Геометрия любви - Неволина Екатерина Александровна - Страница 5

– А ты будь посмелее, – Кириллу явно понравилась идея свести надоевшую подружку с приятелем. – Позови ее куда-нибудь. Ну, в кафе или потанцевать – девчонки на такое падкие. Или вот, давай лучше сделаем так: я приглашу ее к нам на репетицию, в твою квартиру, а потом тихонько исчезну, чтобы не мешать вашему общению. А ты не грузись, будь настойчивей. Девчонки любят раскованных парней. Ну, порази ее чем-нибудь – включи хорошую музыку, у тебя же есть, навешай лапши на уши, стихи, скажем, почитай.

– Какие стихи?

– Ну, например, Вертинского. Был такой бард в начале двадцатого века: «Любовью болеют все на свете. Это нечто вроде собачей чумы…» и так далее. Я тебе подброшу книжку, если хочешь.

– А тебе не жалко? – Сашка вцепился в рукав друга, словно клещ.

– Что? Книжку? Ты же вернешь!

– Нет, Дашку терять, – с досадой пояснил приятель.

Кир хмыкнул.

– А что, скажи, тебе и вправду та малолетка нравится? Лохматая такая? – продолжал допытываться Санек.

– Что за малолетка? – голос Кира прозвучал холодно и напряженно.

Я обрадовалась тому, что стою, опираясь спиной о колонну, и все же почувствовала странную слабость в коленках. Не будь этой стены, я бы, как дура, с грохотом рухнула на пол.

– Такая темненькая. На класс ниже учится, молчит все время и только глазами зыркает, – несколькими словами, зато достаточно точно нарисовал Саша мой собственный портрет.

– Вероника? – Кирилл отвернулся. Мне не было видно его лица, хотя я многое отдала бы за возможность взглянуть ему в глаза. – Мы с ней раньше в музыкалку вместе ходили. Разумеется, не нравится. С чего ты взял?

Я почувствовала себя так, словно мне изо всех сил врезали локтем под дых. Такое было однажды в метро, когда здоровенный толстый дядечка, выходя из вагона, впечатал мне локтем в живот и пошел дальше, не заметив, а я осталась стоять с раскрытым от боли ртом, не в силах вздохнуть. Сейчас, наверное, даже больнее, хотя такие вещи тяжело сравнивать.

Глаза застилал противный серо-розовый туман, уши заложило. Я не знаю, как все-таки удержалась на ногах и не сползла по стеночке на грязно-желтый пол, истоптанный множеством ног.

Когда перед глазами немного прояснилось, Кирилла и его приятеля не было. Холл оказался пуст. Кажется, я пропустила звонок, умудрившись вообще его не услышать.

«Ты дура! – сказала я себе. – Самая настоящая дура!»

Чего еще можно было ожидать? Как вообще можно было напридумывать черт знает что, исходя из одной случайной встречи? Тогда, на улице, Кирилл наверняка даже не заметил меня.

Я сжала руками пылающие щеки. Боже, какой позор! Как хорошо, что никто не может прочитать мои мысли, иначе надо мной смеялась бы вся школа. Но я-то сама знаю, что являюсь законченной идеалисткой и распоследней дурой. Мама права: я слишком много читаю, и это, увы, не идет мне на пользу.

Как ни странно, от констатации этого печального факта мне немного полегчало, и я нашла в себе силы выползти из своего угла.

Я с самого начала знала о Кирилле все, не заблуждалась относительно его отношения ко мне. И тогда, на концерте, он подошел, лишь повинуясь чувству уязвленного тщеславия, по нему было видно. В общем, я правильно оценила Кира, но затем почему-то придумала, будто это не так, тешась иллюзиями. Мне было приятно идти с ним по одной улице, и, хотя нас разделяла дорога, мне казалось, будто мы рядом, плечо к плечу. Нет ничего опаснее фантазий. Они яркие, они дарят утешение, но они всегда разбиваются о реальность. Это главный закон. И когда они разбиваются, всегда бывает очень больно. Зачем же мечтать, если за каждую мечту платишь двойную цену?

Пока я об этом думала, то дошла до кабинета алгебры, автоматически заглянула туда и тут же, извинившись, поспешно закрыла дверь под любопытными взглядами пятиклассников. Ну конечно, алгебра была у нас до перемены, а сейчас… Я тупо остановилась, соображая.

– Вероника! Почему ты не на уроке? – выглянувшая из кабинета математичка подозрительно уставилась на меня сквозь узкие очки. – У вас же сейчас физика!

«Ага, точно, физика», – отстраненно подумала я.

– Вера… – холодная рука коснулась моего лба и я вздрогнула, как от удара. – Да у тебя же температура! Надо было мне раньше догадаться. Ну-ка пойдем, я отведу тебя в медпункт.

Она на минуту выпустила меня, чтобы заглянуть в класс, откуда уже доносился шум и нестройные возгласы.

– Всем сидеть тихо! Сейчас вернусь! И чтобы задача, которую мы записали на доске, была решена!

Дверь закрылась.

– Ну пойдем, горе мое. Сейчас позвоню твоим родителям, – математичка приобняла меня и повела по коридору к лестнице.

Я шла и чувствовала, что на глазах набухают слезы. Может быть, из-за резко поднявшейся температуры, а может, из-за этого неожиданного участия. Так странно, что именно она, из-за которой надо мной сегодня смеялись, оказалась вдруг добра ко мне.

В кабинете медсестры мне засунули под мышку похожий на ледышку градусник, заставили лечь на покрытую клеенкой кушетку и впихнули какие-то таблетки. Через некоторое время заглянула Танька, принесла мою сумку и рассказала, как разыскивала меня по всей школе. Я ее почти не слушала. Голова была совсем тяжелая, глаза так и закрывались. А потом приехал папа, которого сдернули с работы, и молча отвез меня домой.

Я проспала, наверное, целые сутки.

Проснувшись, поняла, что все прошло. Мне стало легче. Жизнь продолжается. Глупо из-за первого же разочарования думать, будто она закончилась.

Мама померила мне температуру и с удивлением сказала, что она совершенно нормальная – странная болезнь исчезла так же внезапно, как и появилась. Мне даже разрешили встать с постели, хотя на всякий случай запретили, как это ни смешно, пока что выходить из дома.

В общем, я надела пушистый домашний костюм с заячьими ушами, свои любимые теплые тапочки со смешной аппликацией и, поставив возле себя чашку с чаем и блюдечко имбирного печенья (болеть тоже полезно – родители сразу же вспоминают, что ты любишь), включила инет.

Письмо я заметила сразу, заглянув в дневники. Открыла входящие, не сомневаясь, что это – от Тани. Чаще всего письма я получаю именно от нее. Наверняка интересуется здоровьем и сообщает школьные новости. Но ник отправителя оказался незнакомым. Снежный барс – немного вычурно, но интригующе. Чтобы немного продлить интригу и попозже обнаружить, что это какое-нибудь письмо счастья, я не сразу прочитала послание, а открыла страничку пользователя. Этот ник я, признаться, уже видела, просматривая статистику. Профиль пользователя оказался лаконичен. Пол мужской, возраст 17 лет. Ни одной записи. Друзей тоже нет. Возможно, этот человек завел дневник недавно. Но не для того же, чтобы читать именно меня?!

Сил терпеть больше не оставалось. Я открыла письмо и прочитала его, затем перечитала более медленно.

« Привет! Ты очень необычная девчонка, и мне хотелось бы общаться с тобой. Не спрашивай, кто я, однажды ты обязательно узнаешь это, но не теперь. Я знаю, ты часто грустишь, и сейчас я просто хочу, чтобы ты улыбнулась. Хорошо?»

К письму прилагалась картинка с ромашкой, в серединке которой была нарисована смешная мордочка. Глядя на нее, я действительно невольно улыбнулась.

Я встала, прошла по комнате, погладила по голове глупо таращащегося медвежонка, выглянула в темное окно, а затем опять вернулась к монитору.

Письмо за это время, как ни странно, не исчезло, а значит, не являлось плодом визуальной галлюцинации.

Мою популярность в школе нельзя назвать зашкаливающей. Да что там, если уж быть до конца честной, то на День святого Валентина я получила только дружескую валентинку от Таньки. В общем, выглядело послание слегка подозрительно.

Впрочем, почему бы не найтись парню, который заинтересовался мною – я ведь не глупая и вовсе не урод, просто обычно слишком тихая и потому незаметная на фоне более ярких и раскованных девчонок… И все же…

Чтобы не раздумать, я нажала кнопку «ответить» и принялась быстро писать.