Убийство в доме викария - Кристи Агата - Страница 51

Мисс Марпл тоже улыбнулась – и это была снисходительная улыбка.

– Я запомнила одно присловье своей двоюродной бабушки Фанни. Мне тогда было шестнадцать, и оно казалось мне ужасно глупым.

– Да? – заинтересовался я.

– Бабушка любила повторять: «Молодым кажется, что старики глупы, но старики-то знают, что глупы – молодые!»

Глава 32

Рассказать осталось совсем немного. План мисс Марпл полностью себя оправдал. Так как именно Лоуренс Реддинг пытался убить Хоуза, намек на то, что есть свидетель, который видел, как он подменил лекарство, заставил его сделать глупость. Нечистая совесть не дает покоя.

Конечно, положение его было не из легких. Первым его побуждением, я думаю, было бежать куда глаза глядят. Но ведь он не мог бросить соучастницу. Он не посмел исчезнуть, не переговорив с ней, а ждать до утра не рискнул. Той же ночью он проник в Старую Усадьбу, а за ним следом два самых надежных подчиненных полковника Мельчетта. Он бросил горсть гравия в окно Анны Протеро, разбудил ее и отчаянным шепотом вызвал вниз, поговорить. Несомненно, снаружи они чувствовали себя в большей безопасности, чем в доме, – Летиция могла проснуться. Летицию они не разбудили, зато двое полицейских подслушали весь разговор от начала до конца. Никаких сомнений не оставалось. Мисс Марпл оказалась права во всем до мелочей.

Суд над Лоуренсом Реддингом и Анной Протеро – достояние гласности. Я не намерен повторять отчеты прессы. Замечу только, что большие почести выпали на долю инспектора Слака, благодаря служебному рвению и уму которого преступники были переданы в руки правосудия. Естественно, об участии мисс Марпл нигде не упомянуто. Да она сама пришла бы в ужас при одной мысли об этом.

Летиция зашла ко мне перед самым судом. Она вплыла в дверь моего кабинета, как всегда похожая на бесплотную тень. Она сказала, что с самого начала была уверена в виновности мачехи. Под предлогом поисков желтого беретика она хотела обыскать кабинет получше – надеялась, что ей удастся обнаружить что-нибудь, укрывшееся от глаз полиции.

– Знаете, – протянула она своим отрешенным голоском, – они же не могли ее так ненавидеть, как я. А ненависть очень помогает.

Она ничего не нашла, но зато подбросила под стол сережку Анны.

– Раз я знала, что она убийца, то какая разница. А в том, что убила она, у меня сомнений не было.

Я незаметно вздохнул. Летиция никогда не научится понимать некоторые вещи. В каком-то отношении она поражена моральным дальтонизмом.

– Какие у вас планы, Летиция? – спросил я.

– Когда все будет позади, я уеду за границу. – Она помолчала и добавила: – Я еду за границу со своей матерью.

Я взглянул на нее, не веря своим ушам.

Она кивнула.

– Неужели вы не догадывались? Миссис Лестрэндж – моя мать. Она при смерти, знаете? Она хотела со мной повидаться и приехала сюда под вымышленным именем. Ей помогал доктор Хэйдок. Он очень старый друг, когда-то был в нее по уши влюблен – видно невооруженным глазом! Он к ней неравнодушен. Мужчины всегда сходили с ума по маме, я знаю. Она и сейчас ужасно привлекательна. Во всяком случае, доктор Хэйдок ею очарован и во всем помогал ей. Свое настоящее имя она скрыла – люди обо всем болтают и сплетничают, противно! Она тогда пошла к отцу, сказала, что умирает и очень хочет меня повидать. А отец вел себя как скотина. Сказал, что она потеряла все родительские права и что я думаю, будто она умерла. Как бы не так, меня не проведешь! Такие, как отец, никогда дальше своего носа не видят!

Но мама сдаваться не собиралась, она у меня с характером. Она просто считала, что приличнее обратиться сперва к отцу, а когда он ей так нагрубил, послала мне записочку, мы договорились, что я уйду с тенниса пораньше и встречусь с ней в конце тропинки в четверть седьмого. Мы просто встретились на минутку и условились, когда встретимся снова. Расстались до половины седьмого. А потом я была в кошмарном состоянии – боялась, что ее обвинят в убийстве отца. Уж у нее-то была причина его ненавидеть. Поэтому я и добралась до ее портрета – там, на чердаке – и изрезала его. Полиция могла разнюхать про портрет и узнать ее – вот чего я боялась. И доктор Хэйдок тоже перетрусил. Мне даже казалось, что он иногда всерьез думает, что она и есть убийца! Мама такая отчаянная. Она не думает о последствиях.

Она на минуту замолчала.

– Вот что странно... Мы с ней действительно родные. А отец мне был как неродной. Но мама... ладно, я еду с ней за границу, это решено. Я буду рядом с ней до... до конца.

Она встала, и я взял ее руку в свои.

– Да благословит Господь вас обеих, – сказал я. – Я уверен, что в один прекрасный день вас ждет большое счастье, Летиция.

– Пора бы, – сказала она, пытаясь засмеяться. – До сих пор оно меня не очень-то баловало, а? Да ну, в конце концов, это неважно. Прощайте, мистер Клемент. Вы всегда ко мне хорошо относились, вы ужасно добрый, и Гризельда тоже.

Гризельда!

Пришлось рассказать ей начистоту, как ужасно огорчило меня анонимное письмо; сначала она рассмеялась, а потом с самым серьезным видом меня отчитала.

– Тем более, – сказала она в заключение, – что я собираюсь в будущем стать скромной и богобоязненной – в точности как отцы пилигримы[39].

Я никак не мог представить себе Гризельду в роли отца пилигрима.

Она продолжала:

– Понимаешь, Лен, в мою жизнь скоро войдет что-то новое, и я стану более спокойной, уравновешенной. В твою жизнь оно тоже войдет, только тебе оно принесет радость, молодость, во всяком случае, я на это надеюсь! И ты не будешь то и дело называть меня «дорогое дитя», когда у нас будет настоящий ребенок, мой и твой. Знаешь, Лен, я решила, что пора мне стать настоящей «женой и матерью» (как пишется в книгах), и домашним хозяйством тоже займусь всерьез. Я уже купила три книжки: две – «Домоводство» и одну – «Материнская любовь», и если уж это не сделает меня идеальной, я не знаю, что еще для этого нужно! Книжки потешные, я смеялась до колик, нет, написаны они всерьез, ну ты сам понимаешь. Смешнее всего про воспитание молодого поколения.

– А ты случайно не купила книгу «Как надо обращаться с мужем», признавайся? – спросил я с опаской и привлек ее к себе.

– Мне она ни к чему, – отвечала Гризельда. – Я образцовая жена. Я люблю тебя всем сердцем. Что тебе еще нужно?

– Ничего, – сказал я.

– Ты не мог бы сказать, ну хоть один-единственный разок, что безумно меня любишь, а?

– Гризельда, – сказал я, – я тебя обожаю! Я тебя боготворю! Я люблю тебя безумно, безнадежно и страстно, да простит мне Бог!

Моя жена глубоко и удовлетворенно вздохнула.

Вдруг она выскользнула из моих объятий.

– Вот досада! Сюда идет мисс Марпл. Ни словечка ей, слышишь! Не хватало мне только, чтобы мне подсовывали подушки под спину и настаивали, чтобы я держала ноги повыше! Скажи, что я ушла играть в гольф. Это собьет ее со следа, и это чистая правда – я забыла там свой желтый свитер, а он мне нужен.

Мисс Марпл подошла к окну, смущенно остановилась поодаль и спросила, может ли она видеть Гризельду.

– Гризельда, – сказал я, – ушла на поле для гольфа.

В глазах мисс Марпл вспыхнула тревога.

– О! Но, согласитесь, это крайне неосторожно в ее положении.

И она залилась самым милым, старомодным, стародевически-стыдливым румянцем, как и подобает настоящей леди.

Чтобы скрыть минутное замешательство, мы торопливо заговорили о деле Протеро, вспомнили «доктора Стоуна», который оказался вором и мошенником, известным под многими именами и кличками. С мисс Крэм, кстати, было полностью снято обвинение в соучастии. Она после долгого запирательства призналась в том, что отнесла чемодан в лес, но сделала это по доверчивости – доктор Стоун ее уверил, что опасается соперничающих с ним археологов – от них всего можно ожидать, даже открытого грабежа ради того, чтобы дискредитировать его теорию. Судя по всему, девушка приняла эти россказни за чистую монету. А теперь, как поговаривают в деревне, она отправилась на поиски какого-нибудь неподдельного пожилого холостяка, которому нужна секретарша.