Ночь с Каменным Гостем - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 20

– Он намеренно оставил скальпель в комнате, – сказал хрипло Фердинанд Кранах. – И не думаю, что на нем обнаружатся отпечатки пальцев. Он начал игру, ставка в которой – человеческие жизни. Ему нужно признание и слава. Этот Вулк тщеславен, как стареющая примадонна. Кто она?

Марек судорожно сглотнул и, широко раскрыв голубые глаза, осторожно спросил:

– Кого вы имеете в виду, инспектор?

– Ну разумеется, не английскую королеву, – отрезал Кранах. – Женщина, кто она? У нее есть имя и фамилия?

– Лайма Бареева, – сказал один из полицейских. – Ее обнаружил…

– …сутенер, мне это известно, – оборвал его инспектор. Марек и судмедэксперт переглянулись.

– Инспектор, а откуда вам это известно? – задал вопрос стажер, и его взгляд упал на стол, где лежали внутренности Лаймы.

Лицо молодого человека перекосилось, из горла у него вырвался булькающий звук, и Марек опрометью бросился прочь из комнаты.

– Хе, зрелище не для слабонервных, – заявил доктор. – Гарантирую, что ваш стажер сегодня есть ничего не будет.

– Где он? – отозвался инспектор. – Этот самый сутенер по имени Тихон?

Настал черед других полицейских переглянуться. Инспектор Кранах оправдывал свою репутацию – он часто появлялся на месте преступления, вырванный телефонным звонком из постели, и уже знал кое-что о деле. Как это ему удавалось, никто не понимал, и многие были уверены, что Кранах обладает паранормальными способностями, чего Фердинанд никогда и не оспаривал.

– В соседней квартире, – ответил полицейский. – Она, кстати, принадлежит Тихону. Он любезно согласился предоставить ее в наше временное распоряжение.

Кранах вышел в прихожую и, распахнув тонкую фанерную дверь ванной комнаты, увидел Марека, судорожно харкающего в грязный умывальник. Стажер был донельзя бледен и напуган.

– Умойся и следуй за мной, – коротко распорядился Кранах. – Ты сам желал побывать на месте преступления, причем как можно более кровавого. Но теперь я вижу, ты к этому не готов.

– Инспектор! – взмолился Марек. – Обещаю вам, что такого больше не повторится. Я сам не знаю, что со мной происходит, мой желудок в полном порядке. Ой!

Он снова припал к умывальнику и закашлялся. Кранах хлопнул дверью. Реакцию мальчишки можно понять. Он и сам, когда лицезрел первый труп, грохнулся в обморок. Хорошо, что никто из свидетелей его позора не работает больше в полиции. Для всех он – флегматичный, лишенный эмоций чудо-инспектор Фердинанд Кранах.

Он прошествовал в соседнюю квартиру, которая мало чем отличалась от той, в которой было обнаружено тело Лаймы. Тихон, грузный субъект лет тридцати, бритоголовый, в кожаном пальто, с массой золотых перстней на коротких волосатых пальцах и толстенной цепью из желтого металла, завершающейся гигантским крестом, усыпанным камнями, сидел на продавленном диване с протертой обшивкой, из-под которой торчала желто-серая вата.

Увидев Кранаха, сутенер, застывший, словно в ступоре, вздрогнул – личность инспектора была ему очень хорошо знакома, как, впрочем, и его слава. Кранах во время полицейских операций застрелил трех убийц, а во время допросов подозреваемых особенно с ними не церемонился.

Пододвинув к себе стул и усевшись на него верхом, Кранах спросил:

– С какого собора ты его украл?

– Что? – просипел Тихон и потер похожие на разваренные пельмени уши. Его желтые кошачьи глаза не выражали ничего, кроме страха. – Что?

– Твой крест, с какого собора ты его спер? – продолжал Кранах.

Сутенер машинально схватился за золотое украшение и, сглотнув, по-глупому ответил:

– Я его не стырил, а купил, клянусь вам, инспектор, у старого еврея-ювелира купил, у меня даже чек имеется, все чин по чину!

Резко поднявшись, Кранах отшвырнул стул в сторону. Тот, ударившись о стену, затрещал. Тихон испуганно прижался бритым затылком к спинке дивана. Кранах навис над ним и медленно произнес, глядя в глаза задержанному:

– Ты был на месте преступления. Не сомневаюсь, что у тебя имелся повод убить Лайму. Она ведь тебя обманывала? За это ты ее и наказал, решив представить смерть проститутки как нападение маньяка.

– Нет, нет, инспектор! – затрясся Тихон. – Это не так, вы ошибаетесь! Она была одной из лучших моих работниц! И зачем мне руки марать, я бы просто ее выгнал на все четыре стороны…

Инспектор угрожающе молчал. Тихон, потея, заголосил:

– Я был в ресторане, вернулся – Лаймы нет. И девицы врут, я сразу просек. Сказали, что Лайма с клиентом, а я решил, что она к детишкам своим отправилась, она так пару раз делала. Я ее тогда проучил как следует… Ну в общем, поднялся я на этаж, чтобы проверить, может, она в самом деле работает. Дверь была приоткрыта. Я захожу, а там, там…

Толстые губы Тихона затряслись, он едва не ревел. Раздалась мелодия «Турецкого марша» Моцарта. Тихон подскочил и вытащил из кармана кожаного пальто крошечный мобильный телефон. Кранах вырвал у него телефон и швырнул его в стену. Мелодия смолкла.

– Инспектор, я к этому не причастен, клянусь вам! – заныл Тихон.

– Если так, то ты дашь своим девицам наставление рассказать мне все, что они знают. Если хотя бы одна из них что-то утаит или будет лгать, то поплатишься за это ты, – будничным, но от этого не менее угрожающим тоном произнес Кранах.

– Они все скажут, клянусь мамочкой, и если одна из стерв чего утаит, я сам ей по морде ботинком…

Кранах тряхнул Тихона за шиворот дорогого пальто и процедил:

– Я ужасно не люблю, когда меня перебивают, в особенности такие ничтожества, как ты. Ты позаботишься о детях Лаймы.

– Позабочусь, – с готовностью заявил Тихон. – Клянусь папой…

Фердинанд схватил его за мочку уха и потянул, сутенер взвыл, из глаз у него брызнули слезы.

– Вижу, что ты меня не понял, – продолжил инспектор. – Ты оплатишь дочери Лаймы, страдающей синдромом Дауна, пребывание в лечебнице на десять лет вперед. А ее сын продолжит ходить в гимназию.

– Но, инспектор, это же бешеных деньжищ стоит, эта дрянь Лайма мне и сотой части их не заработала. Ой-ой-ой!

Ногти Кранаха впились в мочку его уха, и он вывернул ее так, что кожа побагровела и напряглась, грозясь лопнуть.

– Все оплачу, клянусь бабушкой! Ой, как больно, инспектор! Отпустите, Христом заклинаю! Я все оплачууууу!

Инспектор отпустил мочку, Тихон, хныча, как дошкольник, прижал к уху ладонь.

– Учти, я проверю, – заметил Кранах. – И если ты меня обманешь, то тебе каюк. Ты ведь знаешь, что я застрелил трех мерзавцев. Думаю, настало время застрелить четвертого. Скажем, ты нападешь на меня с ножом, мне придется применить служебное оружие. Я стреляю без промаха.

Тихон судорожно кивал головой и, поглаживая красное ухо, бормотал:

– Даю слово, господин инспектор, о детишках Лаймы позабочусь, вы будете довольны. Дедушкой клянусь!

В комнату, пошатываясь, вошел бледный Марек. Кранах отошел от дивана, ногой поддал лежавший у стенки мобильный телефон и сказал:

– Я не люблю дважды повторять, мне нужны показания твоих девиц! Живо!

Сутенер, неловко плюхнувшись на карачки, поднял мобильный телефон и, пятясь задом, кланяясь и стеная, выбежал из квартиры.

– И как вам только удалось, инспектор? – в изумлении произнес Марек. – Такие, как этот Тихон, никогда не сотрудничают с полицией, мы для них хуже чумы. Видели бы, как он себя вел со мной! Нагло заявил, что его адвокат добьется моего увольнения и возбуждения уголовного дела за оскорбление словом и превышение служебных полномочий.

Потерев мочку уха, Кранах сухо ответил:

– У каждого имеется свое больное место, и Тихон не исключение. Мне оставалось только его нащупать. А теперь вперед. Нас ждут девушки.

Хмыкнув, Марек отправился следом за инспектором. Когда они вышли на улицу, то увидели преобразившегося Тихона, который гавкающим тоном отдавал распоряжения дюжине проституток, выстроившихся в ряд.

– Вы меня хорошо поняли, идиотки? Господин инспектор Кранах лично побеседует с вами, и та из вас, которая попытается обмануть его или скрыть что-то, будет потом иметь дело со мной!