Шанс для влюбленных (Шанс Гидеона) - Кент Памела - Страница 3

В какое-то мгновение соблазн поймать этого человека на слове и принять деньги на обратную дорогу в Лондон был очень велик, но в последний момент Ким передумала.

— Я прекрасно поняла вас, мистер Фабер, — заявила она.

Казалось, он на секунду расслабился.

— Замечательно! — произнес он и направился к двери. — Вы проделали большой путь и, думаю, устали и хотите отдохнуть. Ужин будет в восемь, и я буду ждать вас в гостиной без десяти восемь. Пока вы здесь, вы будете жить как член нашей семьи.

Тут Фабер повернулся и взглянул на собаку, дремлющую в своей корзине.

— Если это животное вас раздражает, вышвырните его вон, — сказал он. — Ему уже шестнадцать лет, и скоро придется его усыпить.

— О нет! — вырвалось у Ким.

Фабер презрительно скривился.

— Похоже, у вас с моей матерью найдется немало общего, — заметил он. — Как бы то ни было, в данный момент Бутс ничего не угрожает. Она достаточно здорова и не кусается. Как только она попробует это сделать, я позвоню ветеринару.

Глава 3

Ким отправилась к себе и по чистой случайности не заблудилась по дороге.

Войдя в гостиную, она перевела дух. У девушки было такое чувство, что она попала под проливной дождь. Ее пробирала дрожь, в голове шумело.

Насколько Ким могла судить по их краткому знакомству, Гидеон Фабер был энергичным человеком — в нем почувствовалась какая-то природная живость, когда он вошел, сопровождаемый скачущим Маккензи. Но первое благоприятное впечатление улетучилось как дым. Ким подумала, что теперь пребывание в этом доме может превратиться для нее в постоянный кошмар.

Было только шесть, оставалось еще два часа до ужина. Ким вспомнила о миссис Фабер и с трудом подавила гнев: бедняжка, затерянная где-то в этом огромном доме, жаждет хоть одним глазком взглянуть на девушку, которую наняли на ближайшие полгода в качестве ее личного секретаря, — хотя, собственно говоря, время работы не было ограничено временными рамками; и разумеется, она должна просто сгорать от любопытства, если нанять секретаря для нее было так важно, как о том упомянул старший Фабер.

Интересно, все ли три сына миссис Фабер были слеплены из того же теста? А дочь… Ее единственная дочь?

Довольно странно, что в агентстве Ким сказали о замужней дочери миссис Фабер, но ни словом не обмолвились о сыновьях. У Ким сложился образ пожилой женщины, одиноко живущей в роскоши и уж никак не притесняемой родственниками. Она желала написать мемуары и хотела, чтобы кто-нибудь помог ей в этом. Проще простого… А Ким получила это место, потому что случайно приехала в агентство буквально через минуту после того, как пришел запрос из Мертон-Холл.

Ким любила свою профессию, и отзывы с места ее последней работы были просто великолепные. К тому же у нее было кое-что, о чем, возможно, Гидеон Фабер и не подозревал. Его сестра позвонила в агентство, поставив несколько странное условие: «Пожалуйста, пришлите кого-нибудь с привлекательной внешностью и приятным характером, так как моя мама считает, что не сможет работать с человеком, который профессионален и не более того. Ей нужна симпатичная секретарша… Которая сможет взять на себя обязанности не только секретаря, но и компаньонки».

И в агентстве пришли к выводу, что мисс Ловатт как нельзя лучше соответствует всем этим требованиям. Собственно говоря, они были весьма горды собой потому, что им удалось ее найти.

Но, шагая взад и вперед по комнате, Ким все больше укреплялась в мысли, что она должна остаться. Может быть, и стоило принять обратный билет в Лондон и выбросить из головы Мертон-Холл и все, что с ним связано. Ее ждет и другая работа… Возможно, не такая роскошная, но ничуть не менее интересная. И такая, где она сможет быть хозяйкой собственной души, а не приступать к работе, имея за спиной бессердечного работодателя.

Тут Ким вынула из сумочки короткое приветственное письмо миссис Фабер и снова перечитала его. И решила, что должна остаться, по крайней мере на какое-то время.

В комнате уже побывала горничная и распаковала ее вещи, аккуратно разложив их по ящикам. Ким открыла дверцу шкафа и выбрала себе платье на вечер — черное, кружевное. Оно очень шло девушке.

Приняв ванну, Ким почувствовала себя намного лучше. Она подкрасила глаза и слегка тронула помадой губы, отчего они стали мягко поблескивать.

Наконец Ким надела на стройную шею нитку жемчуга, чуть-чуть надушилась, переложила носовой платок и письмо миссис Фабер в маленькую парчовую сумочку и вышла из комнаты, отправившись исследовать дом.

Это было здание в форме буквы «Е», с двумя внутренними двориками позади и разнообразными хозяйственными постройками и конюшнями. На конюшнях были часы, отбивавшие каждые полчаса, и их звук, казалось, повисал в неподвижном, прозрачном воздухе холодного январского вечера, и луна рассматривала свое отражение в обрамленном тростником озере.

Дом походил на беспорядочно построенный, запутанный лабиринт, где в стенах внезапно открывались маленькие лесенки, а коридоры заканчивались в самом конце каждого крыла. Ким, по ее расчетам, находилась в западном крыле, здесь царила гнетущая тишина, словно эти стены никогда не слышали звука шагов, а голоса редко поднимались выше осторожного шепота, который уплывал в окна. Вдруг девушка заметила, что в полумраке кто-то прячется. Ким смогла разглядеть только огромную фигуру в фартуке и чепце. Девушка догадалась, что это была Траунсер. Ким заметила, что женщина с тревогой всматривается в глубину коридора, разглядывая ее стройную фигурку в черном кружеве. Горничная сжимала ручку белой двери, и, когда Ким инстинктивно ускорила шаги, она повернула ручку и позволила двери открыться внутрь, так что поток мягкого желтого света осветил коридор.

Траунсер приложила палец к губам и поманила девушку в комнату, после чего закрыла дверь и повернула ключ в замке, а Ким очутилась на пороге комнаты, напомнившей ей декорации театра.

На стенах висели бра, прикрытые бело-розовыми абажурами, а на окнах — бело-розовые атласные занавески. Перед белым мраморным камином, в котором с тихим шипением горели ароматные поленья, лежал белый коврик, а на каминной полке стояли фотографии в серебряных и разукрашенных рамках. В комнате был розовый ковер, который, казалось, закрывал все пространство пола, огромная кровать, пышно задрапированная белым тюлем и атласом с кружевами, а на кровати, облокотившись на кружевные подушки, сидела старушка, похожая на взволнованную седую фею.

Повинуясь знаку горничной, Ким подошла ближе к кровати.

— Ах, дорогая моя, я просто счастлива! — Две маленькие ручки, похожие на птичьи лапки, ухватились за Ким. — Даже если бы я сама искала, я ни за что не нашла бы более красивую девушку, чем вы! Траунсер сказала, что вы показались ей очень милой. Вы просто картинка, и вы так прекрасно одеваетесь… — Она склонила голову набок и внимательно посмотрела на жемчуг на шее Ким, а потом одобрительно кивнула. — Бриллианты для вас были бы слишком стары, а сапфирового ожерелья, я думаю, у вас нет. Сапфиры прекрасно подошли бы к вашим глазам, но жемчуг — это всегда верный выбор…

— Миссис Фабер, — торопливо произнесла Ким, — мне не следует быть здесь, так как мистер Фабер специально приказал мне не пытаться увидеться с вами сегодня вечером. Но, получив вашу записку, я не знала что и думать…

— Конечно, конечно. — Миссис Фабер благодушно улыбнулась, хотя Траунсер у двери явно была взволнованна и считала необходимым стоять на страже на случай, если кто-либо попытается войти в комнату. — Разумеется, я должна была увидеть вас… Я бы огорчилась, если бы вы обратили внимание на указания Гидеона и сочли нужным сделать то, что он сказал. И потом, в конце концов, вы будете моей секретаршей, а не Гидеона, не так ли?

— Да, но…

— Гидеон вечно на что-нибудь сердится, — призналась его мать, хотя ее лицо сохранило настолько добродушное выражение, что Ким поняла — она совсем не обижена на него за это. — Он так не похож на Чарльза, моего второго мальчика… Тот, знаете ли, уже женат, и он такой семейный человек! Я вижу его всего лишь пару раз в год. Что же касается Тони…