Могущество и честь - Коваль Ярослав - Страница 10

— Я скорее за быстроту. Это единственное наше преимущество — скорость. Больше нам похвастаться нечем.

— Не только скорость, но и скрытность. Наше местонахождение никому не известно, и это тоже преимущество, — одёрнул Шунгрий.

— Вообще-то, в густонаселённой области Империи, каковым является Маженвий, скрытность — преимущество очень… переменное. Временное.

— Ты здесь видишь очень много местных жителей?

— Получается, мы с тобой в меньшинстве, Серт, — Аштия кривовато усмехнулась.

— Получается.

— Хорошо, идём в обход.

И мы свернули на довольно неприметную узкую дорожку, шириной не более чем на конного или пешего, телега бы здесь не прошла. Ветки хлестали нам макушки, норовили смахнуть головной убор с того, у кого он имелся. Большинство обходилось воротниками плащей, столь широкими и длинными, что их можно было наподобие тюрбанов намотать на голову. Но и их не очень-то улыбалось упустить с головы, ведь наматывать опять, ещё и прямо в седле — такая морока!

Я этим воротником пользовался просто как капюшоном, поэтому теперь без раздумий сбросил его на спину. Не было ни желания, ни терпения постоянно поправлять.

Туман разогнало только к полудню, как и предполагал Шунгрий. Растительность в этой части предгорья не поражала роскошью, чаще попадались полуголые скальные лбы, но мы действительно по большей части двигались в густой зелёной чаще, и тем, кто нас выслеживает (если выслеживает), должно было нелегко прийтись.

Может быть, Шунгрий и прав.

— До Каньона ещё прилично. Мы однозначно не доберёмся туда до темноты.

— Да даже если бы и добрались, — отмахнулся главный телохранитель. — В Каньон есть смысл входить только днём. Мы же не знаем, что там. Так что ночевать будем в лесу, я так думаю.

— Разумеется, в лесу. — Аштия пребывала в глубокой задумчивости, но едва дошло дело до обсуждения, немедленно дала понять, что всё слышит. — Смотрите, чтоб не загнать лошадей. Как только они устанут, остановимся.

Ей никто не противоречил. Действительно, взять других коней нам было негде, а если падут эти, до надежды на спасение придётся топать ногами. Очень весело…

Утром, после ночёвки на крохотном, очень уютном пятачке леса, где в принципе можно было даже костерок развести — в десяти шагах огня никто бы уже не увидел, — обнаружилось, что пропал ещё один боец. И, переглянувшись, мы поняли, что и на этот раз никто ничего не услышал.

— Действительно никто и ничего? — рявкнула Аштия. Мне не часто доводилось видеть её в гневе, но сейчас я вполне мог бы себе представить, как выглядит ярость светлейшей Солор. — Как такое могло случиться?

— Он мог отойти в сторону за надобностью? — предположил я. — Может, потому никто и не слышал?

— Довольно! Демоны не выслеживают свои жертвы, как волки стадо, и не крадут людей по одному. Чушь! Подобное стечение обстоятельств практически немыслимо! Это люди, только люди! Кто они?! Кто они, чёрт побери?!

— Надо уходить отсюда…

— Нет! — прервала она Шунгрия. — Я должна знать, что произошло. Это уже больше напоминает охоту, и мне нужно знать, кто именно охотится на нас. И ты прекрасно знаешь, зачем это нужно.

Старший телохранитель скрипнул зубами и мотнул головой, словно лошадь, которую беспокоят слепни.

— Да, понимаю. Но на этот раз стою за наибольшую возможную быстроту. Чтоб ни минуты зря не тратить!

— Поздно. Надо было сразу выбирать плоскогорье. Обыскиваем лес, господа. Двигаемся цепью. Каждый видит соседей справа и слева и ни в коем случае не теряет их из виду.

Я не особо-то верил в эти поиски, но к моему изумлению, миновало меньше получаса, как бойцы обнаружили сперва явные следы волочения, а потом и место короткой беззвучной схватки: примятый и поломанный древесный молодняк, вырванные куски мха, разные другие более мелкие приметы. Очевидно было, что нашего человека скрутили без звука и утащили в сторонку, где погрузили на коня. Оставалось загадкой лишь одно — как его сумели выманить.

— Точно до ветра сходил, — произнёс Шунгрий. — Слышите, парни? Чтоб в кусты только по двое! Нет, по трое.

— Хорошо, что я не парень, — усмехнулась Аштия, но её усмешка больше напоминала оскал ярости. Женщина была в бешенстве, но при этом держалась так, что все мы понимали: она злится не на нас, и своей злобе ни за что не позволит затмить здравый смысл.

— Госпожа…

— Не о чем говорить больше! И некогда. Собрать вещи, коней оседлать. Двигаемся. Очевидно уже, что нас выследили. Было бы, конечно, любопытно узнать, выследили ли наш отряд прицельно, как меня и моих спутников, или же просто как неопознанную группу чужих бойцов. Но теперь это уже неважно. Теперь преследователи, само собой, всё будут знать наверняка. От пленного.

— А у имперцев не принято молчать на допросах?

— А ты разве из тех наивных юнцов, Серт, что верят, будто можно промолчать на допросе? Сказки для глупцов, Серт. На допросе можно разве что убедительно, последовательно и ловко соврать. Но на такую удачу я не рассчитываю. И никому не советую.

— Никто и не надеется… Аштия, в Каньон идти — это чистое самоубийство. Ты уж прости мне мою фамильярность.

— Прощаю. Я и не собираюсь идти в Каньон.

— Значит, на Кашрем?

— Поверху Каньона, Шунгрий.

— Но там же нет дорог!

— Кое-где всё же есть. А кое-где придётся вести коней в поводу. Ничего, осилим. Пока же будем двигаться одвуконь. Без остановок. Коней как раз хватит.

— Они себе на скалах ноги переломают. И мы останемся натурально пешими.

Аштия сузила глаза, и взгляд её плеснул, как чан с кипятком в физиономию.

— Тогда тебе придётся браться за стремя и бежать за моим конём.

Тон был вроде и спокойным, но из тех, что легко и непринуждённо напоминают собеседнику, кто есть кто в группе. Она снова была не равным нам товарищем, но главой отряда, абсолютным властителем, чьи решения не обсуждаются.

Такой скачки мне прежде не приходилось знать. Люди брезговали жалеть себя, останавливались лишь для удовлетворения нужд лошадей, на свои же проблемы плевали с какой-то отчасти демонстративной лихостью. Как только конь уставал, сразу перебирались на другого, и каждый понимал, зачем нужна эта спешка. Сперва я пытался мысленно прикинуть, сколько времени понадобится нашим «оппонентам», чтоб допросить пленника, а потом сложить два и два. Но через время стало безразлично всё на свете. Напади на нас сейчас любой враг, я если и смог бы действовать, то только на рефлексе. Потом очнулся бы к концу боя. Если очнулся бы…

Господи, кому нужно, чтоб я расквашивал себе зад и доводил до изнеможения бедное животное? Кому от этого станет лучше? Того места, где закончится дорога, я ждал, как избавления от адских пыток. Спешиться! Неважно для чего, но спешиться наконец! Ноги разогнуть, задом пошевелить, пояснице дать роздых! Господи, я так больше не могу!

Но дорога не закончилась. Просто в какой-то момент вильнула, и Аштия, сползая с седла, кивнула нам на чащу леса. Если б я не был настолько измучен, то, может быть, испытал бы чувство вины. Ей-то приходилось хуже, чем мне, здоровому мужику.

— Рассредоточиваемся, — приказала она. — Не вытаптываем просеку с обочины. А то можно ещё красный флажок повесить, мол, мы тут свернули.

— Нас не так много, чтоб вытоптать просеку.

— Достаточно, чтоб оставить заметный след.

— Да-а, тут галопа не получится, — пробормотал один из бойцов, наклоняясь, чтоб изучить землю под ногами. Здесь, вне пределов дороги, густой покров жухлых листьев скрывал под собой ухабы, кочки и ямки. Я, конечно, не был экспертом по части коней, но догадывался, что одной такой ямки хватит, чтоб разогнавшаяся лошадь рухнула, заодно сломав себе чего-нибудь.

— Шагом поедем, — отрезала её светлость.

И потянула коня за узду за собой.

Тащить коней через каменистую, сложную местность, да ещё и заросшую лесом, оказалось трудно, очень трудно. Именно эта трудность ободряла особенно. Чем больше мы сейчас запутаем след, тем выше вероятность, что нас не найдут. В какой-то момент удавалось подняться в седло и сколько-то проехать — очень медленно, но всё же воспользоваться возможностью передохнуть. Иногда наоборот казалось, что было бы проще взгромоздить коней на плечи и пронести их, чем заставить подниматься по скалам или тащиться сквозь густейший ельник. Я боялся, что в какой-то момент они взбесятся, и мы в лучшем случае останемся без припасов и средств передвижения, а в худшем между делом будем перетоптаны.