Хозяин Амура - Хван Дмитрий Иванович - Страница 38

— Ни в коем разе! — не соглашался собеседник. — Он сказал, как долг отработаю, сразу свободным стану. Крест на том целовал. Да и при монастыре работа всегда есть, голодать не буду.

— Ага, — не унимался Прохор, — поэтому и целовал, что ты с ним до конца жизни не расплатишься. А ежели и расплатишься, ко мне не ходи. Все равно к себе в артель не возьму.

Говоря это, он посмотрел на Кузьму, но тот отреагировал спокойно. Даже, наверное, слишком спокойно. Предположение о том, что старый приятель пришел просить денег на выкуп у монастыря под обещание потом отработать, похоже, себя не оправдало.

«Интересно, — подумал Прохор, — что это у Кузьки на уме нынче? Неужто и впрямь хмель бросил и поумнел вмиг?»

— Я к тебе, Прохор, по делу пришел, — взял, наконец, гость быка за рога.

— А ко мне без дела никто не ходит.

Кузьма проигнорировал явный сарказм этой фразы и продолжил:

— Ты Егорку, Семенова сына, помнишь?

— Это не тот ли Егорка, который тебе нос на ярмарке разбил?

— Ну, там мы квиты были, — махнул рукой гость. — Он мне в нос, я ему в ухо. Я не о том сейчас. Так вот, третьего дня я его видел.

— Как видел? — удивился Прохор, аж рот приоткрыл от неожиданности. — Мне Фрол говорил, что их всех куда-то угнали. Вроде даже басурманам продали. Зараз всю деревню. Только стариков немощных и оставили.

— Вот и я тоже сперва думал, что обознался, — продолжил Кузьма свой рассказ. — А он сам ко мне подходит и говорит: «Здрав будь, Кузьма-мастер». Я перекрестился — он не пропадает. Говорю ему: «А ну осени себя крестом. Вдруг ты нечистый?» Перекрестился он, значит, как положено, и не пропадает, стоит. Вот так прям как ты сейчас. Я его и спрашиваю: «Ты живой или дух бесплотный?» — «Живой, живее тебя буду», — отвечает, а сам смеется. И правда, морду отъел, не узнать. Говорю: «Дай тебя пощупаю, вдруг ты неживой?» — «Сейчас как дам в нос по старой памяти! Ишь, чего вздумал! Щупать! Я тебе чай не девка на сеновале, чтобы меня щупать». И как хлопнет меня по плечу, а рука-то у него тяжелая! Тут уж я и понял, что живой Егорка-то. Не мерещится мне, значит. Ну, разговорились, стало быть, про житье-бытье наше грешное. Их, оказывается, и вправду в дальние земли отправили. Думали, на погибель гонят, а оказывается, почти в рай попали… Живут люди там… — после некоторой паузы Кузьма махнул рукой куда-то в сторону, — на восходе, в землях дальних. Вот к ним их и везли. А те встретили их приветливо. Кормили хорошо, хворых лечили, сразу избы всем дали, земли сколько хочешь. Зерна на семена и на прокорм. Корову и лошадь, и все задарма. Одежонку справили. Вот, оказывается, как бывает!

— Ох! — поморщился Прохор. — Ты кому веришь? Егорка, верно, сбег по дороге да и пристал к разбойным людям. А теперь разным дурням, вроде тебя, рассказывает свои небылицы. А ты уши-то и развесил. Донести на него надо в тайный приказ. Там пусть разбираются.

— Я чай не дурнее других-то буду, — буркнул, обидевшись, Кузьма. — Тоже ему сперва не поверил. Где это такое видано, чтобы мужику просто так все давали. А он говорит, что не просто так. Потом платишь частью урожая да кой-какую работку исполняешь.

— Так оно и у нас также. Стоило к черту на кулички лезть, чтобы подати платить. — Любопытство внутри Прохора боролось с недоверием, и недоверие пока побеждало.

— Там подати меньше намного. И десятину они не платят, — возбужденно убеждал его Кузьма.

— Как не платят? А вера у них какая — басурманская?

— Вера у них наша, правильная, православная, и храм есть, и поп есть. Только попам там власти не дают.

— Это правильно, — крякнув, кивнул Прохор. — На кой она им?

Кузьма, окрыленный этой фразой, продолжил:

— Правит там князь Сокол. Страна зовется Русь Сибирская, али Ангария по-иному. Себя они ангарцами и кличут. Егорка говорил, что все там лепо, но поначалу все странно было: и что землю дают, и подати маленькие, а еще они всех детей грамоте учат. Корабли у них сами плавают, без весел и паруса. Девки их, как ребята, в портках ходют. И все в сапогах, главное. Народ, конечно, в лаптях шмыгает, а вот если ехать куда или военному делу учиться — всем дают одежку хорошую и сапоги новые. Егорка тоже был одет не по-нашему и в сапогах. А сапоги справные.

— Видно, богато они там живут, если даже Егорке сапоги задарма дали. — Ситуация все больше и больше начинала занимать Прохора. Он уже думал о том, как на этом можно заработать.

— Вот и я тоже так мыслю. Егорку они воинскому делу учить начали. Он к этому способный очень оказался.

Хозяин прервал гостя на полуслове:

— Обожди-ка, ты сказал, что с Егоркой в монастыре свиделся? А какого лешего он там делал?

— Так они к отцу Серафиму приезжали. Икон купить и книг церковных, утвари всякой для храма. Мне это Андрей сам сказал.

— Какой такой Андрей? — прищурился Прохор.

— Андрей — это их главный. То ли воевода, то ли голова приказа. Я так и не разобрал. Но то, что он не простой дьяк, — точно. Птица важная. Боярин, наверное. Егорка ему даром что в рот не смотрел. И главное, не со страхом, а с уважением.

— Ну, а дальше что было? Рассказывай, не томи душу!

— Не нукай, не запряг. — Кузьма почувствовал, что Прохор просто сгорает от любопытства, и теперь отыгрывался за прошлое пренебрежительное отношение к себе. Он с важным видом почесал худой живот, как бы намекая на обед, посмотрел по сторонам и не спеша продолжил свой рассказ: — Так вот что я там говорил-то?

— Про Андрея, — хмуро уточнил Прохор.

— А, ну да. Андрей мне и сказал, что они сейчас ищут хороших мастеров. Особенно плотников, каменщиков да кровельщиков.

— А тебе-то с этого что? Ты же монастырский теперь.

— Был монастырский, а стал вольный! — гордо заявил Кузьма.

— Вот тебе раз! — опешил Прохор. — А как же ты выкупился?

— А за меня Андрей долг уплатил. Отец Серафим, конечно, поначалу даже разговор вести об этом не хотел. Мол, книгу долговую искать надо, а когда найдут, неизвестно. Но Андрей к приказному голове сходил, тот посмотрел в своих книгах, а там все записано. Он за меня долг отдал, и стал я свободным.

— Ну, и ты пришел ко мне в артель проситься?

— На кой ляд? Я по делу к тебе пришел. Сам-то я с семьей в Ангарию поеду. Они несколько крепостей заложили, так что работы мне там много будет. И платить будут хорошо.

— А мне-то с этого какой прок, что ты сюда-то пришел? — Прохор нутром чуял: что-то Кузьме нужно, и нужно очень сильно. Иначе тот не пошел бы к нему.

— Тебе прок есть. Люди нужны мастеровые. Вот пришел к тебе за советом.

Как только хозяин понял, что тот от него хочет, он тут же начал поворачивать оглобли в нужную ему сторону.

— Что я могу сказать? Пришел ты правильно. Лучше меня мастеровой люд тут никто не знает. Да и слово мое пока в цене, и в цене хорошей. Когда ты с этим Андреем говорить будешь?

— Сегодня буду. Они уезжают скоро. Долго сидеть тут тоже не будут, нонче везут в Ангарию свою свейских полоняников, числом под пять сотен. Поспешать им надо, до Тобольского града до зимы добраться.

Прохор решил сыграть в свою игру:

— Ты, Кузьма, передай этому Андрею, если ему люди мастеровые нужны, то я смогу помочь ему в этом деле. А лучше, так веди меня к нему прямо сейчас. Так и сговоримся.

— Может, для порядку обедом сперва угостишь? — прищурился Кузьма, усмехнувшись.

Однако к онгарской фактории Прохор и два его дружка — Ермолай-плотник и Семен из бурлацкой артели — пришли утром следующего дня. Причем Прохор еще сомневался — нужно ли идти на разговор, али не надобно ему это. Но, переговорив с приятелями, он услыхал лестные слова про онгарцев, а некоторые, оказалось, еще неплохо заработали не только на строительстве самой фактории, да еще и на подрядах — дровяных, печных и снедных. Кроме того, голова фактории — Олег Кириллович, говорят, завлек десятка два нижегородцев на работу и, бают, платит им отменно. Теперь пришел черед Прохору недовольно размышлять — как же он пропустил онгарцев этих, да мимо выгоды своей!