Ворон, колдунья и старая лестница - Снайдер Зильфа Китли - Страница 18

Джени и Эстер он нашел во дворе, предупредил их и отправился искать Блэра. Ему повезло, что он обнаружил брата раньше, чем Молли: тот сидел на ступеньках лестницы и играл со своей ящерицей. Блэр вытащил ее из-за пазухи, и теперь она исследовала его одежду.

— Привет, — сказал Дэвид, — чем занимаешься?

— Отдыхаю, — ответил Блэр.

— Отдыхаешь? — спросил Дэвид. — От чего же?

— От щекотки.

— А-а. Ну тогда тебе лучше найти для отдыха другое место. Я как раз тебя искал, чтобы сказать кое-что важное. Помнишь, я говорил, что можно не прятать ящерицу от отца и Молли?

Младший брат кивнул.

— Так вот, оказывается, нельзя. Я узнал, что Молли до смерти боится змей и ящериц. Если она узнает, что у тебя под рубашкой ящерица, у нее, наверное, обморок случится.

Блэр наморщил лоб.

— Боится змей? — спросил он. — Аманда боится.

— Нет, Блэр. Не Аманда. Молли! Молли ни в коем случае не должна знать, что у тебя под рубашкой ящерица.

— А, — сказал Блэр. — Молли тоже боится.

Дэвид вздохнул. Иногда младшему брату было очень сложно что-то объяснить. Блэр посадил ящерицу на перила и позволил забраться на деревянную лозу. Она поползла вверх и тотчас уселась на купидона как раз в том месте, где раньше была его голова.

— Купидон, — сказал Блэр. — Джени говорила, что великан оторвал ему голову.

— Нет, ничего этого не было, — сказал Дэвид. — Я тебе уже говорил. Наверное, это сделали какие-то дети, которые жили в этом доме давным-давно. Может быть, какой-то ребенок отпилил ему голову, решив опробовать новую пилу, или что-нибудь такое.

— Нет, — сказал Блэр. — Это девочка отпилила голову. Плохая девочка.

Дэвид усмехнулся. Учитывая, что всю свою сознательную жизнь Блэр жил с Джени, а теперь еще появилась Аманда, не было ничего удивительного, что он считал девочек корнем зла.

Сняв ящерицу с перил, брат протянул ее Блэру.

— Лучше засунь ее обратно под водолазку, — сказал он. — А то вдруг Молли увидит. Я на улицу. Ты идешь?

Теперь все были в курсе, что испытание с рептилиями нужно держать в секрете, так что день прошел спокойно, без происшествий. Задание дети выполнили.

Остальные испытания по большей части тоже прошли без осложнений. Время от времени, конечно, возникали некоторые трудности, но ничего ужасного не случилось.

Во время ритуала, предполагавшего ношение на шее ожерелья из головки чеснока, колечка лука и ростка аниса тоже ничего плохого не случилось. Дэвид, правда, заметил, что Молли все время к чему-то принюхивается, а после ужина отец спросил его, не забывает ли тот ежедневно принимать душ.

Затем настал день, когда не разрешалось ступать по деревянному полу, и вот тут кое-что произошло. В кухне все оказалось просто — там лежал линолеум, но в остальном доме полы были из деревянных досок, и нигде не имелось ковра от стены до стены. Им всем пришлось нелегко, но к концу дня они даже умудрились разработать маршруты движения по почти всем комнатам особняка. Например, чтобы перейти из коридора в гостиную, нужно было встать на цыпочки на краешке ковровой дорожки, дотянуться до двери, ухватиться за нее и, оттолкнувшись и поджав ноги, как бы перелететь с ее помощью, а приземлиться на старый восточный ковер на полу в гостиной, на котором стояло большое кресло. Потом нужно было прыгнуть в кресло отца, а уж с него переползти по роялю, лежа на животе, после чего можно было приземлиться на подушки, которые были разложены на полу перед телевизором. Потом надо было пробраться по краю журнального столика и закончить маршрут на небольшом коврике в противоположном конце комнаты. А уж оттуда можно было легко достичь края ковролина в столовой. В тот день испытание никто не провалил, но пострадала настольная лампа и разбилась ваза с цветами, а Джени застали как раз в тот момент, когда она ползала по роялю, за что девочка была наказана и отправлена в свою комнату.

Единственным испытанием, которое не все неофиты смогли пройти с первого раза, стал день молчания. В этот день запрещалось говорить что-либо, кроме ответов на прямые вопросы, но и в этом случае неофит мог произнести только три слова. Блэру единственному удалось пройти испытание с первой попытки. Дэвид в первый раз провалился потому, что отец решил вызвать его на мужской разговор после ужина. Мальчику было очень обидно: ему ведь почти удалось продержаться, и вот теперь в последний момент все шло насмарку. Но когда он увидел, что отец действительно очень расстроен, то понял, что просто обязан поговорить с ним, а испытание перенести на другой день.

Джеффри Стэнли многое беспокоило. По его словам, дети в последнее время странно себя вели. Они позволяли себе недопустимое поведение за столом, уже разбили несколько вещей, да и просто игнорировали элементарные правила поведения цивилизованного общества — это, видимо, означало лазанье по мебели. Мало того, что в доме появилась падчерица, которая вот уже почти месяц как не разговаривает с приемным отцом, но еще хуже — его родные дети, похоже, решили копировать ее поведение.

— И все это как раз тогда, когда я ожидал, что вы сделаете все от вас зависящее, чтобы Молли не пришлось жалеть, что она оказалась связана с нашей семьей.

Дэвид уже почти набрался духу рассказать, в чем тут дело. Он уже был готов раскрыть отцу тайну и о мире оккультизма, и об испытаниях, и об инициации. Но стоило мальчику открыть рот, чтобы начать говорить, как перед глазами его возникло лицо Аманды с всегдашней надменной улыбочкой. Он представил, как Аманда говорит что-то вроде: «Дэйви все разболтал папочке».

Поэтому вместо того чтобы сказать правду, Дэвид попытался убедить отца в том, что ничего страшного не происходит, а если даже так, то это в любом случае ненадолго.

— Может быть, у нас у всех сейчас такой сложный период, — предположил он. — Ну, ты же понимаешь, бывают разные периоды…

Отец улыбнулся.

— Думаю, что понимаю, — усмехнулся он. — Вот только Молли очень тяжело переживает этот ваш период. Мне кажется, она чувствует, что не справляется со своими обязанностями как мать и не может вести большой дом.

— Ну уж нет, — отозвался Дэвид. — Она не должна себя так чувствовать. Мы все считаем, что она замечательная. Все, кроме…

— Кроме кого?

— Я подумал про Аманду.

— И что именно ты про нее подумал?

Дэвид понял, что попался. Он отлично знал, что Аманда вряд ли будет в восторге, если он расскажет отцу, что она ненавидит собственную мать. Джеффри Стэнли это тоже не понравится.

Поэтому мальчик сказал лишь:

— Ну, Аманда, конечно, хотела бы жить со своим отцом, мне так кажется. Она ведь очень его любит.

Отец взорвался:

— Аманде еще многому нужно поучиться, в частности понять, что значит любить!

— Это как? — спросил Дэвид.

Отец на мгновение задумался, потом покачал головой.

— Ну, чему и когда должна научиться Аманда — это не наше с тобой дело. Нам с тобой надо разобраться с нашими проблемами. Или как ты их там называешь — периоды?

Дэвид невесело улыбнулся:

— Да, периоды. Наверное, так. После того как мы переехали за город, в семье появилась новая мама, и все произошло так внезапно… неудивительно, что у младших начался некий период привыкания к этому. Но я уверен, что все наладится. Думаю, скоро всё придет в норму.

Дэвид знал, о чем говорил, потому что день молчания был последним испытанием, и теперь впереди осталась только долгожданная инициация. А этот ритуал, по его мнению, вряд ли мог принести какие-то осложнения или навредить обстановке в семье.

Минуло еще три дня, пока всем детям удалось пройти испытание молчанием, — Дэвид решил, что разумнее всего делать это поодиночке. Так взрослые будут обращать меньше внимания на изменившееся поведение детей.

Всё прошло хорошо. Поскольку Джени болтала без умолку, никто не заметил молчания Дэвида, а Дэвид, в свою очередь, старался как мог прикрыть Джени. Впрочем, ему это не слишком удалось.

Оказалось, это совсем не просто — отвлечь взрослых и сделать так, чтобы они не заметили, что Джени молчит. Отец и Молли постоянно спрашивали ее, все ли в порядке, а Джени неизменно отвечала одно: «Плохо себя чувствую», поскольку это была единственная фраза из трех слов, которую она смогла придумать. В результате Джени уложили в постель и измерили ей температуру. Позже, когда Дэвид пробрался к сестре, чтобы передать бутерброд с арахисовым маслом, который он для нее стащил, то взволновался по-настоящему: Джени была очень нервная и напряженная, лицо ее так и горело. Впрочем, лихорадки у нее не было, и Дэвид решил, что, скорее всего, ей просто трудно молчать так долго. Разумеется, на следующее утро, когда Джени болтала без остановки почти три часа кряду, Дэвид успокоился: она точно была здорова.