, прежде чем осмелился начать засасывать его внутрь.

Лили при этом заметно напряглась — и он сразу прекратил, подумав с почти благоговейным ужасом, что рот мужчины до сих пор ни разу не касался этого волшебного тела и его потайных мест. Но тут еще одним внезапным и решительным рывком руки она пригнула его голову к себе, свободной рукой сжала грудь, сама помогая Зэкари взять ее в рот.

— Не останавливайся, — попросила она.

Вскоре оба соска были уже влажными, превратившись от поцелует в маленькие, набухшие кровью островки. Как только Зэкари увидел, какими они стали, то, подхватив ее на руки, понес в другой конец комнаты. Пока он нес Лили туда, окончательно соскользнувшая ночная сорочка полностью обнажила ее.

Зэкари осторожно опустил Лили на кровать и сам лег с ней рядом, но все же не настолько близко, чтобы она могла натолкнуться на его прижатый, теперь к животу и подрагивающий от нетерпеливого возбуждения член. Опершись на локоть, свободной рукой Зэкари начал изучающе поглаживать ее талию, грациозно узкий таз, твердые, но податливые округлые бедра — словом, это было тело, подобного которому он еще никогда не видел ни У одной женщины. Обнаженная, Лили являла собой само совершенство, больше всего напоминая статую богини из какой-то другой, лучшей цивилизации. Чувство преклонения в нем все росло, но теперь оно смешивалось с сумасшедшим желанием обладать ею, какого он не испытывал ни разу в жизни: его сводил с ума вид слегка курчавившихся светлых волос над всхолмьем ее лобка, гораздо более густых, чем он ожидал; то были волосы не девочки, но женщины, Венеры. Его пальцы ощущали непрекращающуюся дрожь: так и не открыв глаза, она то и дело вертела головой, не отталкивая руку Зэкари, но и не прикасаясь к нему руками. Похоже, подумалось ему, она просто спит, желая, чтобы он взял ее во сне.

После того как Зэкари вдоль и поперек исследовал всю Лили, пока ему еще удавалось себя сдерживать, продолжая ласкать распростертое под ним тело, но не слишком приближаясь к нему, он прижал ее к себе, положив одну руку под голову. Затем, взяв в рот палец другой руки, он как следует смочил его слюной и, действуя со всей нежностью, на какую был способен, начал мокрым пальцем раздвигать волосы, чтобы добраться до потайного входа во влагалище. Найдя его, он медленно, миллиметр за миллиметром, стал продвигать палец вглубь, не отрывая глаз от ее лица, чтобы увидеть там первые признаки боли или страха. Но выражение ее лица не менялось, хотя губы снова были плотно сжаты, а зубы стиснуты. Зэкари снова и снова смачивал слюной палец, каждый раз снова с осторожностью возвращаясь в теплое дупло и беспрепятственно проникая в него все глубже — до тех пор, пока палец не мог уже продвигаться дальше. Наконец он почувствовал внутри влагу, но сразу не понял, откуда она взялась: может, он занес ее сам? Так или иначе, но Зэкари решил, что сейчас уже может войти в нее. Упершись коленями и локтями, чтобы не обрушиться на Лили всей тяжестью своего тела, он осторожно приблизился к ней, чтобы лишь округлившаяся и набухшая от прилива крови головка члена могла коснуться нежных губ влагалища. Потом он позволил члену войти внутрь — сперва меньше чем на дюйм, потом еще на полдюйма. Медленно, нечеловечески медленно, совершал он это вхождение. От напряжения на лбу Зэкари выступили капли пота. Все это время он изучал малейшие движения ее лица, чтобы увидеть, когда ему надо будет выйти, потому что ей станет слишком больно. Но выражение Лили не менялось, разве что дыхание стало чуть более учащенным.

Она не двигалась. Лежа под ним, она спокойно позволяла ему входить все глубже. Прошло несколько минут — и он почувствовал, что вошел в нее целиком. Весь его член был сейчас там, внутри, дрожа от нетерпеливого ожидания. И тогда Зэкари, распрямив ноги, смог прижаться своим животом к ее; теперь только локти удерживали его от того, чтобы обрушиться на распростертое под ним тело.

Он чувствовал, как все больше наливается силой и растет его член, хотя сам Зэкари лежал не двигаясь: нежное, горячее и упругое естество завораживало его. Он кончил, так и не сделав больше ни одного движения. После мучительного воздержания последнего часа его сперма низверглась сама подобно водопаду. Все произошло мгновенно, как у животных.

Сердце его стучало, как молот, и на какое-то мгновение Зэкари совсем забыл про Лили. Придя в себя, он тут же сполз с ее живота и, взяв на руки, в порыве благодарности стал покрывать ее лицо поцелуями — то были сумасшедшие поцелуи, смешанные со слезами, которых он не мог сдержать. Лили оставалась бесстрастной, да он и не рассчитывал, что она возбудится. Пройдет еще немало дней, он будет предельно внимателен и постепенно сможет помочь ей получать от секса удовольствие. Сейчас, однако, его больше всего поражало ее мужество: она не стала цепляться за свою девичью скромность, чтобы заставить его почувствовать себя грубым животным. Его до глубины души растрогала готовность Лили позволить ему овладеть ею — единственными признаками усилий, которые ей пришлось над собой сделать ради этого, оставались закрытые глаза.