Звезды в моем сердце - Коротнян Екатерина Анатольевна - Страница 23

Лорд Куэнби отложил письмо в сторону.

– Вы знали о его чувствах? – спросил он. – Ну конечно, знали. Женская интуиция никогда не подводит. Десять минут в оранжерее. Вы специально все подстроили либо подтолкнули события.

– По какому праву вы предполагаете подобное? – возмутилась Гизела.

Она начала злиться, как уже случилось однажды, когда он рассердил ее своим высокомерием, заносчивым и грубым тоном.

– По праву человека, который видит, как жестоко и несправедливо обходятся с его собратом. Позвольте мне продолжить.

Он вынул из связки еще одно письмо.

– «Я люблю ее! И сегодня я прошептал ей об этом невразумительно, заплетающимся языком; знаешь, Хьюго, она не оттолкнула меня! Вместо того протянула руку и положила ее на мою на какую-то долю секунды. Я чуть не умер от счастья. Боже, как все это безнадежно! И все же я беспредельно рад, что нахожусь рядом с ней, могу служить ей, даже если от меня не требуется ничего более выдающегося, чем поднять оброненный платок или поднести зонтик».

Лорд Куэнби сложил письмо.

– Есть и другие письма примерно того же содержания, – сказал он. – Они говорят об одном: вы использовали все свои женские хитрости, чтобы заманить его в ловушку, хотя бедняга и так уже попался в расставленные сети. Он был вашим узником, вашей добычей, и, несомненно, вы упивались своей властью над ним.

Гизела гордо вскинула подбородок.

– Вы слишком много себе позволяете, лорд Куэнби. К тому же вы совершенно несносно дерзки.

– Подождите! – произнес он. – Мы еще не дошли до самого важного письма, поэтому я пропущу с десяток посланий и прочту вам только одно, то, по поводу которого я требую ваших объяснений.

Он вынул письмо из конверта и стал читать:

– «Случилось самое изумительное и восхитительное, что только могло произойти! Я так взволнован, что с трудом могу выразить свои чувства на бумаге. Она покидает Вену.

Ей стала невыносима здешняя жизнь – безысходная в своей церемонной напыщенности. Она уезжает. После разговора с ней император согласился, что она должна поступить так, как считает нужным. И вот она уезжает от него, от детей и от дьявольской свекрови. Отправляется в путешествие на своей яхте «Фантазия» на Мадейру. Яхта по праву носит такое название, Хьюго. Жаль, что ты не видел ее. По специальному заказу на яхте оборудовали огромную ванную, всю отделанную изразцами и зеркалами в полный рост. Яхта выполнена в светлых оттенках лилового, зеленого и слоновой кости – все под стать самой Королеве Красоты.

Я пишу так подробно только для того, чтобы ты понял, как не похоже все это на Хофбург, где царят огненно-красные или тусклые желто-зеленые краски, где строгие правила и ограничения могут свести с ума кого угодно, не говоря уже об императрице.

А вот самая важная новость. Она пригласила меня отправиться в путешествие вместе с ней! Команду подобрали тщательно, а ее свита – очень малочисленная – состоит из нескольких слуг, фрейлины и секретаря. Да! Последний – твой покорный слуга.

Ты можешь себе представить, что это значит! Я на седьмом небе от восторга и изумления. Чувствую себя богом и раболепным слугой от оказанной мне чести служить ей, от сделанного ею выбора. Сначала мы отправимся на Мадейру. Я постараюсь написать тебе оттуда или, если удастся, по дороге.

Извини за сумбурность слога. Я слишком счастлив, чтобы писать длинные письма».

Лорд Куэнби сложил листок и вместе с конвертом положил к остальным письмам на боковой столик. Потом он повернулся к Гизеле.

– Что произошло? – спросил он.

– Что вы имеете в виду? – не поняла она.

– Что произошло с Имре? – сказал он. – С тех пор ни я, ни кто-либо другой не получал от него вестей. Я хочу услышать от вас, что случилось, когда вы прибыли на Мадейру. Мне известно, что яхта благополучно достигла острова. Мне известно, что вы сняли виллу в испанском стиле. Очень романтично, Имре и вообразить такого не мог. Я получил письмо от знакомой, которая находилась на острове как раз в то время. Она написала, что видела вас и Имре на прогулках верхом; что простые люди на Мадейре, рыбаки и их семьи, не имели намерений нарушать ваше уединение; что вы излучали лучезарную красоту, особенно когда рядом был ваш секретарь-венгр. Будете отрицать?

– Нет, – ответила Гизела. – Если это утверждает ваша знакомая, то, значит, так оно и было.

– Что произошло после этого?

Гизела помолчала, а потом, опасаясь, что он все равно принудит ее к ответу, произнесла:

– Почему я должна вам отвечать? Ваши информаторы или, лучше сказать, шпионы наверняка представили какие-то объяснения, которым вы скорее поверите, чем любым моим словам.

– Ладно, – снизошел лорд Куэнби. – Сказать вам, что мне известно? Вскоре после вашего обоснования на Мадейре в гавань вошел корабль под австрийским флагом. Сразу по его прибытии со стороны причала в деревню промаршировала группа офицеров в красных бриджах. Они узнали, как пройти на виллу ее величества, и продолжили свой путь. Они вошли через главные ворота, их предводитель постучал в дверь. На вилле они пробыли недолго. Когда они вышли из дома, их численность увеличилась на одного. Человек, шагавший вместе с офицерами, был взят на борт корабля, который тут же снялся с якоря.

Вот что мне сообщили. Вот какова правда, и у меня нет ни малейших оснований сомневаться в этом. Больше я никогда не получал от Имре никаких известий.

Лорд Куэнби умолк, а через минуту добавил очень тихим голосом:

– Я писал его семье. Они мне ответили, что ничего не знают о его местонахождении, но им сообщили, что император отправил его в ссылку. Прошли годы, я вновь получил письмо от родных Имре, которые писали, что, хотя нет никаких новых сведений, они полагают, Имре, должно быть, мертв. Его казнили из-за любви к вам? Или он томится в какой-нибудь мерзкой тюрьме, медленно гибнет от пыток, и все из-за того, что потерял рассудок при виде красоты, оказавшейся в действительности чисто внешней?

Гизела судорожно вздохнула.

– Вы не должны задавать мне такие вопросы, – сказала она. – Я не знаю, как на них ответить.

– Конечно, не знаете, – грубо оборвал ее лорд Куэнби. – Не все ли равно, что человека оторвали от его друзей, от семьи или, быть может, даже убили? Одним больше или меньше. Не все ли равно, что человек был готов пожертвовать самым дорогим, что у него было, самой жизнью, потому что боготворил вас? Вы жестоки и бездушны. Вы женщина, чья красота приносит зло, женщина без сердца.

– Неправда, – горячо возразила Гизела. – Каждое ваше слово – неправда.

Говоря это, она вспомнила императрицу, прелестную и нежную, ее мягкое обхождение с любым, с кем бы она ни общалась; вспомнила, с какой глубокой грустью иногда смотрели ее голубые глаза. Вынести такое оскорбление Гизела была не в силах.

– Если это неправда, – сказал лорд Куэнби, – где же Имре?

– Как я могу ответить на ваш вопрос? – проговорила Гизела. – Если его семья не знает, где он может быть, то вряд ли знаю и я, вряд ли мне позволили узнать это.

Гизеле показалось, она нашла удачный ответ на вопрос, потому как выражение лица лорда Куэнби немного смягчилось.

– Неужели с вами в самом деле плохо обращались, как твердит молва? – спросил он. – Неужели это правда, что ваших детей отбирали сразу после рождения и их воспитывала ваша свекровь? Что все ваши приказания отменялись? Что до тех пор, пока она не умерла в прошлом году, вы во дворце не имели никакого влияния? Полно, мне не верится. Вы женщина с характером. Безусловно, вы могли постоять за себя?

– Можете думать что угодно, – произнесла Гизела. – Я хочу сказать только одно: все, что вы здесь говорили обо мне, – ложь.

– Тогда скажите, где Имре? Вы пытались хотя бы разузнать? Не мог же он быть вам совсем безразличен. Имре был очень привлекательным, и не могу поверить, что за дни, проведенные рядом с ним на яхте и той романтической испанской вилле на Мадейре, вы не разглядели, что он – чистое золото, не поняли, какой у него чудесный характер, какой он интересный собеседник, человек ясного ума, чья способность к мечтам и фантазии приводила в восторг всех, кто его знал. Неужели вы легко и просто вычеркнули его из своей жизни?