Серебряная богиня - Крэнц Джудит - Страница 56

— Почему? Мы что, недостаточно хороши для портного и его жены? — возмутился Хэм.

— Мы не из тех, кого можно считать шикарными, Хэм. Мы просто богатые люди, причем не так, как принято, то есть мы не те, какими должны быть истинно богатые люди, — ответила Топси, и в ее голосе проскользнула обвинительная нотка. — Можешь не фыркать! Для того чтобы считаться по-настоящему богатым, наше состояние должно оцениваться не меньше чем в двести миллионов. Я сама не раз читала списки самых богатых людей, и ты не хуже меня понимаешь, что мы просто мелочь по сравнению… впрочем, неважно с кем!

Топси вскочила с кресла и, подбежав к китайской вазе, которую она по настоянию своего декоратора и украдкой от мужа купила за 2800 долларов, принялась водить по ней пальцем.

— Недостаточно шикарны? А кто, черт побери, сказал, что мы обязаны быть «шикарными»? Кто, черт возьми, это решает? И вообще, что все это значит, кто уполномочивал Валерианов, черт их возьми, решать, шикарны мы или нет?

Хэм почувствовал себя глубоко оскорбленным. Он гордился своими деньгами и терпеть не мог, когда ему напоминали о том, что он при всем своем богатстве все еще не компания по-настоящему большим людям.

— О, Хэм, честное слово, это просто означает, что они, черт побери, вхожи туда, куда мы никогда не попадем. Их приглашают на все крупные приемы, они не сходят со страниц «Вог». Без Валерианов любой прием не имеет знака качества!

— Знак качества? Господи, Топси, ты совершенно одурела, вот и все. Вначале ты заставила меня купить этот «музей» и столько лошадей, что их хватило бы для бригады легкой кавалерии. Теперь ты в наилучших отношениях со всеми соседями, но тебе все равно нужны какие-то еще знаки от портного! Я не в силах больше понимать тебя!

Если бы Хэм Шорт не был настолько раздражен и раздосадован, то наверняка заметил бы некоторую наигранность в демонстративном восхищении Топси, в том, как она настаивала на особом шике Валерианов.

— Робин Валериан — один из самых известных в стране дизайнеров по костюмам, — гордо заявила Топси, — а что касается Ванессы, то она считается самой элегантной женщиной в Нью-Йорке.

— Мне достаточно было взглянуть на его фотографию, чтобы понять, что он собой представляет. Он выглядит законченным гомиком.

— Не говори глупостей, Хэм! Они с Ванессой женаты почти столько же, сколько мы с тобой. Мужчины вроде тебя непременно считают других мужчин, имеющих несчастье заниматься не просто деланием денег, геями.

— А, так теперь их называют геями? Полагаю, что можно пользоваться только этим названием и никаким иным?

— Да, это на самом деле так, — огрызнулась Топси тоном, не терпящим возражений. Последнее замечание мужа окончательно вывело ее из себя.

Пока Хэм остывал, Топси в тысячный раз прокручивала в голове ту встречу, что состоялась у них с Ванессой в Нью-Йорке несколько недель назад. Ванесса проводила ее в библиотеку, налила бокал «Дюбонне» и забросала Топси вопросами.

— Расскажи мне, как ты живешь, — с неподдельным интересом расспрашивала она. — Каково это, жить круглый год в Мидлбурге, божественно или тоскливо?

— Если бы я не ездила раз в неделю в Нью-Йорк, то не уверена, что смогла бы это выдержать, — призналась Топси. — Хотя я родилась в Виргинии, но мне кажется, что душой я принадлежу Нью-Йорку. Там просто слишком тихо, но Хэму нравится.

— А Хэм получает все, что ему нравится?

— Более или менее.

Ванесса встала и прикрыла дверь библиотеки.

— Мне кажется преступлением держать такую восхитительную красотку, как ты, в заточении в этой лошадиной стране, — сказала она Топси, подходя и устраиваясь с ней рядом на сдвоенном диванчике.

Топси вспыхнула от волнения и удивления. В школе Ванесса была признанным лидером, и в нее была влюблена половина девочек из класса. Ее еще тогда, в школьные годы, считали искушенной во всем и даже развращенной.

— Благодарю, — пролепетала Топси, отпив глоток «Дюбонне».

— Это чистая правда. Представляешь, я еще в школе обратила на тебя внимание. Я хорошо помню восхитительные рыжевато-каштановые волосы — они стали теперь чуточку темнее, — и даже эта ужасная школьная форма, которую нас заставляли носить, не могла скрыть того, что твоя фигура обещала стать превосходной. Я тебе завидую, ведь я сама такая тощая. Я бы многое отдала за такие округлости, как у тебя. Ты когда-нибудь замечала, что я наблюдала за тобой в юные годы, Топси?

Топси смогла только отрицательно покачать головой.

— Впрочем, у тебя тогда мысли были заняты совсем другим. Я исподтишка наблюдала за тобой во время завтраков.

Ванесса рассмеялась и как бы невзначай взяла руку Топси в свою и принялась внимательно, словно гадалка, рассматривать ее ладонь. Неожиданно она склонилась над ее рукой и поцеловала ладонь Топси своими теплыми раскрывшимися губами, рассмеялась и отпустила руку подруги, будто ничего не случилось. Больше ничего между ними не произошло, но с того дня Топси постоянно возвращалась мыслями к этой сцене, стараясь отгадать, что могло бы случиться дальше, и убеждая себя в том, что ничего дальше, вероятно, и не могло произойти. Просто ты глупышка, уговаривала она себя.

— Хэм, — сказала Топси, возвращаясь мыслями к настоящему, — давай не будем ссориться, пожалуйста. Я и так нервничаю сегодня из-за этого уик-энда.

— О'кей, дорогуша, может быть, я чего-то не понимаю, но если тебе это доставляет удовольствие, то прекрасно. Однако, коли хочешь знать мое мнение, на этих Валерианов гораздо большее впечатление произведут Хэммингсы, Стентоны, Демпси, Патрик Шеннон и эта, забыл как ее зовут, княжна. Так что кончай бредить и, Христа ради, оставь в покое эту вазу, пока ты ее не разбила. Конечно, она застрахована, но я ужас как не люблю собирать осколки.

Поздним субботним утром все гости Топси Шорт, ночевавшие в ее доме, собрались в конюшне. Топси руководила распределением лошадей, наделяя каждого всадника, и только многолетний опыт наездницы помог ей справиться с этой задачей так, чтобы не показать, насколько она взволнована. Она была охвачена эмоциями, которые не решалась даже проанализировать, ей было не по себе, она была наэлектризована нетерпеливыми ожиданиями, чего не испытывала уже много лет. Ей предстояло остаться дома, чтобы составить компанию Ванессе Валериан, поскольку та еще за завтраком с очаровательной усмешкой объявила, что всегда, со школьных лет, испытывает ужас перед лошадьми. Она сообщила об этом с таким видом, будто поведала о своем несомненном достоинстве.

Патрик Шеннон крепко сидел в седле на крупном вороном мерине, но был слишком поглощен непривычными ощущениями, чтобы замечать веселое деловое оживление, царившее вокруг. Ведь он впервые по-настоящему сел на лошадь в присутствии других всадников, а не только одного тренера.

Юная Синди Шорт восседала на прелестном пони, а Дэзи досталась рослая гнедая кобыла, приобретенная Шортами два года назад на всемирно известном июльском аукционе лошадей-однолеток в Кинленде за кругленькую сумму п сорок тысяч долларов. Позавтракав вместе с Синди рано утром и проведя с девочкой утренние часы в конюшне, Дэзи успела стать ее закадычной подружкой. Собираясь кататься верхом, Дэзи оделась со строгой элегантностью. Она собрала волосы в узел на затылке и заправила под обтянутый сверху черным бархатом защитный шлем, являвшийся столь же неотъемлемой частью костюма наездника, как каска у строительных рабочих. Концы своих туго заплетенных кос она связала лентой, чтобы выбивавшиеся пряди не цеплялись за ветви деревьев.

— Синди, — крикнул Хэм Шорт, которому не терпелось похвастаться перед гостями успехами своей дочери в верховой езде, — ты поезжай первой, а мы — за тобой.

Привыкшая к своей роли образцово-показательного ребенка, Синди тронула рысью, а потом перевела пони в галоп. Дэзи, которой хотелось понаблюдать за своей будущей моделью во время езды верхом, подождала, пока Синди успеет покрасоваться перед восхищенными зрителями, а потом последовала за пухленькой фигуркой девочки. В это свежее виргинское утро Дэзи сидела на лошади со столь благородным и непринужденным изяществом, что могла бы являть собой необыкновенно величественное и грациозное видение, если бы не Тезей, трусивший у самых копыт лошади своей характерной, раскачивающейся, словно у полупьяного, побежкой.