Дороги. Часть первая. - Йэнна Кристиана - Страница 8

— Значит, вы владеете этой методикой?

— Да, как... многие эстарги.

— Но зачем, если вы не сталкиваетесь с сагонами? — поинтересовался Утиллер.

— Видите ли, я ско, то есть полицейский. Наше оружие, состав баз, расположение — все это тоже секретная информация. Методика забывания была разработана не в связи с сагонской агрессией, а гораздо раньше, и рассчитана она на применение при обычном интенсивном допросе. Конечно, маловероятно, что я попаду в такую ситуацию, но мы стараемся все учитывать.

— Значит, вы можете защитить информацию в своем мозгу...

— Это не так уж надежно, — сказал Арнис, — зависит от человека. Многие не выдерживают ментального давления... или, допустим, боли. Барьер сам собой вскрывается. Но это практически не зависит от сознания, то есть это нельзя сознательно контролировать.

— А ваша борьба с дэггерами...

— Мне известны некоторые приемы, — сказал Арнис, — их у нас дают всем.

— Например?

— Ну, например, уязвимые точки — глаза и несколько точек на днище. Дальше, есть проникающие спикулы, но в СКОНе нам их не выдают. Ну и, конечно, собаки. Дэггеры испытывают панический страх перед собаками. Больше я, собственно, ничего не знаю.

— Значит, это все... — как-то зловеще сказал Утиллер.

— Совершенно верно, это — все, — подчеркнул Арнис. Он заметил за стеклянной дверью палаты какое-то шевеление и подумал с тоской — хоть бы это Ильгет пришла.

— Ну что ж, — с выражением некоторой угрозы продолжил Утиллер, — я думаю, мы закончим этот разговор. Но возможно, нам придется его продолжить.

— Всегда к вашим услугам, — устало сказал Арнис.

Службист распрощался и вышел. Арнис закрыл глаза. Ильгет что-то долго не входила. Значит, он ошибся... А может, Утиллер до нее докопался. Господи, да что же это... неужели ей из-за меня неприятности грозят? Но что же делать... Ведь я не виноват!

Ночью он снова не мог уснуть. Теперь уже не только бессонница мучила, медленно, изводяще ныла бедренная кость. Весь оставшийся атен он отдал для мальчика из соседней палаты. Не то, чтобы сильная боль, так, ноет все время... неприятно.

И жутко как-то на душе, нехорошо. Ильке сегодня была грустная. Арнис закрыл глаза и восстановил в памяти ее прикосновения... какие нежные, легкие пальцы. Господи, прости, ведь это ужасно, думать так, Ильгет замужем, и... Почему только у нее такие глаза печальные? Неужели из-за меня неприятности?

Знакомый шорох вырвал Арниса из полусонной грезы. Он повернул голову. Сердце тоскливо заныло — опять.

Старик с полузакрытыми глазами, покачиваясь, но вполне твердо стоял над ним.

А ведь сегодня врачи уже говорили — вышел из комы. Он уже разговаривал...

— Иди ложись, — сказал Арнис с тоской.

— Ну что ты... раз уж ты явился ко мне, я не оставлю тебя, — не разжимая губ свистящим шепотом ответил больной.

— Зачем тебе сдался этот старик? Ты не можешь без него?

— Всему свое время, ско. Ты все узнаешь. Так на чем мы остановились в последний раз? Да, Арнис, попробуй помолиться... старик все равно долго не проживет.

— Ублюдок, — прошептал Арнис с ненавистью, — козел, сволочь.

— Мы остановились на Нико, не так ли? Я же говорил, ты уцелеешь, а погибнут все, кто будет рядом с тобой. Вот посмотри... не он ли хотел пересесть в ландер — пересел, однако, ты. А Нико погиб. Ты знаешь, где он теперь?

— Он в Царствии Небесном, ублюдок, а вот ты в аду.

— Правильно. И ты будешь вместе со мной. Кого ты убьешь следующим? — вдруг больной мелко и противно захихикал, — впрочем, я догадываюсь.

Арнис закрыл глаза. Собрал мысли воедино. Произнес негромко, но четко.

— Уйди от меня, дьявол. Уйди. Мне плевать на все, что ты скажешь. Ты виноват во всех этих смертях — не я. Я не виноват. Бог простил меня. Уйди и не трогай меня. И оставь старика.

— Хорошо, мы попробуем кое-что другое, — тон речи старика вдруг сменился. И тотчас он согнул сухонькие руки в локтях и навалился на Арниса...

Как раз в том самом месте, где гипс расходился над переломанной грудной клеткой.

За долю секунды Арнис понял, что произойдет сейчас, и приготовился — и только поэтому сразу же смог удержать крик. Господи, какая боль! Перед глазами поплыли круги...

— Давай, давай, кричи! — поощрительно зашептал старик, — это же невозможно терпеть. Крикни, ты давно хотел... придет медсестра...

И он умрет. Он рванется, упадет — и умрет. И оттолкнуть — это тоже разбудит старика, и убьет его. Да и руки не поднимаются... Не поднимаются. Как будто силовым полем прикованы, а это и есть поле, только другое. Арнис шипел сквозь стиснутые зубы, впиваясь пальцами в железные края койки. Это нельзя терпеть.... это невозможно, немыслимо.

— Это нельзя терпеть, это не в человеческих силах, — уговаривал старик, все сильнее надавливая на ребра, — есть вещи, которых человеку не выдержать. Давай, Арнис... Ты все равно не сможешь. Давай, ты же раб Божий, ты за себя не отвечаешь, а Бог тебе все простит, ты сам сказал.

Господи, помилуй... это невозможно, немыслимо... Арнис не видел почти ничего, зрение отказало... терпи, ско, ты же знал, на что шел.

— Ну давай, ско, — ласково шептал старик, все сильнее нажимая на ребра, — давай, ты же не можешь терпеть, у тебя же сил нет, ну крикни, хоть раз...

И убей его криком.

Не могу больше... не могу. Хоть бы сознание потерять... Не выдержать больше!

— Давай, Арнис, просто не молчи, ну, я же знаю, что тебе больно... Ты же раб, а раб не отвечает ни за что...

Господи! Хоть бы пришел кто-нибудь! Нет, это нельзя терпеть... Слезы катятся градом. Пошел бы ты в задницу, сволочь... все, не могу больше... что же делать... что делать...

Мир медленно погружается в темноту.

Ильгет вернулась из больницы. Свекровь была дома. Ильгет сказала «здрасте» и проскользнула в спальню — не очень-то хотелось общаться.

С Арнисом что-то произошло в последние два дня. Он выглядит очень уставшим, и кажется, все время хочет спать. Вокруг глаз — темные круги, явственные, как очки, глаза запали, лицо бледное, и кожа — сухая, как пергамент. Губы почему-то искусаны, распухли, даже кровь сегодня Ильгет заметила.

Вроде бы Арнис оживился, когда она пришла, обрадовался, они начали разговаривать, но уже через четверть часа Ильгет заметила, что ему тяжело... глаза то и дело закрываются. Он ничего не говорил, не объяснял, отшучивался — но ведь что-то с ним происходило... Ильгет даже подошла к дежурной медсестре, но та сказала, что ничего особенного, температура нормальная, короче говоря, никаких оснований для беспокойства. Боль? У Арниса больше нет чудесных таблеток, но ведь боль не может быть такой сильной сейчас. Словом, Ильгет ничего не понимала, все это ее очень расстроило. И почему-то, когда она уходила и прощалась с Арнисом, в глазах его промелькнул страх. Ужас даже... Как будто он боялся один остаться.

Ильгет была настолько погружена в мысли об Арнисе, что даже присутствие свекрови ее не особенно расстроило. Сквозь тонкую дверь все было слышно — как обычно. Норка не пошла за Ильгет, осталась в зале. Раздавалась воркотня свекрови.

— Сколько от этой собаки грязи, ужас... И это же надо — собаку в ванне мыть. Как свиньи, и сами там моются, и собаку купают.

Пита ничего не отвечал. Ильгет села за стол, положила подбородок на скрещенные руки. Скорее бы уж прилетали эти спасатели... Конечно, тогда уже не с кем будет поговорить. И некому будет показать свои творения — Арнис их все-таки прочел и сегодня только и говорил о них. Ему очень, очень понравилось. Вообще, если он улетит, кончится все. Но здесь он может просто умереть, с ним происходит что-то ужасное, непонятно что. А там, на Квирине, все-таки медицина надежная.

Свекровь за стеной рассказывала в тысячу пятисотый раз, как она в молодости училась в университете и работала на стройке, и при этом растила ребенка — героическая женщина.