Загадка Эндхауза - Кристи Агата - Страница 3

– Он испытывает к ней нежные чувства? Как по-вашему, Гастингс?

– Но, дорогой мой Пуаро! Откуда же мне знать? Погодите-ка, дайте сюда шляпу. Она понадобится даме. Я отнесу ее.

Он не обратил внимания на мои слова и так же медленно продолжал вертеть шляпку на пальце.

– Погодите. Это меня забавляет.

– Полноте, Пуаро.

– Вы правы, друг мой, я старею и впадаю в детство. Не правда ли?

Он так точно передал мою мысль, что мне стало не по себе. Пуаро хмыкнул и, наклонившись вперед, приложил палец к носу.

– Но нет, я все же не настолько слабоумен, как вам кажется! Мы возвратим эту шляпку – вне всякого сомнения, – только позже! Мы отнесем ее в Эндхауз и, таким образом, сможем еще раз повидать прелестную мисс Ник.

– Пуаро, – проговорил я, – мне кажется, что вы влюбились.

– А она хорошенькая, а?

– Да вы ведь сами видели. Чего же спрашивать?

– Увы, я не могу судить. По мне, сейчас все молодое прекрасно. Молодость… молодость… Вот трагедия моего возраста. Но вы… Я взываю к вам. Ваш вкус, конечно, устарел – вы слишком долго прожили в Аргентине. Вас приводят в восторг образчики пятилетней давности, но все-таки вы современнее меня. Итак, она хорошенькая? Она может нравиться?

– Я бы сказал, даже очень. Но почему вас так заинтересовала эта леди?

– Она меня заинтересовала?

– Гм… сами вспомните, о чем вы только что говорили.

– Вы заблуждаетесь, мой друг. Леди, возможно, и заинтересовала меня, однако ее шляпка интересует меня гораздо больше.

Я вытаращил на него глаза, но он и бровью не повел.

– Да, Гастингс, именно шляпка, – кивнул он и протянул ее мне. – Вы догадались почему?

– Шляпка славненькая, – проговорил я в замешательстве. – Однако вполне обыкновенная. Многие девушки носят такие.

– Таких они не носят.

Я посмотрел на нее повнимательнее.

– Видите, Гастингс?

– Очень гладкий светло-коричневый фетр. Хороший фасон…

– Я не просил ее описывать. Мне уже ясно, что вы ничего не замечаете. Уму непостижимо, бедный вы мой Гастингс, как редко вам случается хоть что-то заметить. Вы каждый раз заново поражаете меня. Но поглядите же, мой милый дурачина, здесь можно обойтись и без извилин – достаточно глаз. Глядите же… глядите…

И тут я наконец заметил то, к чему Пуаро пытался привлечь мое внимание. Шляпка медленно крутилась на его пальце, а палец был просунут в дырочку. Увидев, что я сообразил, в чем дело, он протянул мне шляпку. Дырочка была маленькая, аккуратная и абсолютно круглая, но я не мог себе представить, в чем же ее назначение, если таковое вообще имелось.

– Вы обратили внимание, как мадемуазель Ник отшатнулась от пчелы? Пчелка в чепчике – дырка в шляпке.

– Но не могла же пчела проделать этакую дырку.

– Вот именно, Гастингс! Какая проницательность! Не могла. А пуля могла, мой дорогой!

– Пуля?!

– Ну да. Вот такая.

Он протянул руку, показывая что-то маленькое, лежавшее на его ладони.

– Пуля, мой друг. Вот что упало на террасу во время нашей беседы. Пуля!

– Так, значит?..

– Так, значит, сантиметр-другой, и дырка была бы не в шляпке, а в голове. Теперь вы поняли, что меня заинтересовало? Вы были правы, друг мой, когда советовали мне не зарекаться. Да… все мы люди! О! Но он совершил непростительную ошибку, этот несостоявшийся убийца, когда спустил курок в дюжине ярдов от Эркюля Пуаро! Вот уж воистину не повезло! Теперь вы поняли, для чего нам нужно проникнуть в Эндхауз и поближе познакомиться с мадемуазель Ник? За три дня она трижды избежала верной смерти. Это ее слова. Мы не можем медлить, Гастингс. Опасность очень велика.

Глава 2

Эндхауз

– Пуаро, – сказал я. – Я только что думал…

– Очаровательное занятие, мой друг. Не гнушайтесь им и впредь.

Мы завтракали, сидя друг против друга за маленьким столиком у окна.

Я продолжал:

– Стреляли, очевидно, где-то очень близко. А выстрела мы не слышали.

– Вы, конечно, уверены, что в мирной тишине, нарушаемой только плеском морских волн, мы обязательно должны были его услышать?

– Во всяком случае, это странно.

– Ничуть. Есть звуки, с которыми свыкаешься так быстро, что их вообще не замечаешь. Все это утро, друг мой, по заливу носились быстроходные моторные лодки. Сперва вы жаловались на шум, а вскоре попросту перестали его замечать. Но в самом деле, покуда такая лодка находится в море, можно строчить из пулемета, и то не будет слышно.

– Пожалуй, верно.

– О! Поглядите-ка, – вполголоса произнес Пуаро. – Мадемуазель и ее друзья. Похоже, они собираются здесь завтракать. Стало быть, мне придется возвратить шляпку. Но это несущественно. Разговор достаточно серьезен для того, чтобы начать его и без предлога.

Он торопливо вскочил, быстро прошел через зал и с поклоном протянул шляпку мисс Бакли, которая усаживалась за стол со своими приятелями.

Их было четверо: Ник Бакли, капитан третьего ранга Челленджер и еще какой-то мужчина с дамой. С того места, где мы сидели, их почти невозможно было разглядеть. Временами до нас долетал громовой хохот моряка. Он казался простым и добродушным малым и понравился мне с первого взгляда.

За завтраком мой друг был молчалив и рассеян. Он крошил хлеб, издавал какие-то невнятные восклицания и выстраивал в симметричном порядке все, что стояло на столе. Я попытался было завязать разговор, но вскоре махнул рукой.

Пуаро давно уже покончил с сыром, но продолжал сидеть за столом. Однако, как только компания мисс Бакли вышла из зала и устроилась за столиком в салоне, он вдруг поднялся, твердым шагом промаршировал к ним и без всяких предисловий обратился к Ник:

– Не уделите ли вы мне чуточку внимания, мадемуазель?

Девушка нахмурилась. Да и неудивительно. Она, конечно, испугалась, что чудаковатый маленький иностранец окажется слишком докучливым знакомым. Я представил себе, как в ее глазах выглядит поведение моего друга, и от души ей посочувствовал.

Довольно неохотно она отошла от столика.

Пуаро принялся что-то тихо и торопливо говорить ей. При первых же его словах на ее лице появилось удивленное выражение.

А я тем временем стоял как неприкаянный. По счастью, Челленджер, заметивший мое смущение, с готовностью пришел мне на помощь, предложив сигарету и заговорив о разных пустяках. Мы с ним сразу оценили друг друга и почувствовали взаимную симпатию. Мне кажется, я был для него более подходящей компанией, чем мужчина, с которым он только что завтракал.

Теперь я наконец смог разглядеть и его собеседника. Это был щеголевато одетый красавец, высокого роста, белокурый, с крупным носом. Держался он высокомерно, томно растягивал слова и, что мне больше всего не понравилось, был какой-то очень уж холеный.

Я перевел взгляд на женщину. Она сняла шляпку и сидела в большом кресле прямо напротив меня. «Усталая мадонна» – вот определение, которое лучше всего к ней подходило. Ее белокурые, почти льняные волосы, разделенные прямым пробором, были гладко начесаны на уши и собраны узлом на затылке. Измученное лицо было мертвенно-бледным и в то же время удивительно привлекательным. В светло-серых, с большими зрачками глазах застыло странное выражение отрешенности. Женщина внимательно разглядывала меня. Внезапно она заговорила:

– Присядьте… пока ваш друг не кончит там с Ник.

Ее голос звучал как-то делано-томно и принужденно, но была в нем неуловимая прелесть – этакая звучная, ленивая красота. Мне подумалось, что я никогда еще не встречал такого усталого существа. Усталого не телом, а душой, как будто она вдруг открыла, что все на этом свете пусто и ничтожно.

– Мисс Бакли очень любезно помогла нынче утром моему другу, когда он подвернул лодыжку, – пояснил я, принимая ее приглашение.

– Ник рассказывала мне. – Она подняла на меня глаза, и я увидел в них прежнее отрешенное выражение. – Все обошлось, не так ли?

Я почувствовал, что краснею.

– Да. Пустячное растяжение.