Дневник наркомана - Кроули Алистер - Страница 25

Даже названия тех мест, мимо которых проходил поезд, возбуждали меня именно потому, что они были незнакомые и звучные.

Больше всего меня возбуждала надпись по-итальянски "E pericoloso sporgersi" .[9] Вне всякого сомнения, она немного значила для любого, кто говорил по-итальянски. Но для меня это была ключевая фраза магии. Каким-то путем я связал ее с моей любовью к Лу. Каждая вещь была символом моей любви, кроме тех случаев, когда зануда-рассудок утверждал противоположное.

Все это утро мы провели кружась в грандиозном водовороте транса. Мне то и дело приходила на память надпись под картиной одного из нынешних сумасшедших художников-модернистов: "Четыре красных монаха, несущие черного козла через снега в Никуда".

Она, очевидно, поясняла расположение цветов; однако фантастический идиотизм этой фразы, и тонкий намек на зловещую порочность, заставляли меня задыхаться от подавленной экзальтации.

"Первый звонок" прозвучал пугающе внезапно. Я резко встрепенулся, и обнаружил, что я и Лу уже несколько часов не обменялись ни единым словом, что мы несемся сквозь сотворенную нами самими вселенную с колоссальной скоростью и дьявольским восторгом. И в тоже время, я догадался, что мы всю дорогу успевали автоматически «подкокаиниваться», не ведая, что творим.

Материальный мир стал значить настолько мало, что я больше не знал, где я нахожусь. Наша поездка полностью смешалась в моей голове с двумя или тремя предыдущими экскурсиями по континенту.

Лу впервые оказалась где-либо дальше Парижа, и она то и дело справлялась у меня насчет места и времени. В ее случае, привычка к странствиям не порождала пренебрежения, но я оказался не в состоянии рассказать ей о нашем маршруте самые обычные вещи. Я даже не знал в каком направлении мы движемся; скоро ли покажутся Альпы, и в какой тоннель мы въезжаем, будем ли мы проезжать Флоренцию, и в чем разница между Женевой и Генуей.

Те, кто знаком с этим маршрутом, поймут, как безнадежно были спутаны мои мысли. Я едва распознавал утро и вечер. Я с абсолютной уверенностью описывал вещи, которые по всей вероятности вообще не имели места.

Мы продолжали подъем в горы, и глядя на карту, вывешенную в коридоре, я по-прежнему не мог определить, где же мы находимся. Мы сопоставляли сроки и расстояния, только увеличивая путаницу.

Я пустился в сложнейшие астрономические расчеты, пытаясь определить следует ли нам перевести стрелки часов на час назад или на час вперед у границы; я и по сей день не знаю, пришел ли я к верному заключению. У меня была явная возможность узнать истину; но я и не стал пытаться.

Помню только, как я вышел в Риме размять ноги, и какой-то безумный порыв толкнул нас попробовать осмотреть виды за двадцать или сколько-то минут стоянки.

Мы чуть было это не сделали; но на платформе мне поджидал шок. Случилось невозможное.

— Вот так удача, — воскликнул голос в окне третьего от нас вагона. — Совпадение самое необычное, какое только может быть! Как вы поживаете?

Мы посмотрели вверх, с трудом веря своим ушам. Кто бы это мог быть, как не наш друг Фекклз!

Разумеется, я предпочел бы увидеть дьявола собственной персоной. В конце концов, я тоже поступил с этим типом довольно низко, и в данном случае сам проявил себя круглым дураком. Но что поразило меня больше всего со второго взгляда, так это инкогнито, каковым он путешествовал. Его с трудом можно было узнать.

По-моему, я уже упоминал, что у него были светлые волосы и плешь, а бороду он брил. Но теперь он оказался темноволос; а паричок безмолвно указывал Природе на ее неумолимость. Черные усики и эспаньолка завершали маскарад. Но вдобавок к ним, его манера одеваться была сама по себе камуфляжем. В Париже его туалет был корректен. Он был похож на выходца из маленького городка и из хорошей семьи.

Однако теперь он был одет как курьер или, возможно, коммерсант высокого класса. В его щеголеватости проскальзывал элемент подчеркнутой обыденности. Я инстинктивно понял, что он бы предпочел, чтобы я не упоминал его имени.

В это мгновение поезд тронулся с места, и нам пришлось запрыгнуть на подножку. Мы сразу же прошли в его вагон. В своем купе он был единственным пассажиром.

Я уже попытался описать тот шок, который произвело на мои нервы появление Фекклза. Конечно, я в любом случае должен был чувствовать себя весьма неудобно, однако кокаин помог мне легко преодолеть этот барьер.

Инцидент пришелся весьма кстати; дополнительное приключение в прекрасной сказке, которую мы переживали. Лу и сама хихикала не переставая, что еще месяцем раньше я расценил бы как верх неприличия. Но все казалось в равной мере изысканным в этот медовый месяц, полный чудесных совпадений.

Фекклза похоже наше столкновение крайне позабавило. Я поинтересовался с уместной степенью озабоченности, дошла ли до него моя записка. Он сказал, что нет, так как был внезапно отозван по делу. Я пересказал ему ее содержание, дополнив его извинениями.

Долгая поездка сильно меня утомила. Я стал воспринимать вещи серьезнее, хотя кокаин и мешал мне осознать ситуацию до конца.

— Милейший, — возразил он, — я крайне огорчен уже тем, что Вам пришлось беспокоиться на этот счет. А между прочим, произошло вот что. Я отправился на встречу с этими людьми к четырем часам, как и было условлено по телефону, и они на самом деле вели себя достойно в отношении этой сделки, так что я позволил им сделать взнос на пять тысяч, и они тут же выписали мне чек. Но как вы могли вообразить, что я способен отвернуться от старого товарища. В любое время, как только вы окажетесь при свободной наличности, вносите вашу долю, и дело с концом. Можете взять из моей.

— Ну это уже слишком мило с вашей стороны, — сказал я. — И я этого не забуду. Я думаю, будет правильно, раз вы уже успели это дело провернуть, подождать, пока я вернусь в Англию.

— Как вам будет угодно! — отвечал Феккльз. — Не надо вам вообще думать о бизнесе. С моей стороны, пожалуй, скверно было заговаривать о делах с новобрачными.

Лу подхватила разговор.

— Ну расскажите же нам! — начала она. — Зачем этот маскарад! Он вам прекрасно идет, и вы это знаете. Но все же, я, в конце концов — женщина.

Феккльз вдруг сделался очень загадочен. Он подошел к двери в купе, выглянул в коридор и посмотрел по сторонам; затем он задвинул ее и заговорил шепотом.

— Это очень серьезное дело, — сказал он, и смолк.

Он вынул из кармана ключи и начал играть с ними, точно сомневаясь, стоит ли заходить так далеко. Наконец он засунул их обратно решительным жестом.

— Видите ли, старина, — произнес он. — Я с вами рискую. Всем нам известно, что вы сделали для Англии во время войны, и принимая во внимание все обстоятельства, вы едва ли не первый, кто пришел мне на ум.

Он снова резко смолк. Мы смотрели на него в недоумении, несмотря на пузырившееся в нас некое слепое, подавленное возбуждение, природу которого мы едва ли бы смогли описать.

Фекклз достал трубку и принялся довольно нервно грызть эбонитовый чубук. Затем сделал глубокий вздох и посмотрел Лу прямо в лицо.

— Вам это ничего не напоминает? — прошептал он еле слышно. — Человек покидает Париж ни с бухты-барахты, посреди крупного финансового проекта, и оказывается в Италии с измененной внешностью.

— За вами следит полиция, — хихикнула Лу.

Он искренне и добродушно рассмеялся.

— Уже теплее, — сказал он. — Но попробуйте еще.

Объяснение тотчас же сверкнуло в моем мозгу. Он заметил, о чем я думаю, и с улыбкой кивнул головой.

— О, я поняла, — вымолвила Лу с умным видом и, наклонившись к Фекклзу, прошептала ему на ухо следующее:

— Секретная служба.

— Она самая, — мягко произнес Феккльз. — И тут вы и подвернулись. Вот посмотрите.

Он достал из кармана паспорт и раскрыл его. Месье Гектор Лярош из Женевы. Курьер по профессии.

Мы понимающе кивнули.

— Я не знал, что и думать, оказался в тупике, когда увидел вас, — продолжил он. — Я иду по следу одного очень опасного человека, который втерся в доверие ряда англичан, живущих на Капри. Ведь вы туда направляетесь, не так ли?