Рыженбах из Мозжечка - Кривин Феликс Давидович - Страница 2

Ну, этот – Бог с ним. Не так существенно, с извилинами он или без извилин. Его в конце концов можно и не читать. Другое дело кардиология. Или болезни мозга.

– А вы о Бахе ничего не слышали? – спросил он Рыженбаха – просто, чтоб поддержать разговор.

– Как же не слышал? Замечательный композитор. Так сказать, первая величина.

Вот это новость! Оказывается, Бах стал композитором. Здесь его уволили по сокращению штатов, а он куда пошел! Неужели выпрямили извилины? Прямая – кратчайшее расстояние на пути к цели… Правда, лечиться у такого человека или книжки его читать, или даже музыку слушать – сомнительное удовольствие, но для самого человека – это кратчайший путь к цели.

Директор схватился за голову, но не так, как обычно хватаются, прикладывая к ней ладони с боков. Он прихлопнул ее сверху, словно пытаясь удержать исчезающие извилины.

Как же он сразу не подумал? О других подумал, а о себе не подумал… А ведь он за время эксперимента стал директором, получил в распоряжение институт…

Теперь понятно, зачем к нему зашел Рыженбах. Он пришел проверить результаты эксперимента. Делает вид, что углубился в «Уроки печени», а сам наблюдает… По-видимому, эксперимент удался. Человек без извилин стал директором института Мозга.

Между прочим, головные боли, мучившие его прежде, прошли. Чему болеть, если нет извилин?

Вот тебе и Рыженбах. Со стороны посмотришь – обыкновенный человек, да еще вдобавок уволенный по сокращению штатов, а ведь какую произвел революцию в интеллектуальной деятельности человека! Теперь все станут миллионерами, учеными, писателями, композиторами. Никаких сов. падений, все устремлены вверх. По кратчайшему пути выпрямленных извилин. Быть может, это именно то, чего не хватало человечеству. Ведь насколько легче жить без извилин: и по службе продвигаешься, и голова ни о чем не болит.

Директор смотрел на Рыженбаха с любовью и благодарностью.

– Пожалуй, ваше открытие тянет на Нобелевскую.

– Какое открытие?

– Ну это, по выпрямлению извилин…

Рыженбах засмеялся. Он сказал, что некоторым из его знакомых, пожалуй, надо бы выпрямить извилины, потому что они у них завернуты не туда.

– Именно, именно не туда! – засмеялся директор.

Рыженбах, продолжая смеяться, уточнил свой замысел: извилины нужно сначала выпрямить, а потом уже завернуть в другую, противоположную сторону.

– Завернуть, непременно завернуть! – смеялся директор. И вдруг перестал смеяться: – Постойте, зачем же их заворачивать? Разве не прямая – кратчайшее расстояние между точками?

– Прямая, именно прямая! – теперь Рыженбах смеялся один. И то, что он смеется один, больше всего обижало директора.

Но тут и Рыженбах перестал смеяться и полез в карман за бумажником.

– Я собственно, зашел рассчитаться. Когда меня уволили, вы мне ссудили пятнадцать рублей. Я их возвращаю вам с благодарностью.

Вот теперь все стало ясно: он зашел рассчитаться с директором. Каких-то пятнадцать рублей… Почему директор дал ему всего лишь пятнадцать рублей? Но ведь он тогда еще не был директором.

Директор взял пятнадцать рублей и почувствовал, что на голову опять навалилась какая-то тяжесть'. Только что было так хорошо, так легко. Любая мысль – невесомая, устремленная вперед и вверх по кратчайшему расстоянию между точками. И вдруг ничего этого нет. Нет победы разума над собой, столь нужной и ему, и всему разумному человечеству, опять разум отступает перед собой, опять терпит от себя поражение… И надо опять что-то думать, что-то решать, нужно опять привыкать к этой трудной, непосильно трудной, невыносимой жизни – с извилинами…