Смерть травы - Кристофер Джон - Страница 8

— Абсолютно серьезно, — ответил Дэвид.

— А если ничего не случится… — спросила Анна.

— Здешняя сельская публика будет просто счастлива найти новый источник насмешек, — ответил Дэвид. — Дескать, эти недоумки Кастэнсы… Мне хочется использовать шанс побыть в роли дурачка. Просто все косточки ломит от предвкушения.

Спокойная убежденность Дэвида поразила их. Анна вдруг почувствовала страстное желание остаться в долине, соорудить ворота, о которых говорил Дэвид, и отгородиться от абстрактной толпы, беснующейся снаружи. Но мимолетный порыв прошел, вновь вспомнились повседневные заботы.

— А школа… — вырвалосъ у Анны.

Дэвид проследил за ходом ее мыслей, но не выразил ни удивления, ни удовлетворения.

— Есть школа в Лепетоне, — сказал он. — Один год вряд ли принесет им большой вред.

Анна беспомощно взглянула на мужа.

— Всякое бывает, — начал он. — В конце концов, мы всегда можем приехать, если твои мрачные прогнозы подтвердятся.

— Поторопитесь.

Анна поежилась.

— Через год мы будем смеяться над своими страхами.

— Да, — сказал Дэвид. — может быть.

4

Временное затишье продолжалось всю зиму. В западных странах были разработаны, а в некоторых — и применены программы нормирования продовольствия. В Англии исчезли пирожные и кексы, но хлеб был еще доступен всем. Пресса по-прежнему колебалась между оптимизмом и пессимизмом, правда, с менее резкими амплитудами. Самым главным и наиболее часто обсуждаемым вопросом стал промежуток времени, который потребуется для уничтожения вируса и возвращения жизни в нормальное русло.

Джон с беспокойством обратил внимание на то, что до сих пор никто не говорит о мелиорации зараженных земель в Азии. Как-то, в конце февраля, он упомянул об этом в разговоре с Роджером Бакли. Они обедали в «Сокровищнице» — клубе Роджера.

— Мы стараемся не думать о них, правда? — сказал Роджер. — Как будто отрубили весь остальной мир, кроме Европы, Африки, Австралии и Америки. На прошлой неделе я видел фотографии, сделанные в Центральном Китае. Они сделаны несколько месяцев назад, но до сих пор не опубликованы, и, похоже, не будут опубликованы.

— Что там?

— Цветные фотографии. Композиции в коричневых, серых и желтых тонах, выполненные с огромным вкусом. На всех — голая земля и глина. Ты знаешь, это намного страшнее всех жутких картин голода, которые были раньше. Подошел официант и, словно совершая старинный ритуал, поставил перед ними пиво. Когда он ушел, Джон спросил с сомнением:

— Страшнее?

— Да, они испугали меня. Я так и не понял, каким образом вирус сделал из этого участка земли совершенно голое, чистое пространство. По инерции продолжаешь думать, что хоть какая-то трава все-таки останется, пусть хотя бы несколько пучков. Но он не оставляет ничего. Конечно, это всего лишь исчезнувшая трава. Но когда задумаешься, какие огромные площади покрыты той или иной травой…

— Есть какие-нибудь слухи?

Роджер неопределенно покачал головой:

— Давай определимся: слухи в официальных кругах так же неопределенны и расплывчаты, как и в прессе, но они содержат нотку самонадеянности.

— Мой брат собирается забаррикадироваться, — сказал Джон. — Я тебе говорил?

С неожиданным оживлением Роджер спросил:

— Фермер? Что ты имеешь ввиду — забаррикадироваться?

— Я ведь рассказывал тебе о его доме. Слепой Джилл окружен холмами, единственным выходом служит узкое ущелье. Так вот, он сооружает изгородь, чтобы изолировать долину полностью.

— Интересно. Продолжай!

— Да, в общем-то это все. Дэвид обеспокоен будущим, я никогда не видел его таким. Во всяком случае, он отказался от посева пшеницы на своей земле. Он даже хотел, чтобы мы все приехали и провели там целый год.

— Пока не минует кризис? Да, это серьезно.

— И еще, — добавил Джон. — С тех пор я время от времени вспоминаю о нашем разговоре. Дэйв всегда был умнее меня, и я по своей глупости не принял всерьез предчувствия деревенского жителя — дескать, что он может понимать в таком деле. Здесь, в Лондоне, мы не знаем ничего, кроме того, что черпаем ложкой.

Роджер взглянул на него и улыбнулся:

— Что-то в этом роде, Джонни, но запомни — я тоже на стороне этих «черпающих». Слушай, а если я смогу предупредить тебя о катастрофе заранее, у твоего братца найдется комната для нашего маленького трио?

— Думаешь, катастрофа неизбежна? — спросил Джон.

— Пока нет никаких признаков. Те, кому бы следовало быть в курсе, излучают тот же оптимизм, который ты находишь в газетах. Но мне нравится, как это звучит — Слепой Джилл, — словно страховой полис. Я буду держать ухо возле трубопровода. Как только на другом конце раздастся маленький звоночек-предупреждение, мы соберем свои семьи и махнем на север. Что ты на это скажешь? Примет нас твой брат?

— Да, конечно, — Джон задумался. — А сколько, по-твоему, должно быть таких звоночков?

— Достаточно. Я буду держать тебя в курсе. Можешь быть уверен. Мне не хотелось бы в один прекрасный день оказаться застигнутым врасплох голодом, сидя в Лондоне.

Рядом с их столиком прошел официант, толкая перед собой тележку, нагруженную сырами разных сортов. Полуденная дремота наполняла воздух столовой обычного лондонского клуба. Неясное бормотание голосов звучало приглушенно и ненавязчиво.

— Невозможно представить что-либо, способное нарушить все это, — сказал Джон.

— Согласен, это нерушимо, — ответил Роджер. — В конце концов, как нам часто напоминала пресса, мы не азиаты. Будет интересно понаблюдать за нами — британцами с плотно сжатыми губами — когда начнут собираться грозовые тучи. Нерушимо. Но что случится, когда мы дадим трещину?

Официант принес отбивные. Это был маленький словоохотливый человечек, менее высокомерный, чем все остальные.

— Что касается меня, — продолжал Роджер, — то никакое, даже самое сильное любопытство не заставит меня остаться здесь.

Весна запоздала — сухая и холодная сумрачная погода продолжалась до начала апреля. Когда, наконец, наступили теплые дождливые дни, стало совершенно очевидно, что вирус ничуть не потерял своей силы и действенности. Повсюду — на полях, в садах, по обочинам дорог — стебли травы были испещрены грязно-зелеными пятнышками, переходящими в коричневую гниль. Началось второе нашествие вируса Чанг-Ли.

— Какие новости на твоем конце трубопровода? — спросил у Джона Роджер при встрече.

— Очень хорошие, как ни странно.

— Моя лужайка полна этой гадостью. Я начал было обрезать, но потом обнаружил, что по всей округе — то же самое.

— У меня та же картина, — сказал Роджер. — Эдакий теплый гниющий оттенок коричневого. Кстати, наказание за малодушное уничтожение зараженной травы отменено.

— Тогда что ты называешь хорошими новостями? По-моему, все довольно мрачно.

— Читай завтрашние газеты. Комитет ЮНЭСКО объявил, что выход найден. Выведен некий вирус, который пожирает все разновидности Чанг-Ли.

— Иначе говоря, может наступить неловкий момент. Ты не находишь?

Роджер улыбнулся:

— Это было моей первой мыслью. Но бюллетень подписан людьми, которые вряд ли стали бы фальсифицировать результаты неутешительного эксперимента, чтобы спасти своих престарелых родителей от позорного столба. Это не подделка.

— Храни нас Господь, — медленно проговорил Джон. — Так или иначе, я не хочу думать, что случится нынешним летом в противном случае.

— А я не прочь подумать, — сказал Роджер. — Чтобы не быть застигнутым врасплох.

— Я интересовался, как будут отправлять детей обратно в школу. Кажется, теперь все в порядке.

— Надо думать, там лучше, — сказал Роджер. — Я почти уверен, что трудности с продовольствием неизбежны. Вряд ли удастся с помощью нового вируса спасти урожай этого года. И, скорей всего, Лондон почувствует нужду гораздо острее, чем другие города.

Отчет ЮНЕСКО предоставлял самую полную и подробную информацию. В то же время правительство опубликовало свою оценку ситуации. Соединенные Штаты, Канада, Австралия и Новая Зеландия располагали запасами зерна, и были готовы к введению нормирования продуктов для своего населения, предполагая использовать эти запасы зерна в период крайней необходимости. В Британии подобное, хотя и более строгое, нормирование зерна и мяса уже было введено.