Ловец человеков - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 14

Шагов за десять до обоза Курт потянул Знак за цепочку, извлекая его из-за ворота, ускорил шаг, а когда все, включая крестьян-возниц, оборотились в его сторону, решительно выдохнул и громко произнес:

– Святая Инквизиция. Остановитесь.

На последнем слоге голос сорвался, но больше пока, слава Богу, говорить было не надо – необходимого он добился: рука старого вояки сползла с арбалета, крестьяне побелели, и обоз, едва не наталкиваясь телегами друг на друга, встал. Теперь главным было не утратить эффекта, а посему, не сбавляя шага, Курт приблизился (но не вплотную, чтобы не смотреть на собеседников снизу вверх) и опустил руку, оставив медальон висеть поверх рубашки, на виду.

– Мне нужен один из вас, – стараясь, чтобы тон был непререкаемым и твердым, продолжал он, обводя взглядом сопровождающих, словно выбирая; потом указал на парня: – Ты.

– Что?.. – растерянно проронил тот и беспомощно огляделся; старый солдат насупился.

– Для начала – добрый день, кем бы вы ни были. – Вот его голос был спокоен без всякой наигранности, и Курт едва не заскулил от зависти. – Вы позволите взглянуть на Знак ближе?

– Разумеется.

Под взглядами остальных путников Курт подступил еще, но остановился шагах в трех от лошади солдата, приподняв медальон на ладони; если вояке так хочется разглядеть заверяющий должность следователя Знак во всех детальностях, ему придется спешиться, не вынуждая упомянутого следователя стоять у его ноги и тянуться, словно нищему за подаянием. Помедлив два мгновения, тот бросил поводья на спину лошади, опершись о луку седла ладонью, и спрыгнул на землю; на медальон он смотрел долго и внимательно, и в один момент даже показалось, что солдат вот-вот или понюхает его, или поцарапает ногтем, обломанным и похожим на копыто его коня. Наконец, снова подняв взгляд, тот чуть склонил голову.

– Прошу прощения, майстер инквизитор… – начал он; Курт перебил, уже несколько справившись с голосом:

– У меня мало времени. Ты старший?

Если сейчас солдат проглотит это «ты», с трепетом ожидая реакции, подумал он, то первый шаг будет одолен…

Тот кивнул – медленно, словно раздумывая, как лучше следует ответить.

– Хорошо, – продолжал Курт, стараясь не дать ему опомниться. – Мне нужен один из твоих верховых. Сейчас. Вон тот.

Солдат обернулся на парня, попятившегося под двумя направленными на него взглядами, и снова посмотрел на Курта:

– Зачем?

Долю секунды он решал, как лучше поступить – смягчить тон разговора, постаравшись впечатлить этого вояку важностью любого дела Конгрегации и почетом, каковым следует считать помощь ей, или заговорить доверительно, показав, что и человек со Знаком может быть просто человеком, которому бывает нужна помощь, или же продолжать в прежнем духе. В первом случае есть риск нарваться на долгое обсуждение важности невнятных дел Церкви по сравнению с доставкой хозяйской брюквы в целости на отдаленный рынок. И не факт, что из этого разговора, если он затянется дольше, чем на минуту, Курт сумеет выйти с честью, ибо для этого человека уцелевшая брюква несомненно важнее высоких материй. Во втором случае есть риск оставить о представителях Конгрегации неверное впечатление – как о людях, не умеющих идти до конца и не знающих себе цену. Остается продолжать сжимать кулак, готовясь в случае необходимости стукнуть им по воображаемому столу…

– Это тебя интересовать не должно, – заставив себя посмотреть в глаза собеседнику, ответил Курт тихо, и – о чудо! – получилось; солдат смешался, отведя взгляд, замолчал на мгновение, а потом махнул рукой, подзывая парня.

Тот тронул коня излишне резко, подъехав впритирку, потом, спохватившись, сдал назад, слез с седла и приблизился, переводя взгляд со своего главы на майстера инквизитора, который отметил про себя, что не ошибся в выборе, – этот полетит стрелой, без остановок и передышек, лишь бы не встретиться с ним снова…

– Дальше вы поедете без него, – сообщил Курт, меряя парня взглядом. – Этот человек остается со мной. Свободен.

– Я не хотел бы показаться непочтительным, – уже не столь уверенно начал солдат; помолчал, глядя на подчиненного странным взглядом, и снова повернулся к Курту: – Только один вопрос: он что-то натворил?

Сын, вдруг осенило Курта. Ну, конечно. Внешнее сходство минимально, но оно есть, и с возрастом будет все больше; упряжь обеих лошадей, как стало видно вблизи, почти одинаковая, даже одежда в чем-то, несмотря на отсутствие общей формы у сопровождающих обоз солдат, у этих двоих была схожа. Вот в чем дело. Обкатка начинающего бойца на сопровождении – относительно безопасная тренировка на выносливость и умение держаться в седле подолгу. А тут такое…

Лицо удалось сохранить даже не каменным – железным.

– Нет.

Теперь можно было проявить немного мягкости, не боясь уронить достоинства, и Курт улыбнулся, постаравшись, чтобы это было сделано едва-едва и не слишком дружелюбно.

– Ничего с твоим сыном не случится. Езжай. Расходуется мое время.

В глазах солдата любой, даже не слишком внимательный собеседник, сейчас не мог не увидеть облегчения и пораженного, почти испуганного удивления осведомленностью, казалось бы, случайно встреченного на дороге инквизитора; и ладно, подумал Курт, глядя, как тот взбирается в седло, прощаясь с парнем взглядом, и медленно направляет коня в сторону замершего в молчании обоза. Пусть поломает голову.

На парня он пока не смотрел, следя за тем, как медлительно мало-помалу удаляются телеги и всадники; старый солдат шагов через двадцать кинул взор на сына и, повстречавшись взглядом с Куртом, поспешно отвернулся. Парень же переминался с ноги на ногу, тиская в руках повод, и, кажется, опасался даже дышать, не говоря уж о том, чтобы поторопить господина следователя с разъяснениями. Наконец, когда люди и повозки в отдалении стали казаться игрушечными фигурками, Курт обратился к нему, теперь менее жестко, но по-прежнему стараясь смотреть прямо в глаза.

– Как твое имя? – спросил он, придавая голосу ту интонацию, с которой общались со своими подопечными наставники академии святого Макария; парень шумно сглотнул, еще более выпрямившись, взгляд забегал, пытаясь не отвращаться от его глаз и одновременно не встречаться с ними.

– Пауль.

Голос у него был ломким от испуга: заверения в том, что за ним нет никакой вины, то ли не подействовали на него, то ли уже были позабыты; Курт подбодрил бледного, словно полумертвого, парня уже чуть мягче:

– Пауль… дальше?

– Пауль Кюрнер, майстер инквизитор, – отрапортовал тот. – Солдат барона Бланкенштайна.

– Хорошо, Пауль, – кивнул он. – Моего имени тебе знать не надо.

И слава Богу, прочел он в светло-серых глазах напротив.

– Мне необходима твоя помощь, – продолжал Курт, наблюдая за тем, как его лицо расслабляется, обретая выражение изумленное и даже польщенное, и еще раз похвалил себя за правильный выбор тактики. – О том, что я скажу сейчас, и о том, что ты потом сделаешь, не должен знать никто. Ни одна живая душа. Даже отец.

– Даже духовник?.. – растерянно проронил тот.

Вот как, приятно удивился Курт. Добрый католик. Можно было похвалить себя в третий раз, последний, для ровного счета; похоже, уроки по постижению законов человеческого поведения даром не прошли и кое-что в людских лицах он все-таки разбирает, если до сих пор не обманывался…

– Даже духовник, – торжественно подтвердил Курт. – Это дело Конгрегации.

На бледных щеках Пауля проступили два ярко-розовых пятна, и он решил, что пафосную часть пора окончить, – парень и без того начал буквально светиться от гордости.

– Сейчас ты свернешь с этой дороги, – перешел к указаниям Курт, – и отправишься в Штутгарт. Нигде не останавливаясь, ни с кем не говоря и не ввязываясь в неприятности. Даже если ты увидишь, что какой-нибудь разбойник режет на части прекрасную девицу, которая жалобно просит о помощи, ты должен проехать мимо. Вот это, – он показал запечатанное письмо, и взгляд Пауля прикипел к внушительной сургучной печати, – ты передашь в собственные руки представителю Конгрегации в Штутгарте. Лично. Не секретарю, не охране, никому другому. Это – понятно?