Операция «Хаос» - Андерсон Пол Уильям - Страница 9

Она сделала пассы и произвела формулу. Я узнал заклинание, которое не позволяет произнесшему его солгать во время важного для него разговора, хотя в наших судах не используют этот способ, но я знал, что он применяется во время судебных разбирательств в других странах.

Демон тоже понял, что это такое. И я сообразил, что сарацинские эксперты накачали его английским (это повышало его боевую эффективность), добавили отрывки сведений о современном мире.

Ифрит угомонился и начал внимательно слушать.

Вирджиния сказала подчеркнуто:

— Теперь я ничего не могу говорить, кроме правды. Ты согласен, что предмет и его обозначение — есть одно и то же?

— Да, — прогрохотал ифрит. — Это общеизвестно.

Я почуял облегчение. Первое препятствие взято! Его не обучали принципам научной магии! Хотя, разумеется, имя находится в симпатической связи с предметом (на этом основании заклинания и многие другие методы колдовства), но Кораибский (уже в текущем столетии) доказал, что слово и обозначение им объекта — не идентичны.

— Прекрасно, — сказала Вирджиния. — Мое имя Джинни.

Он уставился на нее в изумлении:

— Это действительно твое имя?

— Да. Будешь ли ты теперь меня слушать? Я пришла дать тебе совет. Ты знаешь, я обладаю могуществом, и я отдаю его на милость Аллаху Всемогущему, Всезнающему, Сострадающему.

Он сердито сверкнул глазами. Но, согласившись, что она принадлежит к его роду, ему приходилось сдерживать свою грубость. И даже проявлять готовность быть галантным.

Она не могла лгать, давая ему совет. Ему ив голову не пришло, что советуя, ей достаточно было кое о чем умолчать.

— ладно, продолжай, если хочешь, — прорычал он.

Известно ли тебе, что завтра я отправляюсь в поход, чтобы уничтожить сонмище язычников? — сказанное подстегнуло его мечты о славе. — Я разорву и растопчу их. Я разотру в мелкий порошок и освежую.. Они узнают мощь Рашида яркокрылого, яростного, безжалостного, мудрого…

Вирджиния терпеливо ждала, пока он перечислял все эти прилагательные, потом мягко сказала:

— Но, Рашид, зачем ты должен убивать, разрушать и вредить? Ты не получишь взамен ничего, кроем ненависти!

В его рыке прорезался скулежный визг:

— Айе, ты говоришь правду! Весь мир ненавидит меня! Все злоумышляет против меня! Никогда Сулейман не пленил бы меня!

Что бы я не пытался сделать, всему препятствовали завистливые злопыхатели. Айе, но завтра придет день расплаты!

Вирджиния недрогнувшей рукой зажала сигарету и выпустила дым в ифрита:

— Как можешь ты доверять эмиру и его приспешникам? Он тоже твой враг. Все, что он хочет — чтобы ты сделался послушным оружием в его руках! А затем — обратно в бутылку!

— Почему… почему? — тело ифрита распухло так, что заскрипел искривляющий пространство барьер.

Из ноздрей его с треском вылетели молнии. Сказанное Вирджинией не приходило ему в голову. Особым умом его раса не отличается. Но, разумеется, грамотный психолог способен понять, к чему приведет параноика его логика.

— Разве ты не ощущал вокруг себя враждебности на протяжении всей своей долгой жизни? — быстро продолжала Вирджиния. — Вспомни, Рашид, вспомни. Чем встретил тебя этот злобный, завистливый мир — это была жестокость, разве не так?

— Айе… Так и было, — похожая на человеческую, голова склонилась, голос упал до еле слышного шепота. — Меня ненавидели с самого детства… Айе, моя собственная мать ударила меня крылом так, что сбила с ног!

— Возможно, это получилось нечаянно, — сказала Вирджиния.

— Нет. Она всегда предпочитала моего старшего брата…

Деревенщину!

Вирджиния села, закинув ногу на ногу.

— расскажи мне об этом, — попросила она и в ее голосе звучало сочувствие.

Я почувствовал, как ослабела страшная сила, изнутри распиравшая барьер. Ифрит опустился на свои окорока, глаза полузакрыты. Он вновь разворачивал в памяти происшедшее за миллионолетие. А вела его туда, направляя, Вирджиния. Я не понимал, что она задумала. Она наверняка не смогла бы провести психоанализ всего лишь за ночь. Но…

— Айе… мне было всего лишь три сотни лет, когда я упал в яму… наверное, ее вырыли враги!

— Конечно, ты вылетел из нее? — мурлыкала Вирджиния.

Ифрит завращал глазами. Физиономия его вздернулась и, покрывшись морщинами, стала уродливой.

— Я сказал, что это была яма!

— Но, во всяком случае, не озеро? — сочувственно справилась Вирджиния.

— Нет! — с его крыльев посыпались молнии, грохнул гром. — Но хоть и не эта распроклятая мерзость…, но, нечто темное, мокрое… нет, даже не мокрое. Это был какой-то обжигающий холод.

Я смутно понял, что девушка ухватила путеводную нить.

Она опустила длинные ресницы, чтобы скрыть внезапный блеск глаз. Я мог угадать, каким потрясением было случившееся для эфирного демона. Как шипели его огни и превращались в пар, пока он тонул. И как после этого он, должно быть, внушал себе, что ничего подобного не было. Но как сможет это Вирджиния?

Молнией влетел Свертальф. И затормозил, упершись всеми четырьмя лапами о пол. Шерсть на нем, до последнего волоска стояла дыбом, мученические глаза уставились на меня. Он прошипел что-то и снова вылетел из двери. Отмечу, что я там оказался раньше него.

Из вестибюля снизу доносились голоса. Я выглянул и увидел, что там носятся солдаты. Вероятно, они пришли выяснить, что за шум, и увидели убитых стражников. Должно быть, поскольку их было немного, они уже послали за подкреплением.

Что бы там ни пыталась сделать Джинни, но на это ей нужно было время…

Одним прыжком я выскочил и вцепился в сарацинов.

Образовалась вопящая и бурно шевелящая масса. Они меня чуть не расплющили своей массой, но челюсти оставались свободными, и я пользовался ими вовсю. А затем с тыла на них набросился, оседлавший метлу, Свертальф.

Кое-что из оружия сарацин мы затащили в вестибюль ( челюсти пригодны и на это) и уселись ждать. Я решил, что останусь волком. иметь руки хорошо, но еще лучше быть неуязвимым для большинства тех штучек, которыми располагают сарацины. Свертальф задумчиво обследовал пистолет-пулемет, приладил его на подпорке возле стены и согнулся над ним.

Я не спешил. каждая минута, которую проводили мы с ним вот так, каждая минута, которую мы продержимся, отражая приближающуюся атаку — это минута, выигранная Джинни. Я положил голову на передние лапы и замер. Скоро — слишком скоро я услышал грохот мчащихся по тротуару солдатских сапог.

В приближающемся на подмогу отряде насчитывалось, должно быть, целая сотня сарацин. Я увидел, как они колышутся темной массой, уловил отблеск звезд на стволах их оружия. На короткое время они сгрудились вокруг ликвидированных нами охранников. А затем внезапно завопили и кинулись в атаку, атакуя, вверх по лестнице.

Свертальф уперся, как мог, и застрочил из автомата.

Отдача отбросила его и он с воем прокатился через вестибюль. Но двоих уложить успел. А остальных в дверном проеме встретил я.

Ударь клыком, укуси, прыгни туда, обратно… Рви их, полосуй, рычи и рви их рожи! Они уже не спешили, неуклюже сгрудившись у входа. Еще короткий вихрь, устроенный моими зубами, и они отступили, оставив на месте с полдюжины убитых и раненных.

Я выглянул в дверное окошко и увидел моего приятеля эмира. Глаз его скрывала повязка, но он тяжеловесно носился вокруг своих людей, побуждая их к действию. такой энергии я от него не ожидал. Небольшие группки откалывались от главного отряда и мчались куда-то в сторону. Не куда-то, к другим входам и окнам.

Я взвыл, когда понял, что помело мы оставили снаружи.

Теперь никто не сможет спастись, даже Джинни. Негодующий вой превратился в рычание, я услышал звон стекол и грохот сбивающих замки выстрелов.

Этот свертальф оказался умной киской. он снова взялся за свой пистолет-пулемет и ухитрился (ведь лапы его были с когтями) открыть огонь по вспышкам. затем мы отступили к лестнице.

Они вслепую наступали на нас в темноте. кишели вокруг, нащупывали дорогу. Я не мешал им, но первый, кто нащупал ступени, умер бесшумно и быстро. У второго хватило времени для визга. И вслед за ним поперла вся банда…