Повелитель Вселенной - Сарджент Памела - Страница 25

— Я взяла свою долю жертвенного мяса, что бы вы ни говорили, — медленно произнесла Оэлун. — И я говорю — следующее жертвоприношение буду совершать я. А вы, почтенные хатун, получите лишь остатки, которые я вам выделю.

— Молчать! — крикнула Орбэй, потрясая кулачком. — Есугэй Храбрец мертв!

У Оэлун перехватало дыхание, она была потрясена, услышав его имя, произнесенное вслух сразу после смерти.

— Разве он разбил врагов при своей жизни? — продолжала Орбэй. — Почему его вдова полагает, что она может руководить, оставшись с мальчиком, которому еще далеко до мужчины? — Ханша откинулась на подушку. — Мужчины клялись подчиняться Есугэю, но его нет. Ты потеряла свое положение, Оэлун. Духи покинули тебя. Ты всего лишь вдова, которая претендует на то, что не принадлежит ей.

— А ты всего лишь старуха, которая скоро сойдет в могилу, — с улыбкой ответила Оэлун. — Ты никогда не думала о своем народе, ты думала только о своей потере и о том, что ты можешь получить через своих внуков. Мой муж мог бы стать ханом, если бы не ты и не твои ядовитые слова. Мой сын будет ханом, а тебя зароют в землю.

— Ответь ей! — прошептала Сохатай другой ханше. Орбэй оглядела женщин и повернулась к Оэлун.

— Теперь я скажу. Я призвала шаманов, и они назначили время этого жертвоприношения. Но я спросила их и другое. Они обожгли лопатку, прочли по трещинам, и Бугу дал ответ. Духи отвернулись от тебя — вот что сказали шаманам кости. Дужи вели Есугэя к смерти, и ты приведешь нас туда, где он теперь обитает.

Оэлун трясло от злости. Шаман ее предал. Бугу видел, сколь шатко ее положение и как мало он выиграет, поддерживая ее.

Орбэй показала зубы.

— Ты должна уступить место более смиренной женщине, пока ты еще можешь это сделать, — продолжала старуха. — Теперь у тебя ничего не будет. — Она махнула рукой с длинными ногтями. — Уберите эту женщину с моих глаз.

Чьи-то руки схватили Оэлун и поставили на ноги. Женщины окружили ее, пинали, хватались за головной убор. Она отвечала, прокладывая путь к выходу. Ее вытолкнули, она упала и вцепилась в траву.

Кто-то угодил ей в бок ногой. Она стиснула зубы и встала на колени. Из входного отверстия наблюдали, как она поднялась и побрела к своему коню.

22

Оэлун не показывалась из юрты. Тэмуджин и Хасар загнали овец за ограду, потом вошли в юрту. Топлива хватало как раз на то, чтобы поддерживать огонь, но Оэлун не разрешила Хокахчин выйти и собрать кизяки.

Когда все улеглись спать, она уснуть не могла. Она не могла подавить ярость и страх, лицо пылало, а руки были как лед. Кто теперь заступится за нее? Мужчины узнают о жертвоприношении, о том, что ее выбросили, о гадании на костях.

Оэлун задремала было, но ее разбудил шум голосов. В дымовом отверстии небо еще было темное. Она прислушалась к шуму, к лаю собак, к топоту бегущих ног.

Она быстро встала и натянула одежду. Тэмуджин выскользнул из-под одеяла и побежал к выходу, следом — Хасар. Хачун сел на постели.

Голоса снаружи становились все громче. Таргутай с еще одним человеком ворвались в юрту, оттолкнули Оэлун, пошли к ее постели и подняли на ноги Хокахчин.

— Оставьте меня в покое! — закричала старуха. Человек, пришедший с Таргутаем, поволок ее к выходу.

Оэлун заступила им дорогу.

— Что вам надо от этой женщины?

— Мы сворачиваем стан, — ответил человек, — и оставляем вас. Тебе придется распрощаться с ней.

Хокахчин попыталась вырваться.

— Я не покину уджин!

— Тогда умрешь здесь же.

— Нет! — сказала Оэлун, перехватив руку человека. — Ты должна пойти, — обратилась она к старухе. — Теперь позаботься о себе, экэ, и старайся выжить, пока мы не встретимся снова.

Хокахчин закрыла лицо руками. Человек вытолкал ее.

— Нельзя этого делать, — сказала Оэлун Таргутаю. — Так-то ты отплатил человеку, который был твоим вождем?

— Твой муж умер, — презрительно скривив губы, сказал тайчиут. — Теперь я вождь этих людей.

— Тебя на это толкнула Орбэй-хатун, — проговорила Оэлун. — Ты не слушаешься женщину с мальчиком и в то же время разрешаешь командовать собой твоей презренной старой бабке.

Он ударил ее кулаком в голову, она упала, и тогда Тэмуджин налетел на Таргутая, но тот сбил его с ног.

— Не выходите из юрты, — сказал вождь. — Я не хочу пачкать руки вашей кровью, но я не отвечаю за других.

Он вышел.

Голова Оэлун тряслась. Тэмуджин сел рядом и взял ее руки в свои. Наконец она встала и дала отвести себя к постели.

Она села и сняла головной убор. В стане скрипели повозки и мычали быки. Из-за полога врывалась пыль.

Женщины, видимо, разобрали юрты и сложили их с пожитками на повозки, поскольку солнце уже поднялось высоко.

Маленькая рука коснулась ее рукава.

— А что будет с нами? — спросил Хасар.

— Я не знаю.

— Мы будем жить, — тихо произнес Тэмуджин.

Тэмулун плакала. Оэлун отвязала ее, взяла на руки и стала кормить, покачивая. Хасар сидел с двумя младшими братьями, а Тэмуджин топтался возле очага.

Может, она не способна руководить. Старая Хокахчин дала ей совет слишком поздно. Оэлун надо было последовать ему много лет тому назад. Она верила в клятвы, данные ее мужу, забывая, как ненадежны узы, связывающие этих людей.

Тэмуджин сел у порога. Она видела, что он не боится, что отчаяние, охватившее всех, не коснулось его. Потом Тэмулун зашевелилась у нее в руках, и она подумала о беспомощности дочери, обо всем, что еще предстояло.

Они молча ждали долгое время, пока глухие звуки снаружи не подсказали Оэлун, что стан уже почти пуст. Сочигиль, наверно, заставили уехать с другими — она не представляла опасности для честолюбивых притязаний Таргутая.

— Кажется, они уехали, — сказал Тэмуджин.

— Не выходи, — предупредила Оэлун, привязывая дочь к люльке; голова ее все еще болела от удара Таргутая. — Может, некоторые остались с нами. Я посмотрю.

Она покрыла голову платком, вышла из юрты и свернула полог. Кто-то вытащил туг ее мужа из земли и бросил штандарт у порога. Земля была исчерчена колесными следами, а на месте юрт остались плоские голые площадки. К югу, где жили хонхотаты, оставалась на месте одинокая юрта.

Оэлун выбралась наружу и огляделась. Вереницы повозок двигались от реки на северо-восток, за ними — стада и пастухи на лошадях. Девять серых меринов щипали траву на берегу Онона, и несколько овец сбились под повозкой. Тайчиутские вожди могли утешить себя тем, что они не совсем забыли свой долг, что почти неизбежная смерть семьи произойдет не по их вине. Они оставили ей несколько животных. Они всегда могут сказать, что Оэлун отказалась следовать за ними.

Юрта Сочигиль стояла по соседству. Черная собака, что была у входа, пустилась наутек, когда Оэлун приблизилась к юрте. Вдруг высунул голову наружу Бэлгутэй.

— Твоя мать здесь? — спросила Оэлун.

Бэлгутэй кивнул. Оэлун вошла в жилище. Огонь в очаге погас. Сочигиль сидела в тени, позади луча света, проникавшего сквозь дымовое отверстие.

— Сочигиль.

Оэлун коснулась плеча женщины. Та не двигалась.

К ним тихо подошел Бектер.

— Мы пропали, — сказал он.

— Мы еще живы, — возразила Оэлун.

Он подошел к ней поближе.

— Это ты виновата, ты и Тэмуджин.

Она дала ему пощечину. Мальчик отшатнулся, схватившись за покрасневшую щеку рукой.

— Чтобы я не слышала этого от тебя, Бектер. — Он посмотрел на нее с ненавистью. — Помни сказку об Алан Гоа и ее сыновьях — мы можем выжить, лишь держась друг друга. — Бектер не смотрел ей в глаза. — Мы выживем, если вы с Тэмуджином решите отомстить тем, кто бросил нас — спасет ваша ненависть к ним.

Она подозвала Бэлгутэя.

— Осталось несколько овец, — сказала она младшему мальчику. — Посмотри, чтоб не разбежались. — Он выскочил из юрты. — Бектер, возьми свое оружие и пошли со мной. Охраняй лошадей и предупреди меня, если кто-нибудь подъедет.