Шаг в аномалию - Хван Дмитрий Иванович - Страница 58

Знакомство с картошкой прошло буднично, на обед выдали её совсем немного, остальной мешок был тщательнейшим образом перебран и до весны упрятан в башенном подвале форта. Благодаря посадке картофеля глазками, внедрённой ещё академиком Лысенко в годы войны для повышения урожайности культуры, и тепличному росту рассады агротехники сумели довести фонд картофеля до трёх мешков и теперь его разделили между посёлками для дальнейшей посадки. С остальными культурами тоже проблем не имелось, на берегах Ангары огородничество постепенно набирало обороты.

В кузнице у Ивана Репы с помощью проб, ошибок да добрых советов стало наконец выходить годное для ковки и обработки железо. Иван сковал, закалил и заточил первую партию ножей, и вот теперь начальник посёлка осматривал изделия кузнецов.

— Ну что же, Иван, добрые ножи. Знаешь что, а подумай-ка теперь о панцирях для воинов, тело чтобы закрывать от стрел или копья.

— А копейные жала надобны? — осведомился Репа.

— Да. Да много чего надо: и гвозди, и скобы, наконечники стрел для тунгусов наших нужны. Мы с тобой ещё списочек прикинем, покумекаем.

— Вячеслав Андреевич, а может, ещё мачете сделаем? — спросил Новиков.

— Ага, только ты, Вася, сам будешь объяснять, что такое мачете, — ухмыльнулся Вячеслав.

Ждан, прибывший в посёлок ещё с Никитой, сподобился-таки плавить стекло, разливая его по формам. И хотя оно было далеко от совершенства — мутное и тяжёлое, такое стекло уже можно было смело вставлять в окна. Тем более что устюжанин по мере накопления опыта выдавал всё лучший по качеству продукт, и можно было надеяться, что сквозь его стекло когда-нибудь можно будет и смотреть.

В конце октября в Приангарье залили дожди, иногда вода с неба лилась целыми сутками, то упрямо накрапывая, то вдруг обрушивая на землю целые потоки. Сумрачное небо лишь изредка сменялось долгожданной солнечной погодкой, но и она уже не баловала теплом. В один из таких пасмурных дней, в накрапывающий с самого утра дождик, на Ангаре была замечена одинокая лодка с туземцами. Дежуривший в башенке на холме у излучины Ангары наряд заметил её позже, чем это было необходимо, тому виной был клубившийся над речной гладью туман.

— Одно из двух — или их пропустили парни в Удинске, либо они вышли из леса к захованной ранее лодке, — заметил снайпер наряда, ведя лодку в прицел СВД.

Туземцы, заметив башенку, оживились и стали забирать правее.

— Они не опасны, пропускаем на редут, — процедил снайпер.

На входе в устье реки Белой лодка была остановлена. Троих туземцев попытались расспросить о целях посещения ими Белой, но поселковый тунгус, бывший в наряде, со смущением сказал, что не понимает язык бурятов. И тут один из гостей, хлопнув себя по лбу, вытащил из меховой куртки, похожей на мокрых котов, висящих с плеч, целлофановый пакетик, в котором лежал сложенный лист бумаги.

— Кияк? — спросил бурята морпех.

Тот широко улыбнулся и кивнул. Морпехи, тоже заулыбавшись, пропустили лодку дальше к посёлку.

Прибывших в посёлок бурятов проводили в избу начальника посёлка, тот встретил их за работой, прикидывая на бумаге вместе с двумя мастерами новую печь для литья металла.

— Ну, с чем прибыли? — без лишних слов заявил Вячеслав бурятам, приглашая их садиться на лавку.

Приведший гостей тунгус перевёл вопрос.

— Князь наш Баракай прислал сына своего Кияка к вам для того, чтобы мы стали друзьями, — молвил один из бурятов, поглядывая на принесённый им большой кожаный мешок.

Внезапно открылась дверь и на пороге показался капитан Кабаржицкий.

— Не помешаю, Вячеслав Андреевич?

— Заходи, заходи, Володя! — энергично пригласил капитана Вячеслав. — Садись, присоединяйся к разговору. Друзья нам нужны, Кияк. А что тебя именно к нам привело?

— Отец мой, князь Баракай, сказал мне, чтобы я без доброго слова от вас не возвращался. Хочет он быть с вами в друзьях и просит защиты от князца Ириняка, который хочет выгнать нас с земель, доставшихся нам от князца Немеса. И в знак дружбы Баракай передаёт вам этот скромный подарок.

Кияк распутал завязки мешка и достал на свет божий отлично выделанные шкурки чернобурой лисицы, горностая и соболя. Кабаржицкий от удивления аж крякнул:

— Вячеслав Андреевич, пора нам склад соорудить под шкурки, их у нас уже изрядно скопилось.

— Что я могу передать моему отцу? — осведомился Кияк.

— Смело можешь передавать князю Баракаю и добрые слова, и наши заверения в дружбе, и… — Вячеслав зашептался с Владимиром, и тот выскочил из избы. — А вот насчёт защиты вас от ваших врагов нам подумать надо, с товарищами посоветоваться. Я не могу отправить воинов помочь вам, у нас есть ещё главнее человек, он может разрешить это.

— Мне надо к нему?

— Нет, не надо, я сам с ним поговорю и передам ему твои слова, не беспокойся, Кияк.

— У меня ещё есть слова вам, которые хотел сказать мой отец. — И продолжил после кивка Вячеслава: — Нам очень нужно железное оружие, чтобы противостоять врагам, окружающим нас со всех сторон.

— С этим мы можем вам помочь, — заинтересованно произнёс Вячеслав.

— Мы можем менять железное оружие на мех, как мы менялись с пришельцами из дальних улусов. Но они приходят издалека и хотят за один железный нож очень много шкурок.

— Понимаю, мы можем договориться на лучшие условия для вас, — уверил бурята Соколов.

— А можно посмотреть на ваше оружие? — загорелся бурят.

— Сейчас мой друг принесёт ножи, я тоже хочу сделать вам подарок. А вот и он!

Четыре ножа с уже отполированной и покрытой незамысловатой резьбой рукоятью были подарены ошалевшим от радости бурятам.

— Вячеслав Андреевич, — обратился к инженеру Кабаржицкий после того, как весьма довольных знакомством бурятов проводили в обратный путь от причала на Белой. — У нас соли осталось чуть-чуть совсем, тунгусские запасы совсем вышли. А тунгусам она для выделки шкур нужна и вообще необходимо иметь её запас.

— Ну и говори, что предлагаешь, ты же просто так не будешь меня информировать. Ты уже придумал что-то?

— Да. Надо разрабатывать Усолье. Это совсем недалеко к югу от нас, почти на берегу Ангары. Там можно солеварню поставить и больше никогда не вспоминать о проблеме с солью, — заторопился капитан.

— Добро, Володя. Возьмёшься сам?

— Да, пожалуй. Пяток человек только возьму на первое время.

— Пару человек из хозвзвода возьмёшь, больше не дам, с тунгусами договаривайся сам. Ладно, там меня мужики ждут уже давно, по печи надо решить окончательно.

Шёл четвёртый день, как Саляев и Усольцев отправились к юго-западной оконечности Байкала. Полковник места себе не находил, ведь случись там зона высадки американцев, то вся их затея с колонизацией будет висеть на волоске. А американцы сюда нагонят войск и начнут демократию устанавливать — брать контроль над месторождениями, уничтожать недемократические, с их точки зрения, народы да менять неугодных диктаторов на угодных.

А нам что придётся делать? Лишь одно — уходить в Московию и кланяться в ножки царю-батюшке, прими, мол, заблудших сынов расейских, не по своей воле очутившихся на украйне государства твоего великого, а токмо волею пославшей мя… Так, хорош! Будет он нас слушать, у него голова, верно, пухнет от наседающих Польши и Швеции да кочевников по окраинам, да Крымское образование Турецкой империи кровушку посасывает нудно и безостановочно. Жесточайшее времечко!