Звезды смотрят вниз - Кронин Арчибальд Джозеф - Страница 62

Он ободряюще кивнул головой и отошёл к Геддону и Дэджену. Все трое вышли и направились на Каупен-стрит, где временно помещалось отделение Союза. Через минуту и Дэвид встал, взял шляпу. Выйдя из ратуши, он пошёл по Фрихолд-стрит. Он был вконец измучен.

С характерной для него напряжённостью переживаний он весь ушёл в этот процесс; шесть дней он не показывался в школе. И вот чем всё кончилось! Он упрямо горбатил плечи, снова стараясь вернуть себе самообладание. Не время теперь распускаться, такой роскоши он не может себе позволить. Не время для мелочной злобы и истерик!

Он прошёл всю Фрихолд-стрит и, пройдя на другую сторону, свернул на Лам-стрит. Здесь его кто-то окликнул. Это оказался Ремедж. На мяснике была грязная синяя полотняная куртка и широчайший, синий с белым, фартук, перепоясанный ремнём. Он пришёл прямо с бойни, где присутствовал при резке, и руки его на тыльной стороне были покрыты брызгами уже засохшей крови. Полуденный зной окружал его красноватой дымкой.

— Эй, Фенвик, погодите минутку!

Дэвид остановился, но молчал. Ремедж расстегнул воротник на толстой шее, сунул затем большие пальцы обеих рук за кожаный пояс и откинулся назад, меряя Дэвида глазами.

— Что же, ваш рабочий день в думе окончился? — сказал он с едким сарказмом. — Неудивительно, что у вас такой довольный вид. Ещё бы, вы ведь за эту неделю стали гордостью Слискэйля! Выходит и спорит с Линтоном как настоящий адвокат!

Ремедж фыркал всё громче и громче. Очевидно, он был уже осведомлён обо всех деталях последнего заседания суда.

— Но на вашем месте я бы не был так спокоен. Может статься, это дело обойдётся вам дороже, чем вы думаете.

Дэвид ждал, глядя Ремеджу прямо в лицо. Он видел, что против него что-то готовится. Наступила пауза, затем Ремедж оставил саркастический тон и угрожающе сдвинул брови.

— Что вы, чёрт вас возьми, думали, бросая школу без разрешения на целых шесть дней? Вы полагаете, что место закреплено за вами навеки?

— Я обязан был присутствовать на суде.

— Никто вас не обязывал. Вы ходили туда только из низкой злобы. Ходили, чтобы обливать грязью одного из виднейших людей нашего города, общественного деятеля, как и я, человека, устроившего вас на службу, хотя вы этого совсем не заслуживаете! Вы укусили руку, которая вас кормила. Но, клянусь богом, вы пожалеете об этом!

— А это уж моё дело, — сказал Дэвид отрывисто и сделал движение, собираясь уйти.

— Погодите минуту! — заорал Ремедж. — Я ещё не кончил. Я всегда знал, что вы такой же смутьян, как ваш отец. Вы попросту мерзкий социалист. Нам такие учителя в школах не нужны. Мы вас выгоним вон.

Пауза. Дэвид посмотрел на Ремеджа.

— Вы не можете меня уволить.

— Вот как, не могу? Неужели? — В фыркании Ремеджа слышалось откровенное торжество.

— Если желаете знать, так мы созвали вчера вечером попечительный совет, чтобы обсудить ваше поведение, и единогласно решили требовать вашего увольнения.

— Что?

— Никаких «что»! Завтра получите от Стротера предупреждение. Ему нужен человек, имеющий степень бакалавра, а не шахтёр-недоучка, как вы.

Целую минуту Ремедж злорадно наблюдал за лицом Дэвида, затем с сардонической улыбкой на жирных губах повернулся к нему спиной и вошёл в лавку.

Дэвид шагал по Лам-стрит, опустив голову, глядя в землю.

Воротясь домой, он прошёл в кухню и автоматически принялся готовить себе ужин. Дженни была в Тайнкасле у матери, он отправил её туда на этой неделе, чтобы избавить от волнений, связанных с судом. Он сел за стол и все помешивал ложкой в чашке, но не дотронулся до чая. Так, значит, его хотят уволить. Он сразу понял, что Ремедж не лжёт. Конечно, можно ещё повоевать, подать жалобу в Северную ассоциацию педагогов. Но что толку? Лицо Дэвида приняло жёсткое выражение. Нет, пускай делают, что хотят. Сегодня в шесть часов он поговорит с Нэджентом. Пора выбраться из этого тупика, которым является для него школа, пора приняться за настоящее дело, оправдать своё существование.

В три четверти шестого он вышел из дому и отправился на вокзал. Но на полдороге заметил какую-то суматоху в верхнем конце улицы и, вглядевшись, увидел двух мальчиков-газетчиков, которые мчались вниз по холму, азартно размахивая вечерними бюллетенями. Дэвид остановился и купил газету. Забытые на время суда слухи и тайные опасения вдруг вновь вспыхнули в его памяти. Через всю первую страницу газеты шёл жирным шрифтом заголовок:

II

Во вторую субботу сентября 1914 года Артур около часу дня возвращался домой из «Нептуна». На руднике снова всё было по-прежнему, работа возобновилась, трагическая история катастрофы, казалось, была забыта и погребена навсегда. А между тем лицо Артура не выражало удовлетворения. Он шёл по дороге походкой усталого человека. Войдя в усадьбу, он увидел, что, как он и ожидал и боялся, сегодня прибыл новый автомобиль. Бартлей, отправленный в Тайнкасл на месяц для обучения, сегодня сам приехал в нём, и автомобиль стоял на дорожке перед домом — машина типа Ландоле, сочетание блестящего коричневого лака с сверкающей медью. У нового автомобиля стоял Баррас, и когда Артур проходил мимо, он его окликнул.

— Посмотри, Артур, вот он, наконец!

Артур остановился. Он был в рабочем костюме шахтёра. Остановив на автомобиле угрюмый взгляд, он сказал, наконец:

— Да, вижу.

— У меня теперь столько дел, что автомобиль попросту необходим, — пояснил Баррас. — Нелепо было не подумать об этом раньше. Бартлей говорит, что у этой машины прекрасный ход. Сегодня вечером мы с тобой прокатимся в Тайнкасл и испытаем её.

Артур, казалось, раздумывал. Он сказал:

— К сожалению, я ехать не могу.

Баррас засмеялся. Смех тоже был новый, как и автомобиль. Он ответил:

— Ерунда. Мы проведём вечер с Тоддами. Я заказал для всей компании обед в Центральной.

Артур отвёл глаза от автомобиля и уставился теперь на отца. Лицо Барраса не было красным, а между тем оно, казалось, пылало: глаза и рот были ярче, чем прежде, особенно выделялись глаза — маленькие, за сильными стёклами. В нём замечалась какая-то суетливость, непонятное возбуждение; может быть, это новый автомобиль так обрадовал его?

— Я не знал за тобой привычки давать обеды в Центральной, — заметил Артур.

— У меня и нет такой привычки, — отвечал его отец с неожиданным раздражением. — Но сегодня особый случай. Алан отправляется со своим батальоном на фронт. Мы все им гордимся. К тому же я некоторое время не встречался с Тоддом. Хочу его повидать.

Артур опять подумал с минуту, затем спросил:

— Ты не виделся с Тоддом с тех пор, как случилось несчастье в копях?

— Да, — отрывисто подтвердил Баррас.

Наступило молчание.

— Знаешь, отец, меня всегда поражало, что ты не попросил Тодда выступить и поддержать себя на суде.

Баррас резко повернулся к сыну:

— Поддержать! Что ты хочешь сказать? Выводы следствия были совершенно удовлетворительны, — не так ли?

— Удовлетворительны?

— Да, именно, — отрезал Баррас. Он достал из кармана платок и стёр небольшое пятно пыли с радиатора.

— Так ты едешь в Тайнкасл или нет?

Артур ответил, глядя себе под ноги:

— Да, папа, еду.

Оба молчали, пока не прозвучал гонг.

Артур пошёл за отцом в столовую завтракать. Баррас шёл несколько быстрее обычного. Артуру показалось даже, что он торопится. В последнее время походка отца стала такой быстрой, что всегда казалось, будто он спешит.

— Замечательная машина! — объявил за столом Баррас, обращаясь к тётушке Кэрри. — Надо будет вам покататься в один из ближайших дней, Кэролайн.

Тётушка покраснела от удовольствия, но раньше, чем она успела ответить, Баррас развернул газету, экстренный выпуск, привезённый Бартлеем из Тайнкасла. Быстро просмотрев первую страницу, он заметил с удовлетворением:

— Ага! Есть новости. И хорошие новости. — Его зрачки слегка расширились. — Немцам дан серьёзный отпор на Марне. У них тяжёлые потери. Наши пулемёты косили их продольным огнём. Громадные потери. Насчитывают до четырёх тысяч убитых и раненых.