Долгая зима - Кристофер Джон - Страница 7

– Но влечение длится недолго. Что ж, тогда поведайте мне, сколько пройдет времени, прежде чем угаснет очередная вспышка. Вы знаете его привычки, я же, по-моему, имею право на такую информацию.

– Он тоже попросил меня о разводе.

Наступила тишина.

– Отчего же такая серьезность на сей раз?

– В самом деле, отчего? В былые времена я ждала этого со дня на день. Но мне казалось, что это будет кто-нибудь помоложе. Кэрол старше меня на шесть лет.

– На семь. В июне ей исполнится тридцать два.

– Дэвид сказал, что ей тридцать один. – Они посмотрели друг на друга, и Мадлен разобрал смех. – Вот глупость, правда? Как будто лишний год имеет значение.

– Можно я налью себе чего-нибудь?

– Можно, конечно. Принесите и мне. Лучше виски.

Поставив рюмки, Эндрю произнес:

– В общем, все ясно. Оба много лет занимались жульничеством, так что им был прямой смысл объединиться. Все прошло как по маслу. Я остался таким же слепцом, каким был и раньше. А вы, как всегда, изъявили готовность закрыть глаза на его делишки.

– Сколько ни называй их жуликами, это делу не поможет. Кроме того, даже у жуликов есть чувства. Я недостаточно хорошо знаю Кэрол, чтобы понять, почему она влюбилась в Дэвида, – мне просто известно о его привлекательности. Что же до него – ну, она очень красива. Красивее, чем особы, чьи сердца он покорял раньше. А потом, раз уж она ответила взаимностью… Да, он никогда не интересовался добродетельными женщинами. Для Дэвида существовал только физический аспект отношений. Он был настолько увлечен своим умением покорять их тела, что до сердец дело просто не доходило. Лишь Кэрол привязалась к нему по-настоящему. Дэвид чувствовал бы себя виноватым, если б не ответил на ее любовь.

– А вы? Как насчет вины перед вами?

– Бывают разные степени вины, правда? Я сама подложила себе свинью, не следовало закрывать глаза на его проделки. Вина Дэвида словно бы уменьшилась после всех его прежних признаний. Бросая меня ради Кэрол, он смотрит на это просто как на более серьезный обман по сравнению с тем, что бывало раньше. Вот обмануть ее – значило бы совершить настоящее предательство. Кроме того, Дэвид утешается мыслью, что так будет лучше и для меня – ведь я лишусь дурного мужа. – Мадлен попробовала изобразить на лице улыбку. – Собственно, он уже говорил мне об этом.

– Да, похоже, вы хорошо его знаете, – сказал Эндрю.

– А вы избавляетесь от дурной жены. Нам обоим неслыханно повезло и надлежит испытывать благодарность: мне – к Кэрол, вам – к Дэвиду. Иначе это тянулось бы еще долгие годы. А то и всю жизнь.

– Не знаю, что теперь делать, – пробормотал он. – Идя к вам, я еще не понимал, до какой степени это серьезно – для него. Я думал, что надо просто подождать – и все само собой рассосется.

Поставив рюмки на столик, Эндрю опустился в кресло.

Мадлен встала, подошла к нему и положила свои холодные сухие ладони ему на лоб, примостившись на подлокотнике.

– Бедненький Энди, – прошептала она, – какой удар…

Вы теряете не только близкого человека, но и невинность.

Я была бы рада вам помочь.

Направляясь к Мадлен, Эндрю думал о том, как будет сочувствовать ей, а она – ему, однако сейчас ему сделалось горько от ощущения ее близости, напомнившей об утрате.

Не зная, куда себя деть, он встал и отошел к окну.

– Я плачу по ночам, – призналась Мадлен. – Наверное, женщины счастливее мужчин.

Он повернулся к ней лицом и попросил:

– Скажите что-нибудь еще.

– Что?

– Не имеет значения.

Она печально улыбнулась:

– Да, ни малейшего.

Глава 5

Дэвид уже сидел в баре, облокотившись о стойку, когда появился Эндрю.

– Привет! Тебе как обычно?

Секунду поколебавшись, Эндрю пожал плечами:

– Благодарю.

Перед ним немедленно появилась полная кружка, оставалось только поднести ее к губам. Дэвид ухватился за свою.

– За здоровье и благополучие! – провозгласил он и, поставив кружку на стойку, добавил:

– Рад, что ты пришел.

По чести говоря, сомневался…

– Во всяком случае, я пришел сюда не из удовольствия тебя видеть.

– А для чего? – спросил Дэвид с улыбочкой.

– Полагаю, нам надо выяснить кое-какие детали.

– Пусть этим занимаются адвокаты. Энди, мне и вправду жаль, что все так вышло. Возможно, тебе трудно в это поверить, но так оно и есть.

– Главное в тебе – даже не беспринципность, а безответственность, – произнес Эндрю с холодной яростью. – Ты не в состоянии понять, что у твоих действий могут быть последствия.

– Как раз в состоянии. Но я считаю, что следует спасать из развалин только то, что еще можно спасти.

– На твоих условиях?

Дэвид пожал плечами:

– На самых лучших, взаимосогласованных условиях.

– Уже несколько недель ты спишь с моей женой и продолжаешь встречаться со мной так, как будто мы остаемся друзьями.

– Никаких «как будто». У меня началось с Кэрол еще тогда, когда я тебя почти не знал – в первый же раз, когда вы пришли к нам пропустить рюмочку. Учти, что я разглядел в ней кое-что такое, чего ты за все время супружеской жизни так и не удосужился распознать.

– Ты очень откровенен насчет своей будущей жены, – с горечью сказал Эндрю.

– Да. Буду откровенен и насчет самого себя. Даже если бы ты тогда уже был моим другом, все вышло бы точно так же.

– Конечно. Ты всегда хватаешь желаемое, не считаясь с законным владельцем.

– Человек – не собственность. Мы вольны в своем выборе, Энди. Я – такой же противник насилия, как и все вокруг.

– Любящие дают друг другу обязательства. А обязательства предполагают ответственность.

– Ты слишком серьезно относишься к людям.

– Думаешь, это плохо?

– Наверное, все зависит от подхода. Когда речь шла о бессмертных душах и об опасности навечно угодить в пекло, приходилось поневоле относиться к самому себе без всяких шуток. Теперь угол зрения изменился.

– Угол зрения – еще не стандарт поведения.

– Но влияет на него. В тот самый момент, когда ты утрачиваешь веру в Ревнивого Бога и в заповеди Моисея, земля скрывается из виду, и каждый становится сам себе штурманом. Вот ты толкуешь об ответственности… Мы ответственны за себя, перед собой – вот и все. Еще за детей, которые могут у нас появиться, но это уже побочная ответственность. Когда интересы детей ставятся на первое место, это причиняет им больше вреда, чем пользы. Уж это-то я хорошо знаю: моя матушка была готова идти ради меня на любые жертвы.

– Ты прямо какой-то выродок, – не сдержался Эндрю.

– Да, причем в обоих смыслах этого слова. Наверное, этим и объяснялась степень ее самопожертвования. А еще я – реалист.

– Извини, не знал, – произнес Эндрю деревянным голосом.

– Я не пытаюсь тебя пристыдить, – усмехнулся Дэвид. – И извиняться тоже не буду. Мальчишки никогда меня не дразнили, а матушка была вполне состоятельной и выдавала себя за молодую вдову. Я находился в неведении, пока не поступил в Оксфорд. Там мне раскрыли глаза, но это не произвело на меня сильного впечатления. Тщательно все взвесив, я пришел к заключению, что в свободном плавании находятся не одни лишь выродки. Это – практика, распространяющаяся на всех.

– Однако существуют кое-какие правила, и некоторые их соблюдают.

– Возможно. Но не найдется и двоих людей, которые следовали бы одному и тому же кодексу. Да и откуда берутся правила? Вряд ли до сих пор сыщется достаточно много легковерных, готовых проглотить идею о скрижалях, сверкающих с горной вершины. Приходится выдумывать собственные правила. Да еще уважать законы страны. Но убери с улиц полицейских – и что получится?

– Кое-кто станет безобразничать. Поэтому остальным, большинству, придется создавать новые полицейские силы.

– Да. Чтобы обеспечить себе спокойную жизнь. Чтобы мирно спать по ночам. Абстрактное добро здесь ни при чем, Энди.

Ему была присуща откровенность, искренность, оставлявшая собеседника безоружным; в присутствии Дэвида становилось невозможным испытывать к нему антипатию. Он окинул Эндрю почти по-мальчишески невинным взглядом и заявил: