Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Беда с этой Мэри - Крисуэлл Милли - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

София отпрянула от стола и покачала головой:

— Много ты знаешь! Эти женщины — лесбиянки. Они не интересуются мужчинами. И что дурного в том, чтобы стать секретаршей? Это вполне достойная и уважаемая работа. Вот я, например, познакомилась с твоим отцом на профсоюзном собрании электриков. И, слава Богу, мы женаты уже сорок три года.

Мэри пришла в голову неблагородная мысль о том, что ее отец заслуживает медали, но она проглотила ее прежде, чем успела озвучить.

— Я вовсе не хочу сказать, что эта работа недостойна меня или кого бы то ни было. Я просто думаю, что не гожусь в секретарши. Не знаю, как сложится моя дальнейшая жизнь, но знаю только, что в мои планы не входит печатание и подшивание бумаг.

Мэри была единственной ученицей в классе мисс Лафферти, которая не смогла запомнить расположения клавиш на пишущей машинке и все еще смотрела на пальцы, когда ей случалось печатать.

Несмотря на желание матери, Мэри не была способна стать секретаршей, да и вообще ей претила работа подобного рода. Все ее преподаватели говорили в один голос, что у нее нет необходимых данных для секретарской работы. И то, что она смогла справляться с бухгалтерией, чуть не вызвало у них апоплексического удара.

Мэри была счастлива, когда Луиджи Маркони рискнул нанять ее на работу. Она знала свои возможности и не хотела пытаться делать то, что было обречено на неудачу. Даже преуспев в бухгалтерском деле, она все еще не была убеждена, что достаточно сообразительна, чтобы пойти по этой стезе дальше.

Возможная неудача всегда маячила у нее на пути и лишала ее энергии.

— Все, кто ест в заведениях, где подают пиццу, — недотепы и неудачники, синие воротнички и ничтожества. Как ты можешь рассчитывать на встречу с достойным и славным мужчиной, если не хочешь прислушаться к моим словам? Проблема твоя, Мэри, заключается в том, что ты неразборчива. — София мотнула головой, чтобы придать особый вес своим словам. — Ты должна сделать над собой усилие и поработать мозгами.

Мэри слизнула сахар с пальцев и возразила:

— Па был электриком до того, как ушел на пенсию. И ты, мама, не можешь отрицать, что он как раз принадлежал к презираемым тобой синим воротничкам.

Проявив большее оживление, чем за все предшествующие недели, бабушка Флора внезапно распалилась гневом. Ее карие глаза заполыхали и изрыгнули огонь, а губы сжались в тонкую линию.

— Мой Фрэнк — просто святой! Он всегда был хорошим кормильцем для тебя, София Грациано. И не смей обзывать его ничтожеством и недотепой! — Она вскинула руку к подбородку, выразив традиционное для итальянцев неодобрение. — Бесстыдница! — выкрикнула она, и София покраснела.

— Ты безумная старуха! Как ты смеешь оскорблять меня после того, как я все эти годы заботилась о тебе и давала тебе кров? И за это ты платишь мне черной неблагодарностью!

Благодарность и уважение для итальянцев значат очень много. Проявление же неблагодарности может окончиться для человека весьма плачевно, если он или она проявят неуважение не там и не так, как это положено. Они могут оказаться в цементных сапогах на дне реки или другого водоема. Разумеется, мать Мэри никогда не рассматривала возможность применения столь жестокой кары к свекрови, но она частенько намекала на то, что ее брат Альфредо связан с самим тефлоновым бароном. Но найдется ли хоть один уважающий себя итальянец, который бы не стал утверждать, что он не обласкан мафией и не вскормлен ею?

Конечно, Мэри знала, что все это ложь, но ей эти претензии на значительность казались безобидными, а раз уж это льстило самолюбию ее матери и дяди, верившим, что это способствует укреплению статуса семьи, она была готова мириться с этим.

— Puttana! Sie la folia del diavolo![4]

Бабушка Флора могла бы еще многое сказать о родстве Софии с дьяволом, но Мэри поспешила настроить женщин на другую ноту. Ей уже приходилось все это слышать и прежде. И по многу раз. По правде говоря, неискушенная Мэри долгое время считала слово «puttana» ласкательным, пока ее тетя Энджи не объяснила ей, что оно означает нечто совсем иное.

Отодвинув блюдо с тремя оставшимися вафельными трубочками, Мэри подняла глаза к распятию и мысленно вопросила Господа, сколько времени ей потребуется на то, чтобы уподобиться матери и бабушке и заговорить их языком.

В конце концов, ей ведь было почти тридцать пять, точнее — будет тридцать пять всего через каких-нибудь два года. И пока что она не могла похвастаться никакими достижениями. Ей было неприятно, просто ненавистно признаваться в этом даже самой себе, но иной раз ей приходило в голову, что ее мать права. Может быть, настало время перестать купаться в жалости к себе и сделать решительный шаг, чтобы переломить ситуацию?

Жизнь слишком коротка, а Мэри не хотелось бы провести ее остаток в доме матери, слушая перебранку двух старых женщин.

Настало время собраться с силами, рискнуть, а возможно, даже наделать ошибок. Она прожила всю свою жизнь в полной уверенности, что рождена и обречена быть неудачницей, а потому должна идти по проторенной дорожке, постоянно проявляя осмотрительность. А что, если попытаться делать что-нибудь другое, новое? Вдруг из этого ничего не выйдет?

Но ведь она стала старше и мудрее. И могла бы справиться с новым делом.

Внезапно в сером веществе мозга Мэри сверкнула искра — у нее вдруг появилась идея, и она улыбнулась, мысленно назвав ее блестящей.

«Твое несчастье, Мэри, — сказала она себе, — в том, что ты слишком медлительна. Ты тугодумка. А решение твоих проблем вот оно — рядом, и всегда было рядом. Только ты этого не подозревала».

— Мама! — закричала она так громко, что голос ее перекрыл галдеж женщин. — Я решила последовать твоему совету! Я собираюсь открыть собственный ресторан!

Распятие с грохотом рухнуло на пол.

Это было дурным знаком.

Дэн Галлахер мерил шагами офис «Балтимор сан», гадая, зачем он понадобился главному редактору Уолтеру Байерли и почему в этот самый момент тот направляется в офис Дэна, вместо того чтобы вызвать его к себе.

Ходили упорные слухи о том, что в редакции газеты грядут перемены, и Дэн надеялся на давно обещанное ему продвижение по службе. Он рассчитывал стать редактором спортивного отдела — это место должно было освободиться. Это означало бы, что он будет меньше мотаться и больше зарабатывать, а теперь, когда на нем одном лежала ответственность за Мэтью, и то и другое было нелишним.

Он был спокоен за свою судьбу и не допускал мысли, что дело не выгорит. Он проработал в газете уже пятнадцать лет, всегда и со всем справлялся в срок, за последние пять лет не пропустил ни единого рабочего дня, а его колонка «Спортивная жизнь» была одной из самых популярных в газете, Дэн считал, что повышение в должности у него в кармане.

Он поправил воротничок своей белой рубашки-поло и смахнул нитку с синей спортивной куртки, которая висела на спинке вращающегося стула и которую теперь он решил надеть. Дэн никогда не носил галстука, что было одним из многих преимуществ работы в спортивной колонке.

Галстуки надевали только гомики в раздевалке. Только гомики и тележурналисты. Кроме того, по мнению Дэна, галстуки как-то не сочетались с джинсами «Ливайс». Это было, пожалуй, чересчур.

Дверь открылась, и в комнату вплыл Уолтер. К его бронзовому лицу была приклеена слишком широкая улыбка, и это было признаком того, что он только что посетил свой любимый салон, где принимал ультрафиолетовую ванну. Актер Джордж Гамильтон был личным божеством Байерли, и он пытался соперничать с этим представителем Южной Калифорнии, олицетворявшим жизнерадостность и здоровье, хотя сам Уолтер выкуривал не менее двух пачек сигарет в день и под этим искусственным загаром был, вероятно, пепельно-серым. Он-то уж, разумеется, был при галстуке. Галстук был красным, с узором из крошечных синих рыбок и идеально сочетался с костюмом-тройкой от Армани, который, вне всякого сомнения, жена Уолтера купила у «Сакса» или «Неймана»[5].

вернуться

4

Ах ты, шлюха! Дочь дьявола! (ит.)

вернуться

5

Названия модных и дорогих магазинов