Запретный плод - Джонсон Сьюзен - Страница 17

Потом она подняла ресницы, и он прошептал:

— Привет.

— Ммм, — простонала Дейзи, пытаясь сфокусировать взгляд на его улыбающемся лице. — Привет. Спасибо.

— Всегда к вашим услугам. Но, думаю, это я должен благодарить вас за то, что составили мне восхитительную компанию в этот теплый весенний день.

— Нет, нет, это я перед вами в долгу. — Ее глаза все еще были наполнены сладкой истомой.

— Ненадолго, — пообещал он и мягко заставил ее сесть на него сверху.

Пристально глядя ей в глаза, герцог приподнял ее своими мощными руками и очень медленно начал опускать вниз так, чтобы она постепенно касалась его возбужденного, твердого члена.

Она закрыла глаза, словно избегая его взгляда, и мир исчез, остались только два человека, находящиеся в сказочном раю. Дейзи казалось, что если она, не дай Бог, вздохнет, то эта сказка рассыплется в сверкающую серебристохрустальную пыль.

Этого не может быть, думал он. Какой благоухающий, невозможный экстаз. Он терпеть не мог бессмысленновосторженных слов, когда занимался любовью. И сейчас он испытывал настоящий экстаз с немногословной страстной женщиной, которую едва знал и которая отдавалась ему вся, без остатка.

Он глубоко вошел в нее, заранее зная, что восторженное состояние сейчас исчезнет и ему на смену придет знакомое чувство физического удовлетворения. Но, когда он начал двигаться, она тоже подалась ему навстречу. Через несколько мгновений он почувствовал, что теряет голову.

Невольно его руки крепко сжимали ее бедра, притягивая и отталкивая ее тело, он закрыл глаза и почувствовал то же, что и она, словно слились не только их тела, но и души.

Этьен достиг оргазма, и тут же вслед за ним это произошло с Дейзи. Он почувствовал себя счастливым, беспечным и очень молодым.

Она едва удержалась, чтобы не сказать: «Я люблю вас», но проглотила эти слова, прежде чем они были услышаны хорошо известным в Париже мужчиной, которому это понятие было незнакомо.

Потом они снова занимались любовью, при этом Дейзи сидела на перилах балкона, а герцог крепко держал ее, чтобы она не упала в реку. Но, когда позже он снял ее с балконных перил и, прижав к прохладной стене, снова начал любовную игру, она простонала:

— Вы всегда избегаете кровати?

Герцог взглянул на нее, раздумывая, как ответить. В принципе она права: ни одна из женщин никогда не спала в этой кровати.

— Я просто спросила, — поспешно сказала Дейзи, инстинктивно чувствуя, что вторгается на запретную территорию. Удовольствие, которым он одарил ее, было и так достаточно щедрым.

— Это всего лишь кровать, — решительно отрезал Этьен. Он взял ее за руку и повел в комнату.

— Вы уверены? В этом нет необходимости.

— Я редко бываю уверенным в чем бы то ни было, за исключением моих лошадей. Это единственное, на что я могу положиться.

— Слишком цинично, монсеньор де Век, — смеющиеся глаза Дейзи поддразнивали, а ее страстное тело было рядом и манило к себе. Этьену казалось, будто они встретились после долгой разлуки, а не оторвались друг от друга минуту назад.

— Мне нравится ваша кровать. Это была очень большая шикарная кровать из светлой березы.

— Мне тоже. И раз мы так сходимся во вкусах, то при более близком рассмотрении я, может быть, заинтересую вас еще больше? — его усмешка была нарочито хищной. Дейзи громко рассмеялась.

— Вы даже слишком хороши собой, — ответила она с ложным укором. Физически он был настоящим совершенством. Тип, вызывающий зависть у других мужчин и заставляющий женщин верить в то, что их молитвы наконец дошли до Бога.

— Вам, мадемуазель, тоже жаловаться не на что. Наверняка, с самого детства все мужчины были у ваших ног.

— Вы не желаете присоединиться к ним? — она не только дразнила его, но и испытывала свое влияние и тешила женское тщеславие.

Она слишком совершенна, думал герцог, глядя на стоящую перед ним совершенно нагую женщину. Такая экзотическая, такая привлекательная и очень уверенная в своей необычной красоте.

— Какнибудь в другой раз, — он смотрел на нее чуть прикрыв глаза, тем самым, знакомым ей, сардоническим взглядом, присущим лишь герцогу де Век.

— Вижу, что у вас было слишком много докучливых женщин, — понимающе кивнула Дейзи. — Извините. Это была всего лишь шутка.

Вероятно, я слишком много себе позволяю, решила она.

— Тогда, может, вы желаете, чтобы я преклонила колени перед таким совершенством. Я могу, я совершенно не гордый человек.

Поразительное заявление в устах дочери Хэзэрда Блэка, женщины, которую весь мир считал гордячкой.

— Нет.

Он чувстовал себя не в своей тарелке, словно нахлынуло слишком много не особенно приятных воспоминаний.

— Если вы не улыбнетесь, то я никогда больше не буду с вами махаться.

Это шокирующее заявление заставило таки его улыбнуться.

— Никогда больше не выражайтесь так при мне.

— У меня три брата, — сказала она так, будто это объясняло ее грубость.

— Ладно, ничего страшного. Забудем, — небрежно сказал герцог. Честно говоря, уже много лет его ничто не шокировало.

— Ну а теперь, так как я улыбнулся, думаю, что мы готовы осуществить ваше очаровательное предложение.

Шутя он толкнул ее на кровать и сам последовал за ней на хлопковое покрывало. Солнце удлинило тени после полудня и окрашивало комнату золотистым цветом. Дейзи лежала на белом покрывале. Темные шелковистые волосы рассыпались по подушке, все ее чувства светились в огромных глазах, маленький рот был соблазнительно приоткрыт. Ее золотистая кожа была такой прекрасной, а тело страстно горячим, как вечерний воздух в районе египетских пирамид. Какая романтическая аналогия, иронично, но чуть растерянно подумал герцог. Он нагнулся, чтобы поцеловать Дейзи, потому что область страсти и чувственности была ему знакома намного лучше, чем романтика. Его губы коснулись ее упоительно и нежно и в то же время требовательно и властно, так что она почувствовала глубоко внутри себя чтото горячее, яркое, подобное расплавленному золоту. Дейзи пылко поцеловала его в ответ и прошептала:

— Пожалуй, я останусь у вас на денекдругой. Он улыбнулся.

— У меня такие же намерения, — ответил он лениво, не желая нарушать магию момента. — Так что можете сделать заказ моему повару. Что желаете на ужин?

— Я не совсем это имела в виду, — объяснила она. — У вас есть какието планы?

— Ничего более важного, чем провести день с вами в кровати.

— Ну наконецто я заманила вас на кровать, — произнесла она, делая ударение на последнем слове.

— Да, — сказал он, — вы добились своего, — как будто чувствуя пророческий смысл в сказанных между прочим словах.

Они занялись любовью в «запретной» кровати, и он подумал, что повод для нарушения его «святыни» был достойным. Дейзи напомнила ему о смехе и юности, о возрождении искренних чувств, о существовании которых он забыл.

Много позднее она заснула в его объятиях, истощенная избытком чувственности такой силы, которой до этого никогда не испытывала. Он же не спал. Дни и ночи Этьена довольно часто были перегружены физически, такого рода усталости он не замечал. Но на этот раз он был просто переполнен удоволетворением. Он подумал о том, что теперь не надо беспокоиться, чем занять себя, дабы избежать светской скуки. На два дня он исчезнет из деловой жизни, но это, в общемто, не имело значения. Вечером он вроде бы должен присутствовать на рауте, посвященном наступающему празднованию дня рождения короля, — день, выделенный им для семьи, но это тоже теперь не имело особого значения.

Когда позднее его слуга поднялся наверх, постучал и слегка приоткрыл дверь, чтобы узнать, что герцог закажет на ужин, он неподвижно замер на пороге, уставившись на женщину в кровати. Герцог отправил его. Он поговорит с Франсуа и закажет ужин, когда Дейзи проснется. Так как он никогда не привозил в Кольсек женщин, то не хотел смущать Дейзи тем, как слуги будут глазеть на нее. В отличие от парижской прислуги, у которой и мускул не дрогнул бы при любой ситуации, сельские нравы были попроще.