Сорванные цветы - Левитина Наталия Станиславовна - Страница 48

Ник вернулся к роялю, сел, взял несколько мажорных аккордов. Та девочка в страховой компании. Какие синие у нее глаза. Ник пробежал пальцами по клавиатуре: вот ее мелодия. Она родилась в нем сразу же, как только он вошел в приемную и увидел Катю. Екатерина. У синеглазой малышки задатки стопроцентной музы – она волнует кровь, генерирует эмоции и вызывает прилив чувств. Значит, она будет с ним. Ник умеет обращаться с женщинами. Он очаровывает их своей галантностью и богемным шиком, пугает непредсказуемостью, злит непонятным равнодушием, восторгает гениальностью. Ник потрясающе индивидуален, это притягивает женщин как магнит.

Он улыбнулся. Дни, которые проводит на свободе Катерина, сочтены. Маленькая муза будет там, где ей положено быть, – у ног своего Композитора, и, может быть, с ее помощью Ник создаст новый шедевр...

Продавщица терпеливо смотрела на девушку в норковой шубе. Наверное, хорошо одетая покупательница может позволить себе это платье.

Катерина держала в руках черную мерцающую ткань и не могла решиться. Да нет, это было просто невозможно: отдать двести семьдесят долларов за вечернее платье, в котором нет нужды. Но наряд был так хорош! Длинное и эластичное, оно заключило бы Катерину в свои объятия от плеч до щиколоток, а в небольшом оригинальном вырезе виднелась бы соблазнительная грудь. О, какие мысли, Катерина! Раньше у тебя не было желания выставлять себя напоказ.

Катюша расстроенно выпустила платье из рук.

– Нет, – сказала она. – Думаю, мрачновато. Черный цвет не для меня.

– Что вы! – не согласилась продавщица. – Для вас! Очень эффектно. Черный цвет – фаворит сезона. А с вашими синими глазами... Но надо примерить! Вон там примерочная. Когда вы его наденете...

– А нет поярче – белого или красного? Такого же фасона, – попыталась схитрить Катя, чтобы отвязаться от назойливой продавщицы.

Та мгновенно утратила интерес.

– Нет, – холодно процедила она, – только черный.

Катерина бросила тоскливый прощальный взгляд на манекен, который был облачен в такое же платье, и вышла из магазина.

Тут же к прилавку подошел высокий парень, который до этого с подозрительной, трансвеститской заинтересованностью рассматривал женское белье в соседнем отсеке.

– Платье. То, которое хотела купить девушка, – властным тоном приказал он.

В продавщице снова проснулась жажда жизни. Она засветилась приветливыми огоньками, задвигалась, задышала.

– Пожалуйста. Она и не собиралась покупать его.

Очевидно, финансовый кризис. Но совсем не дорого, двести семьдесят долларов, роскошная французская ткань, чудное декольте, прекрасный...

– Заверните.

Не переставая улыбаться, девушка выхватила откуда-то плоскую перламутровую коробку, сложила в нее платье, завернула коробку в бумагу и соорудила сверху кудрявый бант.

– Вот. Это будет чудесным подарком. Спасибо, до свидания.

Парень в длинном черном пальто забрал коробку и, даже не взглянув на сияющую продавщицу, направился к выходу.

– Хам. Мог бы и поблагодарить, – коброй прошипела вслед девушка.

«Когда же, когда же у меня будет много денег?» – думала Катерина, ловко маневрируя в толпе. Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не сбиться с неторопливого прогулочного шага на встревоженную рысь женщин, которые спешили домой к кастрюлям и стирке. Катерине было незачем спешить, она шла с работы и дышала воздухом. Дома ее ждали унылые стены, черно-белый телевизор, порция немецкого с щедрым соусом из английских идиом, убойная доза аэробики (чтобы не распускаться), ванна с морской солью и телефонный разговор с Орысей. Все это могло подождать, и Катерина шла спокойно, размышляя, почему в ее жизни фигурирует такое ничтожно малое количество стодолларовых купюр. Платье взволновало, хотя она понимала: вечерний наряд – не самый необходимый предмет в ближайшее время. Сердце, как обычно, презрительно отметало в сторону веские аргументы рассудка и коварно призывало растратить зарплату в один миг.

И снова Ник появился незаметно и заставил Катерину вздрогнуть. В его руках была большая коробка в золотистой бумаге с пышным бантом. Он протягивал ее Кате.

– Любовь – недуг. Моя душа больна томительной, неутолимой жаждой... [3]– сказал Ник, и, прежде чем Катерина успела сообразить, она автоматически приняла коробку.

– Что это? – спросила она, начиная волноваться.

– Новогодний подарок, – тихо и скромно ответил Ник.

– Да, но... «Новый год давно прошел!» – закончила она мысленно.

– Но тогда мы еще не были знакомы, – ответил музыкант на ее мысленное возражение.

– Но мы и сейчас еще не настолько знакомы, чтобы я принимала от вас подарки!

– Разве? – удивился Ник. – А у меня такое чувство, что я знаком с тобою, Катя, дольше, чем живу на свете.

Катя молчала. Композитор! Личность таинственная и загадочная. Как себя с ним вести?

– А что здесь? – с плохо скрываемым любопытством спросила Катя.

– Платье. Которое ты рассматривала в магазине.

– Ты ведь хотела его. Помнишь фильм «Девять с половиной недель»?

Катя улыбнулась:

– Да, Ким Бесинджер выбрала шелковый платок, а Микки Рурк ей его купил! Но ведь платье такое дорогое! И мне не нравится Рурк. Я не могу принять этот подарок.

– Не принимай, – легко согласился Ник и потянул коробку из Катиных рук. – Отдадим кому-нибудь. Хотя бы вот этой женщине...

– Нет! – закричала Катерина, цепляясь за подарок, который едва не перекочевал в руки бабки-алкоголички. Бабушка напряженно наблюдала за препирательствами молодежи плотоядным взглядом хищного зверька. – Нет! Оно мое!

Катя прижала коробку к груди и заботливо поправила бант. Потом она с улыбкой подняла голову и замерла. Ник исчез. Он исчез так же бесшумно и внезапно, как и появился.

Девушка разочарованно повертела головой, вздохнула, достала из сумки пакет, осторожно втиснула в него свое драгоценное платье и отправилась домой. Сердце возбужденно колотилось, щеки пылали, глаза сияли радостью. «Еще парочка таких дурацких выходок, – думала она, – и я влюблюсь в него. Изображает из себя Джеймса Бонда – растворяется в толпе. Он обаятельный. Красивый. Непредсказуемый. Сейчас я буду примерять платье».

Стелла осторожно натягивала чулки. Расстояние от ступни до бедра казалось непреодолимо длинным. За эти чулки-«хамелеоны» она отдала целое состояние.

Стелла не считала себя проституткой. Просто она оказывала услуги знакомым мужчинам и получала за это вознаграждение. Бывают женщины, которые имеют нескольких любовников. Пусть им не оставляют стыдливо зеленые купюры на комоде, но ведь они получают их эквивалент – подарки, наряды, духи. Лучше брать деньгами.

Сегодня вечером к ней должен был прийти Леня Кочетков. Стелла обслуживала его уже два года, и он умудрялся доставлять ей удовольствие – ей, потерявшей вкус к сексу с тех времен, когда секс стал обязанностью, необходимостью, способом заработка.

Милый Леня, веселый, шустрый, энергичный. Он бывает нечасто, лишь в те дни, когда ссорится со своей постоянной девочкой или когда она болеет. Друг Леонида, Виктор Терентьев, бывает гораздо чаще. Но лучше бы он этого не делал. Большой, тяжелый, требовательный, с блестящими шоколадными глазами, он не подарит ни единого цента из своей долларовой купюры, он будет обрабатывать на кровати Стеллу до тошнотворного чувства в груди.

Стелла брезгливо поморщилась, вспоминая, какой гордостью светились глаза этого кретина каждый раз, когда он демонстрировал ей свою драгоценность, призывая восхититься размером. Идиот! Кто ему сказал, что размер – главное в сексе? Но Стелла должна терпеть: Виктор – это стабильный источник зеленовато-серых банкнотов.

Девушка набросила красный пеньюар. Под пеньюаром было такого же цвета изобретательно продырявленное во всех доступных и недоступных местах белье. Этот эротический наряд она надевает впервые. Для Леонида Стелла даже готова немного приукрасить свое и без того роскошное тело. Он нежен и внимателен и не забывает о ней даже в самые критические моменты, в отличие от Виктора, который несется во весь опор к заветной цели, не замечая, что у партнерши выступили на глазах слезы боли и ярости.