Неограненный алмаз - Крисуэлл Милли - Страница 8

Хозяйка ранчо не скрывала своей гордости, и Брок подумал, что это действительно впечатляет.

– Вы очень трудолюбивы, – деликатно заметил он.

– Мы практичны, мистер Питерс. Бедность – это порок. К сожалению, разведение скота малоприбыльно, и потому нам приходится подрабатывать изделиями из кожи. Вся прибыль делится на три части. Четверть остается каждой на личные нужды, четверть идет на поддержание ранчо, оставшаяся половина поступает в фонд, из которого каждая женщина может забрать свои деньги, когда решит нас покинуть. Здесь разрешается жить один год после рождения ребенка, и эти деньги позволят просуществовать во время поиска подходящей работы.

Она направилась прочь из комнаты. Несколько ошарашенный услышанным, Брок сделал вывод, что сильно недооценил эту женщину.

– Кожевенному делу меня научили индеец Джо и Ханна, – продолжила разговор Пруденс, когда они сели на софу, – кое-что узнала из книг и от ковбоев, которые работали на ранчо. А я, в свою очередь, научила девушек.

– Я восхищаюсь вашей изобретательностью, мисс Даниелс, – признал Брок, когда они вернулись в гостиную. – Немногие из женщин решатся взвалить на себя такое дело.

Было видно, как лицо Пруденс порозовело от похвалы.

– Я думала только о том, как выжить, мистер Питерс. Мужчины всегда недооценивают способности женщин, а ведь мы вполне в состоянии позаботиться о себе и без мужской поддержки.

В качестве доказательства она могла бы привести восемь лет своей работы на ранчо – порой крайне тяжелой и хлопотной, которая была бы не под силу многим мужчинам.

Однако Броку такая самостоятельность была не совсем по душе, как и самоуверенность его новой хозяйки. Главным во всем должен быть все-таки мужчина. Стоит подумать, как сделать пониже задиристый хохолок у этой птички.

– Как я уже говорила вам, у нас есть много правил, и их необходимо точно соблюдать. Каждый, кто работает на ранчо, должен каждое воскресенье посещать церковную службу. Исключение делается только для Джо и Ханны, да и то только потому, что у них своя религия.

Отлично! Просто великолепно! После случая с Мэри ему только не хватало снова увидеть злобную толпу прихожан Иезекииля Энтвистла.

– Мне говорили, что вас и других обитателей ранчо не очень-то дружелюбно встречают в городе, – заметил Брок.

В ее глазах вспыхнул огонь.

– Это не имеет значения. Мы приходим к Богу. Что бы они о нас ни думали, они не могут нам ничего сделать.

– А какие у вас еще существуют правила?

– Я не разрешаю употреблять спиртные напитки, кроме как в медицинских целях. Спирт разрушает здоровье и разум. Полковник Карстерс – прекрасный тому пример.

– Осмелюсь заметить, мисс Даниелс, что большинство мужчин все же предпочитают виски, а не отменное здоровье. Входит ли в мои обязанности следить, чтобы ковбои не посещали город, желая отвести душу?

– На моем попечении только семь женщин, мистер Питерс. Что делают мужчины после своей работы – это их дело. Как я поняла, вы спрашиваете и о себе?

Брок вдруг почувствовал раздражение. Этот тон был тоном воспитательницы, разговаривающей со школьником, а он уже вырос, и очень давно.

Брок наклонился к Пруденс так близко, что его нос почти коснулся ее лба.

– Я ничем не отличаюсь от других мужчин, мисс Даниелс, и если мне чего-нибудь вдруг захочется, – он на секунду замолчал, – я отправлюсь за этим в город.

Пруденс вскочила на ноги.

– Вы забываетесь! Он тоже поднялся.

– Я? Это вы установили столько чертовых правил, что по ним нельзя не только вздохнуть, но и пописать.

Она в ярости глотнула воздух, не в силах произнести ни слова.

– Мужик есть мужик, мисс Даниелс. Бог создал его мужиком, а не бесплотным ангелом, готовым следовать всем вашим правилам. Я знаю, как себя вести. Если мне вскружит голову запах вашей сирени или я замечу красивую грудь под женским платьем, я смогу удержать себя в рамках. Но это мои рамки, и я их сам определил. – Он взглянул в ее застывшее лицо. – Это единственное правило, которому я буду следовать. Надеюсь, вы его запомните.

И он вышел, хлопнув дверью. Пруденс вдруг ощутила, как сильно бьется ее сердце; лицо полыхало огнем.

Никто никогда не говорил с ней таким тоном! Так грубо и развязно. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и тут вдруг поняла, что чувствует запах сирени.

Настойка сирени! Она мыла ею свои волосы.

Так это о ней он говорил. И про сирень, и про грудь. Боже Всевышний! Брок Питерс говорил про нее...

Сара Девенпорт открыла дверь в комнату Моуди Карстерса и бесшумно ступила внутрь. Появляться здесь, в комнате незнакомца, она совсем не хотела, но об этом ее очень просила Пруденс.

Человек на кровати спал глубоким сном, и самым лучшим Саре показалось немедленно удалиться. Но она опять вспомнила про Пруденс и про то, сколько для нее сделала эта женщина. Нет, просьбой Пруденс пренебрегать она не могла.

Сара села на стул рядом с кроватью и стала ждать пробуждения больного, чтобы дать ему умыться. Рассматривая его заросшее щетиной лицо, она решила, что в следующий раз принесет бритву.

Полковник спал беспокойно. Было похоже, что у него жар, и Сара осторожно приложила руку к его лбу.

– Марта, это ты: – сонно пробормотал Моуди, схватил ее руку и приложил к своей пылающей щеке. – Извини меня. Мне не следовало привозить тебя в это забытое Богом место.

Теперь Сара знала, чем заняты мысли полковника Карстерса.

– Конечно, я прощаю тебя, – услышала она неожиданный ответ из собственных уст.

Спящий сразу успокоился, его пальцы ослабли. Похожа, он не спал, а был в забытьи. Может, это и к лучшему, по крайней мере она выполнит свою задачу без помех. И, сняв с умывальника таз, Сара начала обтирать тело больного влажной тряпкой. Задача оказалась не из простых – на лице и теле полковника засохла грязь, но все же с этой работой удалось справиться довольно быстро, и, вернув таз на место, Сара подошла к окну и распахнула его, чтобы в комнату ворвался свежий ветер.

От холодной воды Карстерс стал медленно приходить в сознание. Он открыл глаза как раз в тот момент, когда раскрылось окно, и с удивлением увидел ангела, взметнувшиеся волосы которого ярким ореолом окружили солнечные лучи. «Неужели я уже мертв?» – подумал Карстерс. На земле он никогда не видел столь красивых женщин. Однако уже через мгновение Моуди понял, что еще продолжает пить горькую чашу земной жизни: ангелы – это само совершенство, а у женщины перед ним кончик носа смотрел немного в сторону.

– Доброе утро, – прошептал он.

Сара повернулась к кровати. Оказалось, что Карстерс совсем не так стар, как ей показалось вначале, несмотря на то что по его шевелюре щедро были разбросаны седые волосы.

Почувствовав внезапное волнение от своего неожиданного открытия, Сара на мгновение растерялась.

– Добрый день. Я Сара Девенпорт. Мисс Даниелс попросила меня побыть вашей сиделкой.

– А я подумал, что вы ангел, явившийся, чтобы забрать мою душу.

У Сары вспыхнули щеки, но она прикрыла смущение улыбкой:

– То, что я не ангел, полковник Карстерс, вы можете понять по моему животу. – Заметив на его лице изумление, она на миг пожалела о своей откровенности.

Полковник попробовал сесть в кровати, и она поспешила подложить ему под спину подушку.

– Знаете, на свете нет ничего прекраснее, чем женщина, вынашивающая ребенка. В ее лице появляется какое-то свечение... – Он запнулся, вспомнив, что детей у его Марты так и не было.

– Вы, наверное, пишете стихи, полковник, – предположила Сара. – Впервые вижу офицера кавалерии с сердцем поэта.

– Пожалуйста, присядьте, – ответил Моуди, с явным усилием показывая на стул. Видя ее колебания, он добавил: – Я не сделаю вам ничего дурного. Так ужасно – лежать в этой норе и не иметь возможности хоть с кем-нибудь перемолвиться словом.

– Хорошо, но только на одну минутку. У меня бездна работы. К тому же сегодня моя очередь собирать яйца.