Алмазный эндшпиль - Михалкова Елена Ивановна - Страница 33

Он прошел мимо дворняг, мимо личностей, мимо потягивающих пиво подростков у подъезда, поднялся на второй этаж и толкнул самую обшарпанную дверь, над которой даже не было звонка.

За дверью оказалась комната, заваленная разнообразным хламом, словно кто-то всю жизнь копил вещи, но не хранил их аккуратно, а небрежно разбрасывал вокруг. Тюки с тряпьем, стулья, книги, смирный безрукий манекен в шляпе с пером – чего здесь только не было!

В комнате царил такой полумрак, что Антон первым делом подошел к окну и раздвинул мятые шторы.

– Что за колхоз ты у себя развел? – осведомился он, глядя вниз, во двор. – Гопники какие-то, собаки… Еще корову бы купил.

– Понадобится – куплю, – проскрипели сзади из угла за дверью. – А пока ты, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом. И ручки, ручки не забудь!

Антон поднял руки вверх и медленно обернулся. Из угла на него смотрело дуло пистолета. Обладатель скрипучего голоса, скрытый за грудой мусора, не показывался.

– На свет подайся, добрый молодец, – приказали из угла.

– Петр Семеныч, хорош дурить, – сердито попросил Белов. – Вылезай, у меня к тебе дело есть.

Последовало минутное молчание. После чего, подслеповато щурясь, из-за груды выбрался маленький, щуплый, похожий на сурка человечек в огромных черепаховых очках.

– Антоша! – ахнул он. – Ты ли это?!

– Я, я! Не узнал?

– Не узнал. А что трепали, будто тебя лихие люди порешили?

– Вранье, – отмахнулся Белов. – Не порешили. Но хотели. Расскажу в другой раз, сейчас тороплюсь. Петя, мне кое-что нужно…

– Волыну не дам, – тотчас отказался человечек.

– Я не за этим. Нужно, чтобы ты из меня бобрасделал.

Петр Семеныч окинул Антона изучающим взглядом с ног до головы, подумал и кивнул:

– Эт’ можно. Нишкни и не отсвечивай.

Белов отыскал стул, вытащил его из кучи и уселся в сторонке, наблюдая за тем, как Петр Семеныч действует.

Человечек застыл посреди комнаты, поводя носом по сторонам – ни дать ни взять сурок-дозорный. Затем принял решение – и проворно задвигался. С фантастической быстротой и ловкостью он выхватывал из куч нужные ему вещи и бросал на руки Антону. Тот только успевал подхватывать: гнедой замшевый пиджак, брюки цвета топленого молока, кожаные туфли, невесть откуда взявшийся золотой браслет, кольцо…

– Остановись! – взмолился он. – Этого хватит!

Петр Семеныч оглядел его недовольно, поморщился:

– А сорочка? Твоя ни к черту не годится.

– Обойдусь. Застегну пиджак, видно не будет.

– Образ должен быть достоверным! – нравоучительно поднял палец человечек. – Эх, нет на тебя моего дружка, Мишки Гройса. Вот кто в этом мастер! Гениальный актер, мог бы Гамлета в театре играть. В кого хочешь перевоплощался с легкостью, все детали продумывал! Эх, Мишка, Мишка… Но совсем ушел от дел, уехал к морю… [1]

Петр Семеныч вздохнул, но тут же встряхнулся и прикрикнул на Антона:

– Что стоишь, как Брежнев на трибуне! Раздевайся, живо.

Увидев перевязанную ногу и затянувшуюся рану в плече, ничего не сказал, только нахмурился. Несмотря на показную суровость, Петр Семеныч к Антону относился хорошо – связывали их старые дела, такие старые, что Белов почти и забыл о том времени. Но Петр помнил.

Весь свой реквизитон знал досконально, умел выстроить за кратчайшие сроки любой образ. И он же мог научить любого человека вживаться в этот образ: походка, осанка, речь, жесты…

Сейчас Антон поставил перед ним несложную задачу: предстояло изобразить состоятельного человека, по которому с первого взгляда было бы видно: вот идет мужчина при деньгах, важный, собой довольный. Одним словом – бобер.

Конечно, можно было бы купить дорогой костюм и не мучиться. Но Антон знал: состоятельный человек – это не только одежда. Даже не столько одежда. В России людей с деньгами легко вычислить по взгляду, особой легкой властности и небрежности манер, по той чуть утрированной свободе, с которой они ведут себя.

Все это Белов мог сыграть. Но ему нужно было изменить и лицо – а для этого никто не годился лучше Петра Семеныча.

За десять минут «сурок» переодел его, отступил на шаг, оглядел придирчиво с ног до головы – и загарцевал вокруг, словно королевский портной, подгоняющий костюм по монаршей мерке.

– Фактура у тебя, фактура, – довольно бормотал он себе под нос, одергивая на Белове брюки. – На такую фактуру любая фурнитура сядет.

– Какая еще фурнитура? – рассмеялся Антон.

Чудак отмахнулся. Он колдовал над Беловым вдохновенно и отвлекаться не хотел.

Наконец с костюмом было покончено.

– Пойдем личико малевать, – скомандовал Петр Семеныч. – А то видок у тебя – Джеймс Бонд на отдыхе.

Они протиснулись между кучами барахла, и в стене обнаружилась незаметная дверца, а за ней – крошечная каморка. В отличие от главной комнаты, здесь было чисто и светло.

– Садись, – кивнул Петр Семеныч. – Обойдемся носом, ну и годков тебе прибавим… Эх, нет на тебя Мишки Гройса! Ты знаешь, какой это был первоклассный специалист? Некоторые называли его мелким мошенником… Ха! Посмотрел бы я на тех «некоторых» после того, как их обработал бы Миша Гройс. Он мог раздеть человека, не прикоснувшись к нему пальцем. А голос? Менял голос так, что даже я его не узнавал. Я, его старый приятель! Вот был бы он здесь, расписал бы тебя в лучшем виде. Я, конечно, тоже постараюсь, но скажу тебе прямо, Антоша: по сравнению с Гройсом я – подмастерье.

Петр Семеныч мог сколько угодно превозносить неизвестного Белову старого мошенника, но когда двадцать минут спустя Антон взглянул на себя в зеркало, то лишь ошеломленно покачал головой. Он и прежде видел результат работы Петра Семеновича. Но на этот раз преображение оказалось кардинальным.

Вместо худощавого, обросшего, мрачного мужика, зашедшего в квартиру час назад, в зеркале отражался холеный господин лет пятидесяти, с намечающимся брюшком, с горбинкой на мясистом носу. Щетина осталась, но приобрела благородный седой оттенок.

– Парик не дам, – буркнул хозяин, – обойдешься своими. Височки тебе подправил, а в остальном сойдет. Нынче мужики за своими прическами не следят, так что выделяться не будешь. Грабли покажи.

Белов протянул ему руки. Петр Семеныч придирчиво осмотрел их и вынес вердикт:

– Годные. Лети, соколик, куда хошь.

– Спасибо, Петь, – от всей души поблагодарил Антон. – За мной должок будет, ага? Заброшу через пару недель.

– Если меня не будет, оставишь моим мальчикам, – предупредил хозяин.

На лице Антона отразилось сомнение:

– Алкашам, что ли?

– Мои запивохины службу несут лучше цепной собаки, – гордо возразил Семеныч.

– Так то служба, а то деньги. Ладно, сам разберусь.

Хозяин хлопнул себя по лбу так, что очки на его переносице подскочили:

– Антоша, что ж я забыл-то! Охо-хох, старый стал. Теряю квалификацию.

Он уковылял в лабиринт вещей и вернулся обратно через пару минут, неся портмоне и ключи на брелоке.

– Ты ведь, Антоша, голышом, считай, пришел… А самое-то важное мы и упустили. Что за бобербез машины?

Уже стоя в дверях, Антон обернулся:

– Петр Семеныч, а что за цирк ты устроил, когда пушку на меня наставил? Твои ребятки тебя должны были предупредить, едва я вошел в подъезд. Скажешь, подвели?

Хозяин усмехнулся:

– Нет, не подвели. Но ты у нас паренек непонятный, они тебя не раскусили. Плывет, говорят, какой-то челнок, но кто такой – не ясно. Хотели тебя проводить, но я сказал: обойдусь. Между прочим, – добавил он, помолчав, – у тебя там в лопатнике кой-какая мелочь имеется… А то ходишь, как босяк.

Расставшись с Петром Семенычем, Антон поймал частника и добрался до места своего назначения. Вылез он в переулке, не доехав до магазина метров триста. На него навалилась усталость, рана начала ныть, но он не мог позволить себе выбраться из развалюхи «мазды» на глазах у сотрудников салона. Легенда есть легенда, даже если она рассчитана всего на десять минут игры.