Правдивая история про девочку Эмили и ее хвост - Кесслер Лиз - Страница 13

— Хлестко! — Шона смотрела на миссис Крутохвост с нескрываемым восторгом.

— Подготовка к его визиту длилась несколько недель, — продолжила та. — Как вы знаете, Нептун ужасно обижается, если его не осыпают всевозможными подарками и роскошными драгоценностями. Наши тритоны ежедневно обшаривали подводные скалы на несколько миль вокруг в поисках драгоценных камней. В результате мы преподнесли ему новый скипетр.

— Ему понравилось?

— Очень. В благодарность он подарил городу одного из своих дельфинов.

— А встречи между людьми и тритонами? — спросила я. — Они прекратились?

— К сожалению, нет. Они продолжали встречаться тайком. Уж не знаю, мучила их совесть или нет… Ослушаться самого Нептуна!

— А браки… — у меня перехватило дыхание.

— Да, был тут один тритон. Поэт по имени Джейк. Он женился на человеческой женщине, на Радужных Камнях.

Что-то всплывало со дна моей памяти, какие-то мысли, легкие и стремительные, словно пузырьки воздуха, которые я никак не могла ухватить.

— А как была его фамилия? — напряженным голосом спросила Шона, глядя куда-то в сторону.

Миссис Крутохвост снова поправила прическу и наморщила лоб, вспоминая:

— Вирлстенд? Вичмэп? Висплэч? Нет, не помню…

Я опустила голову и крепко зажмурилась.

— Может быть, Виндснэп?

— Виндснэп! Да, очень может быть.

Пузырьки превратились в камни, ставшие у меня поперек горла.

— У них даже родилась дочь, — сообщила учительница — Тут-то их и поймали.

— А когда это случилось? — с трудом выдавила я.

— Сейчас скажу… Лет двенадцать-тринадцать назад.

Я кивнула, не смея произнести ни слова.

— Вот так они себя и выдали. Глупая женщина притащила ребенка на Радужные Камни, и тут-то мы этого тритона и отловили.

— Отловили? А куда вы его дели? — спросила Шона.

— В тюрьму, конечно, — миссис Крутохвост самодовольно улыбнулась. — Нептун решил, что Джейк должен стать показательным примером для всех и осудил его на пожизненное заключение.

— А что стало с… ребенком? — спросила я, чувствуя, как сжимается мое горло.

— Кто ею знает… Но отношения этих двоих мы разорвали. — Миссис Крутохвост снова улыбнулась. — Когда ты вырастешь и станешь сиреной, Шона, то будешь заниматься как раз подобными вещами. Я уверена, что ты достигнешь высшей степени мастерства в стирании памяти.

Шона густо покраснела.

— Я еще точно не решила, кем буду, — пробормотала она.

— Ну, ладно. — Миссис Крутохвост окинула взглядом комнату. Тритончики и русалочки по-прежнему сосредоточенно читали. — Если у вас больше нет вопросов, девочки, я, пожалуй, вернусь к своему библиотечному кружку.

— Да, конечно. Спасибо вам огромное. — Сама не знаю, как у меня хватило сил ответить.

Плеснув хвостом, Миссис Крутохвост направилась прочь, а мы еще некоторое время сидели молча.

— Это ведь была я, да? — проговорила я наконец, тупо глядя в пустоту перед собой.

— А ты бы хотела, чтобы это была ты?

— Я сама не знаю, чего хочу. Я теперь даже не знаю, кто я такая.

Зависнув перед мной, Шона заставила меня поднять голову.

— Эмили, может быть, нам удастся разузнать что-нибудь еще. Главное, он жив! Он где-то здесь!

— Ну да, в тюрьме, с пожизненным заключением…

— Зато теперь ты знаешь, что он не хотел бросать тебя.

Может быть, он помнит обо мне. Может, действительно, стоит попробовать разузнать еще что-нибудь.

— По-моему, нам надо вернуться к обломкам «Вояджера», — заявила Шона.

— Ни за что!

— Ты сама подумай! Сон твоей мамы, рассказ миссис Крутохвост, всё сходится: может, твои родители бывали на этом корабле вместе.

Возможно, Шона права. В любом случае, никакого другого объяснения я придумать не могла.

— Мне надо подумать, — сказала я. — Хотя бы несколько дней.

— Тогда что, до среды?

— Ага. Слушай, мне пора! — Я решительно направилась к закрученной спирали выхода.

— С тобой будет всё в порядке?

— Конечно, — я попыталась выдавить из себя улыбку. Как знать, что со мной теперь будет?

Я плыла домой сквозь спокойные воды, но в голове моей бушевала настоящая буря.

Глава седьмая

Ты ешь или дурака валяешь? — Опустив очки на кончик носа, мама смотрела, как я вожу ложкой в миске с хлопьями. Молоко темнело на глазах, а хлопья превращались в кашу.

— Что? Ой, извини. — Я отправила в рот полную ложку. И снова принялась размешивать содержимое миски.

Мама сидела напротив, просматривая газету, то хмурясь, то цокая языком, то поправляя очки на носу.

Как же выяснить, что происходит? Ведь вопросы, подобные тем, что мучают меня сейчас, не задают просто так, между прочим, за завтраком: «А кстати, мамочка, ты, случайно, не была замужем за тритоном? У вас еще родился ребенок, после чего тритон бесследно исчез. Тебе никогда не приходило в голову рассказать об этом своей дочери, а?»

Я с досадой хлопнула ложкой по хлопьям, расплескав молоко по всему столу.

— Аккуратнее, детка. — Мама смахнула брызги с газеты. Потом подняла глаза. — Что с тобой? Ты, вроде, всегда завтракаешь с удовольствием?

— Всё нормально.

Вскочив, я выплеснула молоко в раковину.

— Эмили?

Не отвечая, я снова уселась за стол и принялась накручивать прядь волос на палец.

Мама сняла очки — значит, готовится к серьезному разговору. Сложила руки на груди — к оченьсерьезному разговору.

— Я жду. — Губы у нее сжались в ниточку, взгляд стал напряженным. — Эмили, я сказала..

— Почему ты никогда не рассказывала мне об отце?

Мама дернулась так, словно я ее ударила.

—  Что?!

— Ты никогда не рассказывала о моем отце, — повторила я тише. — Я совсем ничего о нём не знаю. Как будто его вообще никогда не было.

Мама снова надела очки. Потом опять сняла и встала из-за стола. Зажгла газовую плиту, поставила чайник на конфорку и замерла, глядя на огонь.

— Даже не знаю, что тебе ответить, — пробормотала она.

— Расскажи мне о нём.

— Я бы с удовольствием, милая, правда.

— Тогда почему же не рассказываешь?

У нее на глаза навернулись слезы; она смахнула их рукавом.

— Сама не знаю. Я не могу… не могу.

Не выношу, когда мама плачет!

— Да ладно, бог с ним. Только не обижайся. — Вскочив с места, я обняла ее за плечи. — Это неважно.

— Нет, важно! — Она вытерла нос уголком скатерти. — Я хочу рассказать. Но не могу, не могу…

— Правда, мам, всё в порядке. Не надо ничего говорить.

— Но я хочу, — всхлипнула она. — Просто не могу ничего вспомнить!

— Не можешь вспомнить?! — слегка отодвинувшись, я недоуменно уставилась на нее. — Ты не помнишь человека, за которым была замужем?

Она смотрела на меня покрасневшими от слез глазами.

— Ну… да… нет… Понимаешь, иногда мне кажется, что я что-то припоминаю, а потом снова всё пропадает. Словно растворяется.

— Пропадает…

— Так же, как он сам когда-то, — тихо произнесла она, закрывая лицо руками и вздрагивая. — Я не помню собственного мужа! Твоего отца. Наверное, я ужасная мать…

— Прекрати. — Я тяжело вздохнула. — Ты замечательная. Самая лучшая мама на свете.

— Правда? — Она разгладила юбку.

Я слабо улыбнулась. Вскинув голову, мама ласково провела пальцем по моей щеке.

— Я, наверное, сказала что-то такое, что вывело тебя из равновесия, да? — спросила она тихо.

— Всё, не будем больше об этом. Это неважно. Хорошо?

— Но ты имеешь право…

— Всё, мам. Хватит! — твердо сказала я. — Кстати, не подкинешь мне немного деньжат?

— Ах ты, малявка. — Всхлипнув последний раз, она легонько ущипнула меня за щеку. — Неси сюда мою сумку.

Получив две монеты по фунту, я отправилась на пристань.