Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Убийство в доме викария - Кристи Агата - Страница 35


35
Изменить размер шрифта:

Мы уставились друг на друга. Я, в частности, уставился на мисс Марпл.

– Чрезвычайно странно, – сказал я.

– Чемодан, – сказала мисс Марпл.

– Но зачем? – сказала Гризельда.

– Совсем как в той истории – человек ходил по домам, выдавая себя за инспектора газовой компании, – сказала, ни к кому не обращаясь, мисс Марпл. – Немалый улов он унес, немалый.

– Самозванец, – произнес Рэймонд Уэст. – Это уже интересно.

– Замешан ли он в убийстве – вот в чем вопрос, – сказала Гризельда.

– Вовсе не обязательно, – сказал я. – Однако... – И я взглянул на мисс Марпл.

– Это странное дело, – сказала она. – Еще одно странное дело.

– Да, – сказал я, вставая. – И мне кажется, что об этом надо немедленно поставить в известность инспектора полиции.

Глава 22

Как только я дозвонился до инспектора Слака, мне тут же были даны короткие, категорические приказания. Ничто не должно «просочиться». Главное – не спугнуть мисс Крэм. Тем временем будут организованы поиски чемодана в районе раскопа.

Мы с Гризельдой вернулись домой, взволнованные новыми открытиями. В присутствии Денниса мы не могли поговорить – мы честно обещали инспектору Слаку не проронить ни словечка кому бы то ни было.

Но Деннису было не до нас – у него были свои заботы. Он вошел ко мне в кабинет и принялся слоняться, шаркая ногами, вертеть в руках что попало, и вообще вид у него был крайне растерянный и смущенный.

– В чем дело, Деннис? – наконец не выдержал я.

– Дядя Лен, я не хочу идти во флот.

Я удивился. Казалось, что мальчик твердо выбрал будущую профессию.

– Ведь ты об этом так мечтал.

– Да, а теперь передумал.

– Что же ты собираешься делать?

– Хочу стать финансистом.

Я удивился еще больше.

– Как финансистом?

– Обыкновенно. Хочу работать в городе, в Сити.

– Послушай, милый мой мальчик, я уверен, что эта жизнь не для тебя. Даже если я устрою тебя на работу в банк...

Деннис сказал, что он думал не об этом. В банке ему делать нечего. Я спросил, что он конкретно имел в виду, и, разумеется, он сам не знал, чего хочет, как я и догадывался.

В его понимании «стать финансистом» значило побыстрее разбогатеть; с юношеским оптимизмом он считал, что это дело верное, достаточно «работать в Сити». Я попытался рассеять его заблуждения, стараясь не обидеть его.

– А что навело тебя на эти мысли? – спросил я. – Ты был вполне доволен перспективой служить в торговом флоте.

– Верно, дядя Лен, только я подумал... Когда придет время жениться, понимаешь, чтобы жениться на хорошей девушке, надо быть богатым.

– Твоя теория не подтверждается фактами, – заметил я.

– Знаю. Но я говорю о настоящей хорошей девушке. Из хорошей семьи. Она к этому привыкла.

Несмотря на туманные выражения, я понимал, кого он имеет в виду.

– Но ведь не все девушки похожи на Летицию Протеро, – сказал я ласково.

Он все равно вспылил:

– Ты к ней ужасно несправедлив. Тебе она не нравится. И Гризельде тоже. Она называет ее занудой!

Со своей, чисто женской, точки зрения Гризельда совершенно права. Летиция и вправду нагоняет на человека скуку. Но мне было вполне понятно, почему это слово задело Денниса.

– Почему люди не могут понять, пожалеть! Даже Хартли Напье, и те на нее напустились – в такое тяжелое время! Подумаешь – ну, ушла она с их дурацкой теннисной игры чуть пораньше. Обязана она, что ли, торчать там, если ей надоело? По-моему, еще много чести, что она вообще туда пошла.

– В самом деле большая честь, – сказал я, но Деннис не заподозрил сарказма. Он весь кипел от обиды за Летицию.

– А на самом деле она такая чуткая. Суди сам – она меня заставила там остаться. Само собой, я тоже собрался уходить. Но она об этом и слышать не хотела. Сказала, что Хартли Напье ужасно обидятся. И я остался еще минут на пятнадцать ради нее.

У молодежи какие-то странные представления о чуткости.

– А теперь, как мне сказали, Сюзанна Хартли Напье всем говорит, что Летиция жутко невоспитанная.

– На твоем месте я бы не обращал на это внимания, – сказал я.

– Тебе легко говорить, а я... – Голос у него прервался от волнения. – Я... Я ради нее готов на все.

– Очень немногие из нас могут сделать хоть что-то для другого человека. Как бы мы ни старались, это не в наших силах.

– Лучше бы мне умереть, – сказал Деннис.

Бедный малый! Эта полудетская любовь всегда протекает как острое заболевание. Я не позволил себе сказать ни одной банальной и поучительной фразы, которые так и просятся на язык, – это только разобидело бы его вконец. Я просто пожелал ему спокойной ночи, и мы разошлись.

Наутро у меня была с восьми часов служба, а вернувшись, я увидел Гризельду за столом, накрытым для завтрака, в руках она держала письмо. Письмо было от Анны Протеро.

«Дорогая Гризельда, если вы с викарием сможете зайти сегодня к ленчу, я буду очень признательна. Произошло нечто чрезвычайно странное, и я хотела бы посоветоваться с мистером Клементом.

Пожалуйста, не упоминайте об этом, когда будете у нас, – я никому ничего не сказала.

С любовью, искренне ваша,

Анна Протеро».

– Непременно надо пойти, – сказала Гризельда.

Я согласился.

– Интересно, что там произошло?

Мне тоже было интересно.

– Знаешь, – сказал я Гризельде, – у меня такое чувство, что это дело затянется надолго.

– Ты хочешь сказать – пока не арестуют настоящего убийцу?

– Нет, – ответил я. – Я имел в виду другое. Видишь ли, в этом деле столько разветвлений, столько подводных течений, о которых мы и не догадываемся. Нужно выяснить множество загадочных обстоятельств, прежде чем мы доберемся до сути дела.

– Понимаю, ты говоришь о тех обстоятельствах, которые сами по себе ничего не значат, но мешают и путаются под ногами?

– Пожалуй, ты довольно точно истолковала мои слова.

– А по-моему, мы устраиваем много шуму из ничего, – сказал Деннис, намазывая хлеб повидлом. – Ведь это здорово, что старик Протеро отправился к праотцам. Никто его не любил. Пусть у полиции голова болит – это их дело, пусть и суетятся. Я лично надеюсь, что они никогда не изловят убийцу. Еще не хватало, чтобы Слак получил повышение и ходил надутый от важности, как индюк, воображая, что он великий сыщик.

Признаюсь, что я не настолько чужд простым человеческим чувствам, чтобы не разделять его мнения по поводу Слака. Человеку, который всегда и повсюду, словно нарочно, восстанавливает людей против себя, не приходится ждать от них хорошего отношения.

– Доктор Хэйдок со мной согласен, – продолжал Деннис. – Он ни за что не выдал бы убийцу властям. Он мне так и сказал.

Вот в этом, мне кажется, опасная черта воззрений Хэйдока. Сами по себе его взгляды, возможно, заслуживают уважения – не мне судить, – но на молодой неокрепший ум они могут оказать действие, совершенно неожиданное для самого Хэйдока.

Гризельда выглянула в окно и сообщила, что в саду у нас репортеры.

– Наверное, опять фотографируют окна кабинета, – сказала она со вздохом.

Нам пришлось немало претерпеть от подобных нашествий. Поначалу – жители деревни, полные праздного любопытства, ни один из них не преминул постоять и поглазеть разинув рот. Потом пошла в наступление армия газетчиков, вооруженная фотоаппаратами, а за ними – опять зеваки: поглазеть теперь уже на газетчиков. В конце концов пришлось поставить на страже у окон кабинета констебля из Мач-Бенэма.

– Хорошо, что похороны состоятся завтра утром, – сказал я. – После этого все страсти улягутся, я уверен.

Когда мы подошли к Старой Усадьбе, нас уже подстерегали несколько репортеров. Они засыпали меня самыми разнообразными вопросами, на которые я давал неизменный ответ (мы решили, что это наилучший выход), а именно: «Мне нечего сказать».

Дворецкий проводил нас в гостиную, где оказалась единственная гостья – мисс Крэм, которая явно была в превосходном настроении.