Гончаров - Лощиц Юрий Михайлович - Страница 31

Однако увиденное здесь, в Ликейе, как будто расшатало его скептицизм.

Поразительна была уже первая встреча с местными жителями. «На берегу нас приветствовали какие-то длиннобородые старики, с посохами в руках, с глубокими поклонами, с плодами… вспомнишь не то Феокрита, не то Галлера (швейцарский ученый и поэт XVIII века. — Ю. Л.), не то русскую сказку о стране, где текут реки меда и молока».

Чем дальше в глубь острова проникали путешественники, тем больше удивлялись: чистоте улиц и маленьких домиков, огороженных кусками кораллов; аккуратности нив и полей, похожих издали на разноцветные заплаты; благообразию и красоте здешних обитателей. Там и тут журчат в тени серебристые ручьи и обрываются небольшими звучными каскадами. Лесные заросли напоминают любовно ухоженные сады, а сады, в свою очередь, растут с неприхотливостью диких лесов. Иногда на дороге, в разрывах деревьев открываются панорамы лугов и полей, окруженных, зелеными пышными кущами.

У старцеп, которые стоят возле своих хижин, серьезные, исполненные достоинства лица, просторные, легкие одежды, спокойные жесты. Женщины и дети, как и положено, застенчивы.

Хижины настолько просты по архитектуре, что, кажется, здесь не бывает ни бурь, ни стужи, ни страшных гроз. Но простота жилищ не означает, что жители не умеют строить. Вот одноарочный мост, перекинутый через поток, он сотворен из мощных коралловых плит. Сотворен как бы играючи: смотрите, мол, мы и так умеем.

Говорят, что они питаются только овощами, что и их предки питались всегда только овощами. Петухов и кур держат лишь для забавы (или, может быть, для жертвоприношений?). Величавость поведения ликейцев позволяет догадываться о высоте их религиозных воззрений.

Неужели наконец повезло путешественнику, который уже отчаялся в поисках хоть каких-то следов естественного существования? Да, похоже, что так! «Это единственный уцелевший клочок древнего мира, — записывает Гончаров. — Это не дикари, а народ — пастыри, питающиеся от стад своих… Идите сюда поверять описания библейских и одиссеевских местностей, жилищ, гостеприимства, первобытной тишины и простоты жизни. Вас поразит мысль, что здесь живут, как жили две тысячи лет назад, без перемены. Люди, страсти, дела — все просто, несложно, первобытно. В природе тоже красота и покой: солнце светит жарко и румяно, воды льются тихо, плоды висят готовые. Книг, пороху и другого подобного разврата нет. Посмотрим, что будет дальше. Ужели новая цивилизация тронет и этот забытый, древний уголок?»

Ликейские острова на карте путешествия Гончарова — место знаменательное, почти символ. В каждом путешественнике, будь то древние Одиссей и Эней, средневековые паломники или трезвые литераторы и ученые нового времени, теплится вера в реальность «блаженных островов» — затерянного, забытого всеми, но целого и доныне пристанища, где не сеют, не жнут, не страдают, не старятся… Такое место должно существовать не только в подтверждение легенд и сказок человечества, но и как укор остальному миру, как доказательство того, что человек способен жить свято и безгрешно, даже не прилагая к тому никаких усилий. Цивилизация обещает создание земного блаженства с помощью воздействия на весь природный мир. Она обещает предоставить человеку разнообразнейшие удобства, комфорт телесный и духовный. Но почти каждый практический шаг в этом направлении, как бы ни был впечатляющ, неминуемо приносит новые страдания, болезни. Может быть, цивилизация — не более как хитроумная пародия на древнее предание о блаженной жизни? Но тогда Ликейские острова должны торчать у нее бельмом на глазу. Ибо уголок этот — самая настоящая антицивилизация, полярная противоположность «гуманного» европеизма. Итак, выстоят «блаженные острова» или их ждет участь всего Востока?

Поздно! — чуть ли пе с досадой восклицает путешественник. Поздно.

Оказывается: всего два дня назад — БЫЛИ!.. Правда, на сей раз не англичане, но суть от этого не меняется. Два дня назад здесь был командор Перри с американской эскадрой и взял Ликейские острова под свое покровительство!'..

Но если с военной миссией Ликейю посетили только что, то учитель духовный, как выяснилось, пребывает на острове уже восемь лет. «На другой день, 2-го февраля, мы только собрались было на берег, как явился к нам английский миссионер Беттельгейм, худощавый человек, с еврейской физиономией, не с бледным, а с выцветшим лицом, с руками, похожими немного на птичьи когти; большой говорун. В нем не было ничего привлекательного, да и в разговоре его, в тоне, в рассказах, в приветствиях была какая-то сухость, скрытность, что-то нерасполагающее в его пользу».

О ликейцах, как и следовало ожидать, Беттельгейм отозвался плохо: у них предостаточно пороков — и пьют, и в какие-то игры играют, и недружелюбны, и сплетники, и невежественны, и грубы. Недавно даже одного миссионера поколотили (его самого и поколотили, как выяснилось, — Беттельгейма)…

Кажется, миссионер понимает, что он тут лишний. Но ощущение неудачи еще более распаляет гордого пришельца.

…О Ликейя, Ликейя, скоро и до тебя доберутся черные фраки! Расковыряют твои холмы в поисках каменного угля (по Гончарову, самый драгоценный минерал XIX века) или просто станут за деньги показывать твой рай в качестве аттракциона туристам обоих полушарий.

Какое все же грустное занятие: путешествовать по экзотическим странам!..

Еще в мае прошлого года, на стоянке в Анжере, Гончаров знал: если вместо «Паллады» не пришлют для продолжения экспедиции более прочный корабль, то ему домой «придется ворочаться Сибирью». Но тогда эта перспектива была еще очень неясной. Теперь же с каждым месяцем становилась все реальней. И не потому только, что невозможно возвращаться на расползающейся по швам «Палладе» в обход Американского континента. Следовать домой таким маршрутом (через Тихий и Атлантический океаны) нельзя было и в связи с назревавшей войной. Опасность военной угрозы со стороны англо-французских морских сил помешала Путятину произвести основательный ремонт фрегата в Маниле.

Простояв в бухте Манилы немногим более недели, «Паллада» вышла в открытое море. Медленно, соблюдая меры предосторожности, двигались на север. О том, что Англией и Францией объявлена война России, узнали с большим запозданием. После стоянки у корейского острова Гамильтон и краткого захода в Нагасаки фрегат вновь взял курс к корейским берегам. Теперь опять шли прямо на север, вдоль малоизученного восточного побережья Кореи. Почти сразу выяснилось, что старые, еще прошлого века, карты этих, мест не соответствуют действительности. Решено было произвести подробную береговую съемку. Открывались новые бухты, безымянные острова, мысы. Многим из них были даны названия в честь членов экипажа. Так появился на русской карте и небольшой островок, носящий имя Гончарова.

Громоздкая и кропотливая картографическая работа заняла около месяца. Съемки надо было производить в непосредственной близости от берегов. При туманах, во время волнений в любую минуту можно было наткнуться на подводные камни или прибрежные скалы.

Съемка, к счастью, закончилась благополучно, но дни «Паллады» были уже сочтены.

В первой половине мая фрегат вошел в Татарский пролив, а 22-го числа стал на якорь в Императорской гавани. Началось размонтирование отслужившего свой срок корабля. Большую часть его команды адмирал перевел на только что прибывший фрегат «Диана», который должен был вновь отправиться к берегам Японии.

В это время Гончаров и обратился к адмиралу с просьбой освободить его от должности литературного секретаря, которая при нынешних военных обстоятельствах становится практически ненужной. Как ни хотел Путятин удержать при себе полюбившегося ему Ивана Александровича, но просьбу все же удовлетворил. С двумя другими офицерами Гончаров откомандировывался «сухим путем», или, как говорили моряки, «берегом», в Петербург. В рапорте морскому министру адмирал с самой лучшей стороны охарактеризовал деловые и личные качества своего секретаря — теперь уже бывшего.