Настольная книга стервы - Кронна Светлана - Страница 43

Если же твой жених – венгр и предстоит поселиться в одном из городов этой чудной страны, не сыпь ее хозяевам соль на раны, вороша события пятьдесят шестого года. Оскорбятся не на шутку.

Оказавшись в Швеции, обходи в диалогах все, что связано с войной вообще и убийством их политического Деятеля Улофа Пальме в частности.

В Италии, оказывается, жуть как не любят обсуждать темы семьи, религии. Не склонны они ворошить в разговорах и имена покойных.

Американцы терпеть не могут разговоров про секс, аборты, бедняков, социальную помощь, кого бы она ни касалась.

Если отправляешься жить или просто навестить Египет, не лезь к местным с расспросами про отношения между мужчинами и женщинами. К запретным темам также относятся религия и… жены.

Возьми на заметку и такую вещь.

Почти во всех странах существует свой язык жестов. И если не хочешь попасть в какую-нибудь щекотливую ситуацию, подучи его обязательно.

У немцев, к примеру, взметнувшиеся вверх брови вовсе не знак удивления, как у нас. Оказывается, так они демонстрируют свое восхищение. У англичан, напротив, это проявление скептицизма.

Болгары, так те вообще запутать могут. Русский кивок «да» у них означает наше «нет». И, наоборот, если болгарин энергично крутит головой в разные стороны, считай, он с тобой согласен даже в мелочах.

Очутившись в Западной Европе, не доводи аборигенов до жеста, когда кто-то из них вдруг начнет поглаживать свою щеку. Ничего не значащий у нас жест, у них означает нехороший намек: «Боже, как же ты мне надоела! Вот и борода выросла, пока слушаю твой милый треп…»

В Америке поднятый вверх палец вовсе не означает: «Все в порядке крошка», как мы думаем. Если местный житель выбрасывает его вверх очень резко, расценивай жест как нецензурное ругательство.

Очень даже может быть, что судьба закинет тебя в Голландию. Ни в коем случае не оскорбляйся, если в общении с тобой кто-то покрутит пальцем у виска. По-ихнему жест означает: «О, сколь же вы остроумны!»

Что еще не будет липшим для тебя, навострившей лыжи за границу? Научись, заранее, не выезжая, красиво себя вести. Нет. Речь даже не об этикете. Я о более прозаичном. Не шокируй их публику изысками в одежде. Что сходило с рук здесь, там воспримется как вульгарность.

Поостерегись играть роль учительницы, даже если найдется кого и чему учить. А на первых порах – так особенно воздержись! Тем более, тебе самой столько всего надо постичь! Ведь это ты к ним приехала, а не они к тебе.

Больше спокойствия и хладнокровия.

Если даже спустя год после отъезда кажется, что там хуже, чем дома, не жди пресловутого «стерпится-слюбится» – возвращайся-ка домой.

Если даже спустя год после отъезда кажется, что ты попала в рай, оставив за спиной клоаку… Ну что, по-моему, у тебя больше нет Родины…

… Вот такую азбуку я помалу постигала, поджидая жениха Юлиана.

На работе ко мне охладели коллеги. Я тоже к работе помалу охладела. За моей спиной змеились сплетни. Это была зависть.

Жених приехал к концу лета, как и обещал. Но вначале он мне позвонил. Радости он не скрывал, предвкушая. Я щебетала в трубку, что тоже очень-очень рада его слышать, а уж как буду рада видеть!

И вот он пришел…

Как дальше разворачивалась спираль любовного романа на тему «жених из-за границы», читай в главе следующей.

НАВАЖДЕНИЕ

Очередной всплеск любви пришелся на осень. Здорово тогда все начиналось! Но… все по порядку. Ночью видела сон. Я и мой начальник занимались любовью. Это было красиво. Это было вкусно. Плюс это было бесстыдно. Короче, когда прозвенел будильник – не расслышала. Проснулась, а рабочий день уже набрал обороты.

Настроение стало пакостным. И не потому, что проспала, потому что, не посоветовавшись с собой, отдалась начальнику.

Я шла в редакцию и оправдывала себя, как школьница, – ну я же не хотела… Он сам…

Вот такая чушь.

Опоздания начальник не заметил. Или сделал вид.

Коллега Оля сон истолковала так:

– Жди от него подлянку…

Пророчество не понравилось, но подлянку ждать стала: шеф – он из тех… Любопытно только, откуда копье прилетит? А главное, когда?

Прилетело ближе к вечеру. Перехватив меня в коридоре, начальник галантно взял под локоток:

– Видишь ли, после летучки надо задержаться у редактора. Есть разговор… Я написал на тебя докладную.

Он это говорил и взглядом блудника меня пожирал. Ах, козел! Докладную, значит…

Я с нетерпением ждала начала летучки. Денек обещал интригу.

Летучка прошла. Все ушли. Мы остались.

Главный шеф вынул из вороха бумаг и бумажек убористо исписанный листок. Посмотрел на меня не строго, но отстраненно, и начал читать текст. Читал долго, и я узнала о себе любопытные вещи.

– Что скажете? – вопрос был из тех, что в лоб.

Я была краткой. Я сказала, что все в докладной правда. Почему так сказала? А я никогда не защищаю себя, если не чувствую вины. Странный принцип. Дурацкий принцип. Но он с детства…

Шеф номер один и шеф номер два, кажется, поперхнулись воздухом. В кабинете зависла тишина. Я уставилась в окно. А на меня уставился голый ноябрь. Я вдруг вспомнила сон. Вспомнила Олину разгадку. В горле запершило. Захотелось зареветь. Помешал главный. Он протянул начальнику листок и велел… порвать. Мне тоже что-то сказал. Что – не помню. Потом призвал обоих к порядку и производственному консенсусу. (Словцо, однако!)

Домой шла убитая. Это же надо – какой у меня начальник гад! Мало того, что во сне наехал, так и наяву свинью подложил… Вечер предстоял очень-очень слезливый.

Обиде предавалась при свечах. Язычки пламени извивались в ленивом переплясе, а я топила себя в слезах. А должна в веселье. Сегодня подруга Лада затеяла вечеринку по поводу годовщины свадьбы, и я обещала быть. Но сорвалось. А в шкафу премилый новый блузон «а-ля дамская загадка».

Я ревела и мысленно сочиняла сценарий мести гадкому начальнику.

Звонок в дверь, резкий и неожиданный, вмиг разметал мысли. Гостей не ждала. Кто заявился?

А заявился некто. Хороший в общем-то мужчина. И имя хорошее – Саша. Мой коллега.

Саша извинился за вторжение без предупреждения и спросил, почему я черная от слез (это тушь размазалась). Я начала жаловаться. Саша пообещал набить начальнику морду. Вот прямо в понедельник взять и набить. А пока велел собираться на маленькую вечеринку. Народ, мол, уполномочил уговорить…

Я вдруг разрыдалась и послала Сашу и всех, кто уполномочил, – к черту. Наверное, это был стресс. Или предвестник.

Саша молча утер мои слезы и опять велел собираться:

– Без тебя не пойду…

И я уговорилась. А через два часа (или три – какая, в принципе, разница) счастливее не было женщины.

Я влюбилась.

Он стоил того. Он был красив. Он был умен. Вприда-чу не нахал. Впридачу разведен. В наш город занесла командировка.

Три года длился сумасшедший тот роман. Три года витала в облаках, откровенно замешивая судьбу на имени, ставшем почти родным.

Любовь преобразила. Еще окрылила. Дела наладились. Я простила гнусному начальнику свинью. Ведь, если подумать, не подложи он ее в тот день, не было бы ни облаков, ни мужчины, ни романа… Ну отправилась бы к Ладе поздравить с годовщиной… Ну покрасовалась бы в тот вечер в новеньком блузоне а-ля… Ну потанцевала бы… А тут такой виток в судьбе! Спасибо тебе, однако, шеф мой!

Любила своего героя долго. Любила, как любит вихнувшаяся от чувств дурочка, – безоглядно, искренне, жертвенно. И нет, чтобы горстку чувств на завтра оставить – все бросила к его ногам. Я очень старалась быть хорошей. Что потом? Читай в главе следующей.

ХРАМ ЛЮБВИ Б ДОМАШНЕМ ИНТЕРЬЕРЕ

… А дальше я слагала мини-новеллы, подмоченные слезами и приправленные тоской. Одну за другой укладывала их в записные книжки. Потом перечитывала. И были они, как маленькие словесные зеркала, в которых отражалась надтреснувшая любовь.