Конрад, или ребёнок из консервной банки - Нёстлингер Кристине - Страница 10

Но госпожа Рузика стояла на своём:

— Так нельзя. Ну зачем бы я стала брать! Нет, правда, так нельзя.

Они долго торговались: раз тридцать одна предлагала куклу, а другая отказывалась. Наконец у госпожи Бартолотти лопнуло терпение:

— Да не вы её должны брать, а ваша дочка. А она хочет куклу!

Кити радостно подхватила:

— Да! Хочу! Правда!

Она схватила куклу и так крепко прижала к себе, что госпожа Рузика увидела: Кити не отдаст её назад. Тогда она сказала сладким, как мед голосом:

— Ну, так хорошенько поблагодари, Кити.

И Кити сказал:

— Очень благодарна.

После этого госпожа Рузика подтолкнула дочку к двери. Спускаясь по лестнице, она еще трижды буркнула:

— Право, без этого можно было обойтись!

Госпожа Бартолотти закрыла за гостями дверь и подумала, что с людьми бывает действительно очень тяжело, все нервы тебе повыматывают. Потом спохватилась, что надо готовить ужин, а его, собственно говоря, не из чего готовить, ведь ничего не куплено. Затем ей пришло в голову, что поужинать можно и не дома — заказать жаркое со сладким перцем и грибами, а к нему жареную картошку. И вспомнила, что ничего из этого не выйдет. Ведь ни в портфеле, ни в кожаной сумке, ни в пластмассовой коробке, ни в кошельке не осталось денег. К такому госпожа Бартолотти привыкла и совсем не горевала, если иногда оставалась без денег. Но теперь она вспомнила сто тысяч эгоновых слов и сказала сама себе:

— Деточка моя, ты должна приготовить Конраду приличный, питательный и вкусный ужин.

Госпожа Бартолотти села в гостиной в кресло-качалку и закурила сигару. После того, как она трижды затянется дымом, то ей наверно придет что-нибудь в голову. Так всегда было, надо только подождать. Она курила, качаясь в кресле-качалке. И только когда затянулась дымом пять раз по три, наконец, надумала, где взять деньги. «Бедняга Эгон, — рассуждала госпожа Бартолотти, — хочет быть отцом. Что ж, он теперь Конраду отец. А отец должен платить алименты, и сегодня же. Тогда у меня будет на что сходить куда-нибудь с Конрадом поужинать».

Вот что пришло на ум госпоже Бартолотти. И когда Эгон с Конрадом вернулись с прогулки, она немедленно поделилась с аптекарем своими соображениями. Услышав их, господин Эгон смешно скривился, потом запинаясь, сказал, что он к этому не готов и не имеет с собой столько денег.

— Так дай мне хотя бы задаток, — сказала госпожа Бартолотти.

Господин Эгон расщедрился на двести шиллингов. Это её удовлетворило, ведь за эти деньги она могла заказать две порции жаркого со сладким перцем, грибами и жареной картошкой, да еще на десерт мороженого и яблочного сока.

Потом госпожа Бартолотти с Конрадом отправились в ресторан «У быстрой серны», а господин Эгон отправился домой.

Когда они вернулись домой, Конрад сразу лег спать, а госпожа Бартолотти довязала еще метр бахромы на ковре.

— Чтобы завтра снова в доме были деньги, — сказала она.

Больше в этот день ничего не произошло. Зато на следующий день, в понедельник, случилось много всего.

Утром госпожа Бартолотти проснулась в половине пятого, впервые в своей жизни так рано.

Она тихонько выбралась из кровати, потому что не хотела будить Конрада, но оказалось, что мальчик проснулся раньше.

— Я уже давно не сплю, — объяснил он, — потому что заранее радуюсь, что иду в школу.

Госпожа Бартолотти пошла в ванную комнату, глянула в зеркало и убедилась, что сегодняшний день для неё будет нелегким.

— Старая, дальше некуда, и гадкая, дальше некуда, — пробормотала она, глядя на свое отражение, и подумала: в школе не поверят, что она мать Конрада, посчитают, что она его бабушка или прабабушка.

Во время завтрака она разбила подставку для яйца и чашку, так у неё дрожали руки.

— Что с вами? — спросил Конрад. — Когда человек такой, как вы сейчас, то это означает, что он нервничает?

— Да, — сказала госпожа Бартолотти. — Она немного нервничает, потому что не знает, как объяснить в школе, что Конраду семь лет, а он еще не ходил в школу, но все равно хочет учиться во втором классе.

— В третьем, — сказал Конрад. — Я ночью думал об этом. Второй класс мне не подходит. Слишком уж мне было бы там скучно.

— Но тебе же нужно свидетельство за второй класс! Без него не возьмут в третий.

Конрад подошел к кухонному буфету и вытащил из ящика пластиковую голубую папку, в которой лежали его документы. В папке был карманчик, который госпожа Бартолотти раньше не заметила. Конрад достал из этого кармашка ярко-зеленую бумажку.

— Вот мое свидетельство, — сказал он.

— За какой класс? — спросила госпожа Бартолотти.

— Класс надо вписать самому, — объяснил Конрад и подал свидетельство.

На бумажке было написано толстыми черными буквами «СВИДЕТЕЛЬСТВО». А под ними — «Конрада Бартолотти». Еще ниже стояли оценки, одни пятерки — по гимнастике, пению, рисованию, поведению, чтению, письму, арифметике, природоведению и языку.

На обратной стороне ярко-зеленой бумажки было напечатано:

А чуть ниже снова неразборчивая подпись, наверно, та самая: «Гунберт» или «Гонберт», или «Монберт».

Под подписью стояла круглая печать, название учреждения на которой тоже нельзя было прочитать.

— А из какой школы это свидетельство? — спросила госпожа Бартолотти.

Она перевернула ярко-зеленую бумажку и над толсто напечатанной надписью «СВИДЕТЕЛЬСТВО» увидела другую, напечатанную еще более толстыми буквами:

— С ума сойти можно, — прошептала госпожа Бартолотти.

— Почему? Потому что там одни пятерки? — спросил Конрад.

— Ты же никогда не был в Конго! Или был? — сказала госпожа Бартолотти.

— К сожалению, не был, — ответил Конрад. — Но не волнуйтесь, свидетельство настоящее. Учебный отдел нашей фабрики — это филиал школы в Кайре. Значит, все будет хорошо. — Конрад кашлянул и продолжил: — И в Кайре начинают обучение с четырех лет, то есть, в моем возрасте идут в третий класс. С этим тоже все хорошо.

Однако его слова не совсем убедили госпожу Бартолотти в том, что все хорошо. Она была рада, что сможет показать в школе свидетельство, но все-таки немного волновалась.

— Ну, а если тебя спросят о школе в Кайре? Что ты им скажешь? — сказала она.

Конрад заверил её, что о школе в Кайре знает больше любого среднего местного учителя. На его взгляд он подготовлен очень хорошо.

— Если так, то идем, — решилась госпожа Бартолотти.

Она спрятала свидетельство, медицинскую справку и метрику в сумку и надела заячью шапку и заячью шубу.

— Минуточку, мама! — попросил Конрад. — Дайте-ка мне свидетельство.

Госпожа Бартолотти достала из сумки свидетельство.

— И ручку, — попросил Конрад.

Госпожа Бартолотти дала ему свою ручку.

Конрад написал после своей фамилии с другой стороны, где были точки, — «отлично», после слова «материал» — «второго», а перед последним словом — «третьего». Теперь в свидетельстве стояло:

Конрад подождал, пока высохнут чернила, и вернул свидетельство госпоже Бартолотти. Она снова убрала его в сумку. Конрад надел голубую шапку со звонком и курточку из кусочков.

На лестнице, почти уже внизу, их догнала Кити Рузика с ранцем на спине. Она заинтересована взглянула на Конрада и спросила:

— Ты тоже будешь ходить во второй класс?

Конрад покачал головою.

— Я передумал, — ответил он. — Пойду в третий.

Этот ответ так удивил Кити Рузику, что она остановилась, как вкопанная. Она стояла на лестнице и смотрела вслед Конраду и госпоже Бартолотти, пока они не вышли на улицу.

Чтобы попасть в школу, надо было пройти улочку, где жила госпожа Бартолотти, потом свернуть на главную улицу, пройти семь блочных домов и снова свернуть на узенькую улочку.