Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Том 1. Стихотворения

Жуковский Василий Андреевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Том 1. Стихотворения - Жуковский Василий Андреевич - Страница 67

Изменить размер шрифта:

Арзамасские стихи *

Протокол двадцатого арзамасского заседания *

Месяц Травный * , нахмурясь, престол свой отдал Изоку;

Пылкий Изок * появился, но пасмурен, хладен, насуплен;

Был он отцом посаженым у мрачного Грудня * . Грудень, известно,

Очень давно за Зимой волочился; теперь уж они обвенчались.

С свадьбы Изок принес два дождя, пять луж, три тумана

(Рад ли, не рад ли, а надобно было принять их в подарок).

Он разложил пред собою подарки и фыркал. Меж тем собирался

Тихо на береге Карповки * (славной реки, где не водятся карпы,

Где, по преданию, Карп-Богатырь кавардак по субботам

Ел, отдыхая от славы), на береге Карповки славной

В семь часов ввечеру Арзамас двадесятый, под сводом

Новосозданного храма, на коем начертано имя

Вещего Штейна * , породой германца, душой арзамасца.

Сел Арзамас за стол с величавостью скромной и мудрой наседки,

Сел Арзамас — и явилось в тот миг небывалое чудо:

Нечто пузообразное, пупом венчанное вздулось,

Громко взбурчало, и вдруг гармонией Арфы стало бурчанье.

Члены смутились. Реиндернул за кофту Старушку,

С страшной перхотой Старушкабросилась в руки Варвику,

Журкаклюнул Пустынника, тот за хвост Асмодея.

Начал бодать Асмодей Громобоя,а этот облапил,

Сморщась, как дряхлый сморчок, Светлану.Одна лишь Кассандра

Тихо и ясно, как пень благородный, с своим протоколом,

Ушки сжавши и рыльце подняв к милосердому небу,

В креслах сидела. «Уймись, Арзамас! — возгласила Кассандра. —

Или гармония пуза Эоловой Арфы тебя изумила?

Тише ль бурчало оно в часы пресыщенья, когда им

Водка, селедка, конфеты, котлеты, клюква и брюква

Быстро, как вечностью годы и жизнь, поглощались?

Знай же, что ныне пузо бурчит и хлебещет недаром;

Мне — Дельфийский треножник оно. Прорицаю, внимайте!»

Взлезла Кассандра на пузо, села Кассандра на пузе;

Стала с пуза Кассандра, как древле с вершины Синая

Вождь Моисей ко евреям, громко вещать к арзамасцам:

«Братья-друзья арзамасцы! В пузе Эоловой Арфы

Много добра. Не одни в нем кишки и желудок.

Близко пуза, я чувствую, бьется, колышется сердце!

Это сердце, как Весты лампада, горит не сгорая.

Бродит, я чувствую, в темном Дедале поблизости пуза

Честный отшельник — душа; она в своем заточенье

Все отразила прельщенья бесов и душиста добро́той

(Так говорит об ней Николай Карамзин, наш историк).

Слушайте ж, вот что душа из пуза инкогнито шепчет:

Полно тебе, Арзамас, слоняться бездельником! Полно

Нам, как портным, сидеть на катке и шить на халдеев,

Сгорбясь, дурацкие шапки из пестрых лоскутьев Беседных;

Время проснуться! Я вам пример. Я бурчу, забурчите ж,

Братцы, и вы, и с такой же гармонией сладкою. Время,

Время летит. Нас доселе обирала беспечная шутка;

Несколько ясных минут украла она у бесплодной

Жизни. Но что же? Она уж устала иль скоро устанет.

Смех без веселости — только кривлянье! Старые шутки —

Старые девки! Время прошло, когда по следам их

Рой обожателей мчался! теперь позабыты; в морщинах,

Зубы считают, в разладе с собою, мертвы не живши.

Бойся ж и ты, Арзамас, чтоб не сделаться старою девкой.

Слава — твой обожатель; скорее браком законным

С ней сочетайся! иль будешь бездетен, иль, что еще хуже,

Будешь иметь детей незаконных, не признанных ею,

Светом отверженных, жалких, тебе самому в посрамленье.

О арзамасцы! все мы судьбу испытали; у всех нас

В сердце хранится добра и прекрасного тайна; но каждый,

Жизнью своей охлажденный, к сей тайне уж веру теряет;

В каждом душа, как светильник, горящий в пустыне,

Свет одинокий окрестный мглы не осветит. Напрасно

Нам он горит, он лишь мрачность для наших очей озаряет.

Что за отрада нам знать, что где-то в такой же пустыне

Так же тускло и тщетно братский пылает светильник?

Нам от того не светлее! Ближе, друзья, чтоб друг друга

Видеть в лицо и, сливши пламень души (неприступной

Хладу убийственной, жизни), достоинства первое благо

(Если уж счастья нельзя) сохранить посреди измененья!

Вместе— великое слово! Вместе,твердит, унывая,

Сердце, жадное жизни, томятся бесплодным стремленьем.

Вместе!Оно воскресит нам наши младые надежды.

Что мы розно? Один, увлекаем шумным потоком

Скучной толпы, в мелочных затерялся заботах. Напрасно

Ищет себя, он чужд и себе и другим; каменеет,

К мертвому рабству привыкнув, и, цепи свои презирая,

Их разорвать не стремится. Другой, потеряв невозвратно

В миг единый все, что было душою полжизни,

Вдруг меж развалин один очутился и нового зданья

Строить не смеет; и если бы смел, то где ж ободритель,

Дерзкий создатель — Младость, сестра Вдохновенья? Над грудой развалин

Молча стоит он и с трепетом смотрит, как Гений унывший

Свой погашает светильник. Иной самому себе незнакомец,

Полный жизни мертвец, себя и свой дар загвоздивший

В гроб, им самим сотворенный, бьется в своем заточенье:

Силен свой гроб разломить, но силе не верит — и гибнет.

Тот, великим желаньем волнуемый, силой богатый,

Рад бы разлить по вселенной — в сиянье ль, в пожаре ль — свой пламень;

К смелому делу сзывает дружину, но… голос в пустыне.

Отзыва нет! О братья, пред нами во дни упованья

Жизнь необъятная, полная блеска, вдали расстилалась.

Близким стало далекое! Что же? Пред темной завесой,

Вдруг упавшей меж нами и жизнию, каждый стоит безнадежен;

Часто трепещет завеса, есть что-то живое за нею,

Но рука и поднять уж ее не стремится. Нет веры!

Будем ли ж, братья, стоять перед нею с ничтожным покорством?

Вместе,друзья, и она разорвется, и путь нам свободен.

Вместе— наш Гений-хранитель! при нем благодатная Бодрость;

Нам оно безопасный приют от судьбы вероломной;

Пусть налетят ее бури, оно для нас уцелеет!

С ним и Слава,не рабский криков толпы повторитель,

Но свободный судья современных, потомства наставник;

С ним и Награда,не шумная почесть, гремушка младенцев,

Но священное чувство достоинства, внятный не многим

Голос души и с голосом избранных, лучших согласный.

С ним жизнедательный Труд сбескорыстною целью — для пользы;

С ним и великий Гений — Отечество. Так, арзамасцы!

Там, где во имя Отечества по две руки во едину

Слиты, там и оно соприсутственно. Братья, дайте же руки!

Все минувшее, все, что в честь ему некогда жило,

С славного царского трона и с тихой обители сельской,

С поля, где жатва на пепле падших бойцов расцветает,

С гроба певцов, с великанских курганов, свидетелей чести,

Всё к нам голос знакомый возносит: мы некогда жили!

Все мы готовили славу, и вы приготовьте потомкам! —

Вместе, друзья! чтоб потомству наш голос был слышен!»

Так говорила Кассандра, холя десницею пузо.

Вдруг наморщилось пузо, Кассандра умолкла, и члены,

Ей поклонясь, подошли приложиться с почтеньем

К пузу в том месте, где пуп цветет лесной сыроежкой.

Тут осанистый Реин разгладил чело, от власов обнаженно,

Важно жезлом волшебным махнул — и явилося нечто

Пышным вратам подобное, к светлому зданью ведущим.

Звездная надпись сияла на них: Журнал арзамасский.

Мощной рукою врата растворил он; за ними кипели

В светлом хаосе призра́ки веков; как гиганты, смотрели

Лики славных из сей оживленный тучи; над нею

С яркой звездой на главе гением тихим неслося

В свежем гражданском венке божество — Просвещенье,дав руку

Грозной и мирной богине Свободе.И все арзамасцы,

Пламень почуя в душе, к вратам побежали… Всё скрылось.

Реин сказал: «Потерпите, голубчики! я еще не достроил;

Будет вам дом, а теперь и ворот одних вам довольно».

Члены, зная, что Реин — искусный строитель, утихли,

Сели опять по местам, и явился, клюкой подпираясь,

Сам Асмодей. Погонял он бичом мериносов Беседы.

Важен пред стадом тащился старый баран, волочивший

Тяжкий курдюк на скрипящих колесах, — Шишков седорунный;

Рядом с ним Шутовско́й, овца брюхатая, охал.

Важно вез назади осел Голенищев-Кутузов

Тяжкий с притчами воз, а на козлах мартышка

В бурке, граф Дмитрий Хвостов, тряслась; и, качаясь на дышле,

Скромно висел в чемодане домашний тушканчик Вздыхалов.

Стадо загнавши, воткнул Асмодей на вилы Шишкова,

Отдал честь Арзамасу и начал китайские тени

Членам показывать. В первом явленье предстала

С кипой журналов Политика, рот зажимая Цензуре,

Старой кокетке, которую тощий гофмейстер Яценко

Вежливо под руку вел, нестерпимый Духиздавая.

Вслед за Политикой вышла Словесность; платье богини

Радужным цветом сияло, и следом за ней ее дети:

С лирой, в венке из лавров и роз, Поэзия-дева

Шла впереди; вкруг нее как крылатые звезды летали

Светлые пчелы, мед свой с цветов чужих и домашних

В дар ей собравшие. Об руку с нею поступью важной

Шла благородная Проза в длинной одежде. Смиренно

Хвост ей несла Грамматика, старая нянька (которой,

Сев в углу на словарь * , Академия делала рожи).

Свита ее была многочисленна; в ней отличался

Важный маляр Демид-арзамасец * . Он кистью, как древле

Тростью Цирцея, махал, и пред ним, как из дыма, творились

Лица, из видов заемных в свои обращенные виды.

Все покорялось его всемогуществу, даже Беседа

Вежливой чушкою лезла, пыхтя, из-под докторской ризы.

Третья дочь Словесности: Критика с плетью, с метелкой

Шла, опираясь на Вкус и смелую Шутку; за нею

Князь Тюфякин * нес на закорках Театр, и нещадно

Кошками секли его пиериды, твердя: не дурачься.

Смесь последняя вышла. Пред нею музы тащили

Чашу большую с ботвиньей; там все переболтано было:

Пушкина мысли * , вести о курах с лицом человечьим * ,

Письма о бедных к богатым * , старое заново с новым.

Быстро тени мелькали пред взорами членов одна за другою.

Вдруг все исчезло. Члены захлопали. Вилы пред ними

Важно склонял Асмодей и, стряхнув с них Шишкова,

В угол толкнул сего мериноса; он комом свернулся,

К стенке прижался и молча глазами вертел. Совещанье

Начали члены. Приятно было послушать, как вместе

Все голоса слилися в одну бестолковщину. Бегло

Быстрым своим язычком работа́ла Кассандра, и Реин

Громко шумел; Асмодей воевал на Светлану; Светлана

Бегала взад и вперед с протоколом; впившись в Старушку,

Криком кричал Громобой, упрямясь родить анекдотец.

Арфа курныкала песни. Пустынник возился с Варвиком.

Чем же сумятица кончилась? Делом: журнал состоялся * .