Счастье по ошибке - Мори Триш - Страница 7

«Наверное, она прикидывает, какую сумму лучше назвать, чтобы не продешевить», – возникла у него в голове привычная мысль. Ему мешало лишь то, что Анджела выглядела как растерявшийся ребенок, которого заставляют играть во взрослые игры.

Она подняла голову и встретилась с ним взглядом.

– Очень трогательно, мистер Пирелли, но моя следующая беременность касается только меня.

Теперь ему опять не верилось, что она примет его предложение.

«Во всем виноват этот чертов диктофон, – ругал он себя. – Наверняка из-за него она столь неуступчива и сдержанна».

Но он не собирался сдаваться.

– А как ваш муж относится ко всему этому?

Не отвечая на его вопрос, женщина стала тревожно оглядываться. Сначала он решил, что она ищет официанта, чтобы он налил ей еще воды, но нет, ее стакан был полон.

Значит, ее взволновало нечто другое! Любопытно было бы узнать, что именно!

– Он… – неуверенно начала она, – он рад за меня.

– Да, но муж, наверное, расстроился, что все так получилось?

Анджела быстро облизнула губы и потянулась за стаканом, но пить не стала, а принялась нервно наклонять его из стороны в сторону, словно пыталась найти на дне его правильный ответ.

– Мы заключили договор, – наконец выпалила она.

– Какой договор?

Стакан замер у нее в руках, и она резко ответила:

– Мы с моим мужем, Шеном, заключили договор. К вам он не имеет никакого отношения.

– Вы уверены? А как насчет моего ребенка, которого вы сейчас вынашиваете?

– Послушайте, мистер Пирелли, вы хотите малыша или нет? Насколько я знаю, существует длиннющий список людей, которые хотели бы усыновить ребенка.

– Этот ребенок не подлежит усыновлению!

– Отлично! Значит, вам повезло – ребенок родится вопреки предложению, которое сделали мне в клинике.

Над столом повисло тяжелое молчание.

– Так… Что вам предложили в клинике?

Она обругала себя за то, что, поддавшись раздражению, проговорилась. Впрочем, может быть, это к лучшему, теперь он почувствует к ней хотя бы минимальную благодарность. Собравшись с духом и с трудом проглотив слюну, она сказала:

– Они посоветовали мне сделать аборт, не ставя вас в известность.

Сказать, что от этих слов Доминик изменился в лице, все равно что не сказать ничего!

Он на глазах состарился, осунулся, помрачнел, кожа на скулах натянулась, и вены на висках раздулись.

– Я отказалась! – поспешно сказала Анджела, потрясенная его видом. – Естественно, я отказалась.

– Естественно, вы отказались, – как эхо хрипло повторил он. – Потому что вы сообразили, что ребенок принесет вам кучу денег, что вы сможете продать его.

– Нет! Как только подобный бред мог прийти вам в голову? Неужели вы думаете, что я хочу вам продать вашего же ребенка? За кого вы меня принимаете?

– Я не знаю вас, миссис Камерон, и мне непонятно, с какой стати кто-то будет вынашивать неродного, абсолютно чужого ребенка. Объясните мне, черт возьми, что, кроме денег, может заставить женщину согласиться на такое.

Ее терпение лопнуло! Она больше не могла его слушать. Он всячески старался унизить ее и поймать на вранье.

Анджела поднялась из-за стола и, глядя ему прямо в глаза, устало произнесла:

– Как вы правильно заметили, мистер Пирелли, вы меня совсем не знаете. Я ошиблась, договорившись встретиться с вами. Мне казалось, что вы захотите, чтобы я родила вашего ребенка, но теперь мне абсолютно ясно, что вас волнуют лишь деньги. Я считаю, что для малыша будет гораздо лучше, если он будет расти как можно дальше от вас. Спасибо за ланч. Я ухожу.

Повесив на плечо сумку, она повернулась, чтобы уйти.

– Никуда вы не уйдете! – с угрозой в голосе воскликнул Доминик и ухватился за сумку. От резкого движения та раскрылась, и все ее содержимое рассыпалось по ковру.

– Посмотрите, что вы наделали! – чуть не плача воскликнула Анджела и бросилась собирать упавшие вещи: смятое расписание поездов, старую расческу, дешевую тушь, губную помаду, полбутылки воды, которую раньше принесла ей Симона. Она принялась судорожно запихивать все обратно, но вдруг у нее от ужаса сжалось сердце. Она не увидела кошелька.

– Где мой кошелек?

– Вы уверены, что он у вас был? – спросил Доминик, помогая ей подняться с колен. В его голосе слышалась насмешка, и ее еще сильнее затрясло.

– Ну да, он лежал… – Не успев закончить фразу, Анджела вспомнила, что, когда она выходила из поезда, какой-то мужчина как бы нечаянно прижался к ней и через минуту исчез в толпе. Тогда она не обратила на это внимания, но теперь… Глазами, полными слез, Анджела посмотрела на Доминика и еле слышно спросила: – Неужели у меня его вытащили в поезде?

Она побледнела, и он испугался, что она потеряет сознание. Поспешно усадив ее обратно за стол, он вытащил из кармана мобильный телефон и, кроя последними словами подонка, который ворует кошельки у нуждающихся людей, стал набирать телефон полиции.

– Сколько там было денег?

– Более двадцати долларов! – сказала она и замерла на полуслове, с выражением ужаса взглянув на него. – Пожалуйста, простите меня. Я наговорила вам много гадостей, и вы наверняка ненавидите меня, но мне нужно как-то добраться до дома. Не одолжите ли вы мне денег на билет?

Анджела молча сидела рядом с Домиником в машине.

Он не пытался разговорить ее, они уже многое сказали друг другу, и теперь у него хватало о чем подумать. Вначале у него сложилось впечатление, что перед ним серая мышка, лишенная всякой индивидуальности и не способная на сильные чувства. Однако он оказался не прав. Она не была беззащитной и тихой. Только потеря кошелька заставила ее умерить свой праведный гнев. А уж необходимость обратиться к нему за помощью она наверняка в душе приравнивала к самоубийству.

Доминик украдкой взглянул на Анджелу. Хмурое выражение лица, закусанная губа… Скорее всего, она по-прежнему переживает из-за украденного кошелька и думает о том, как ей удастся прожить без этих двадцати долларов. Должно быть, эти двадцать долларов представляют для нее солидную сумму. Может быть, не стоило так давить на нее? А вдруг она действительно искренний, честный человек? И тогда вся эта история для нее – дурной сон!

А с другой стороны, она же спросила, что, собственно, он ей предлагает. Как это расценивать, если не как признание своей собственной вины?

Однако такие выводы не убеждали.

Почему ему пришлось прилагать такие усилия, чтобы заставить ее согласиться взять деньги? Чем она руководствуется? Похоже, что у нее есть определенные убеждения. Ему было очень интересно узнать, какие именно.

Доминик не сомневался в том, что она нуждается в деньгах. Однако ребенок, который еще шесть месяцев будет находиться у нее под сердцем, не должен страдать от того, что его случайная мать оказалась на редкость глупой или слишком гордой, что, впрочем, по его мнению, было одно и то же. Любыми доступными способами он должен заставить ее принять его помощь.

«Мерседес» быстро мчался вперед в западном направлении по скоростной дороге, которую он хорошо знал. Странное чувство овладевало Домиником. С каждым убегающим под колесами машины километром дороги внутри у него что-то сжималось все сильнее и сильнее. Казалось, что вместе с убегающей дорогой с него слетают прожитые годы. И прошлое словно засасывало его в себя как в воронку. Некогда разбитая проселочная дорога превратилась теперь в широкое скоростное шоссе, вдоль которого выросли современные здания из стекла и бетона, но порой то тут, то там между ними ему виделись призраки старых лет, и давно забытые воспоминания накрывали его с головой. Так, они проехали мимо рынка подержанных автомобилей, где много лет назад он купил свою первую машину. Ее корпус почти весь проржавел, электрические провода перепутались, и фары загорались сами собой, когда им хотелось. Но при этом покупка машины явилась для него символом того, что он движется в правильном направлении, и ни одной из последующих машин он не радовался так же, как той, самой первой… Спустя год Доминик уехал из этих мест и больше никогда не возвращался. Ему нечего было здесь делать. Похоронив мать (дед и бабушка умерли раньше), он аккуратно упаковал свое прошлое в железный ящик и повесил большой амбарный замок, а на крышке написал: «Не открывать!»