Новый порядок - Крижановский Артур - Страница 38

— Черт побери! — возмутился Ураев. — Что же получается? Даже если бы на нашу голову не свалился этот таинственный Морок, то все едино через десять-двадцать лет нас могли превратить в марионеток?

— Ты сформулировал вывод номер два. К результатам исследований имеют доступ считанные единицы, одним словом, те, кто располагает огромными деньгами и властью, тайной незримой властью. Это опытные кукловоды, Феликс. Даже без всех этих супердостижений они сильны и опасны. Уже сейчас они превратили большую часть человечества в простых статистов. Если им удастся разгадать тайну, хранящуюся до сих пор под нашими черепными коробками...

— Мы превратимся в жалких марионеток, — закончил Ураев. — А они будут заказывать музыку. Я представляю, что это будет за мелодия.

— Есть одно «но», Феликс. Пока они вынуждены пользоваться старыми добрыми средствами. Им пока невдомек, что существует человек или люди, которые собираются дергать за веревочки не только нас, простых смертных, но и «небожителей». Причем именно их в первую очередь. Этот некто спутал им все карты и теперь стремится навязать свою волю сначала России, затем скорее всего наступит черед остальной части человечества. И это очень злая воля, воля дьявола. Значит, копать нужно здесь, — Романцев показал пальцем на документы. — Отсюда третий вывод: на Морока мы можем выйти через секретную программу спецслужб по созданию зомби. Вслед за ним напрашивается четвертый, и последний, вывод. Я не знаю, откуда появились эти двое — Романов и Морок, но каждый из них по-своему уникален, оба обладают сверхмощными сенсорными способностями, гораздо большими, чем предположительно могли бы располагать наши кукловоды с помощью науки даже через четверть века. У меня сложилось впечатление, что эти люди не только сильнее любого из нас, но и всех нас вместе взятых. Проведу аналогию с шахматами. К примеру, мы с тобой являемся опытными шахматистами и всегда продумываем партию на несколько ходов вперед. Стоун и другие кукловоды в эти игры играют лучше нас. Они могут сражаться сразу на нескольких десятках досок с соперниками любого уровня. При этом умудряются большинство своих партий выиграть. Эти двое — Романов и Морок — играют сразу на всех досках и продумывают свои партии с первого и до последнего хода.

— У меня такое впечатление, — буркнул Ураев, — что они играют даже за нас.

— Не исключено, — невесело засмеялся Романцев. — Ну и что теперь делать? Будем сидеть сложа руки? Мы выбрали свою сторону в поединке, Феликс. Каким бы могуществом ни располагали Романов и Корпорация, им нужна наша помощь.

— У тебя появились новые идеи?

Романцев некоторое время вертел в пальцах зажигалку, наблюдая за появляющимся и гаснущим язычком пламени, затем посмотрел долгим взглядом на партнера.

— Надо бы поближе познакомиться с Мороком. Тут следует хорошо пораскинуть мозгами, но я могу это сделать и во время твоего рассказа.

11

Оперативное время: двенадцать часов тридцать две минуты.

Феликс Ураев проверил работу систем безопасности, затем уселся поудобнее в кресле и продолжил свою историю.

— Расследование длилось почти полтора месяца. Я раскопал столько всего, что впору было ложиться в психиатрическую клинику. Мне пришлось заниматься этим одному — по ходу дела пришлось отстранить от расследования всех своих сотрудников. И вот почему.

К тому времени ни самого Центра, ни Романова и других связанных с ним людей уже не существовало.

Заметив недоумение на лице друга, Ураев позволил себе широкую улыбку.

— Наконец мне удалось тебя хоть чем-то удивить. Да, дело обстояло так, как будто всего этого никогда не существовало. Дверца хлоп... и закрылась. И входа нет. Ни для кого.

— Но для тебя они оставили лазейку? — усмехнулся Романцев.

— Да, и я таки туда протиснулся, — засмеялся Ураев. — Поначалу я плохо воспринимал, что происходит. Суди сам. Вчетвером мы приезжаем в Клайпеду — я и трое моих сотрудников, начинаем работать. Расследование ведем сразу по нескольким направлениям. У меня получается, у моих коллег пусто. К тому времени Клайпедского филиала Центра уже не существовало. Я встречаюсь с людьми, имевшими когда-то отношение к этой организации, задаю вопросы и получаю на них ясные и исчерпывающие вопросы. Мои парни в это время тянут пустышку. Наконец они разозлились и пошли по моим следам. А тропинка уже успела зарасти. Люди, с которыми я недавно встречался, перестали отвечать на вопросы, либо вообще бесследно исчезли. Та же картина с документами. Я гарантирую, что мои коллеги отнюдь не зеленые новички. Если уж они вцепились в человека, то вытащат из него нужную информацию клещами. Все они проходили подготовку в Комитете или военной разведке, им не раз доводилось водить за нос западные спецслужбы. А тут оказались беспомощными младенцами, хоть плачь.

Стоп, подумал я, что-то здесь не чисто. Поскольку я еще не забыл тех злополучных событий в Минске, то до меня быстро дошло, что и здесь придется дело иметь с «чудесами». Постепенно я все же сообразил, что кто-то не хочет, чтобы чужие люди совали к нему свой нос. А мне как бы намекнули: «Давай, Ураев, вперед! Добро пожаловать в страну чудес...». Я связался со своими сотрудниками в Питере и на Украине — они отслеживали там некоторые факты из биографии Романова — и столкнулся с аналогичной проблемой, то есть с полной неспособностью обнаружить эти самые факты. Я дал отбой, и через несколько дней они вернулись к своим обычным обязанностям.

— Странная история, — прокомментировал Романцев. — Какова была реакция твоих сотрудников?

— Никакой реакции не было. Повторилась минская история. Они все «забыли», включая сам факт существования Центра и Михаила Романова.

— Занятно, — улыбнулся Романцев. — Они тоже превращались в младенцев?

— Слава Богу, сия чаша их миновала, — рассмеялся Ураев. — Нет, на этот раз обошлось без подобных эксцессов. Просто забыли, и все.

А вот я ничего не забыл. В моем мозгу словно загорелся зеленый свет: «Давай, Ураев, эта дорога для тебя одного...». Чтобы пройти ее, мне понадобилось полтора месяца, и все это время за мной внимательно наблюдали.

— Познакомь и меня со своими дорожными впечатлениями, — попросил Романцев, между делом просматривая какие-то бумаги.

— Во-первых, Романов. Мне удалось частично восстановить его биографию. Дата и место рождения неизвестны. Родители — тоже. В одно прекрасное майское утро шестьдесят шестого года в спальне семилеток детского дома, расположенного под Киевом, обнаружили «бесхозного» ребенка. Подкидыш, скажешь ты? Не торопись с выводами. Мальчика обнаружила няня, это случилось в четверть восьмого. Он лежал на единственной пустовавшей в спальне кровати. Все вокруг спали.

— В этом человеке все странно и необычно, и даже в самом его появлении заключено нечто сверхъестественное. Извини, Феликс, продолжай.

— Поднялась суета, вызвали милицию и так далее. Личность мальчика установить не удалось. Его пытались разговорить, но он не произнес ни слова. Последовала обычная волокита, подали в розыск на его родителей, но закончилось все тем, что мальчишку решили оставить в детдоме. Директор дал ему свою фамилию, а няня взяла над ним шефство. Некоторое время мальчик не разговаривал, хотя врачи утверждали, что с ним полный порядок. У воспитателей возникла идея отдать «чужака» в специальный интернат для умственно отсталых детей, но директор и няня его отстояли. Через полгода мальчик заговорил, правда, оказалось, что он не помнит ничего до того майского утра, когда его обнаружили в спальне семилеток. И знаешь, что самое любопытное в этой истории?

Ураев сделал эффектную паузу и дождался, пока Ро-манцев нетерпеливо заерзал в своем кресле.

— Выкладывай, Феликс. Что самое любопытное?

— Он и сейчас этого не помнит. Ни своего настоящего имени, ни имени своих родителей, ни тех обстоятельств, благодаря которым он оказался в этом Богом забытом детдоме. Это тем более странно, что у него абсолютная память. Я помню, как восхищались тобой наши коллеги-комитетчики — вот идет человек, у которого абсолютная память. Ты не обижайся, Алекс, но твоя память в сравнении с его — всего лишь дырявое решето.