Тринадцать загадочных случаев - Кристи Агата - Страница 12

Шло время. Однажды, случайно повстречав Джорджа Клоуда и невзначай спросив о дяде, которого давно не видел, я был неприятно удивлен мрачным выражением, тут же появившимся на его лице.

«Хоть бы вы на него повлияли, — мрачно сказал он, и на его честном простоватом лице отразились замешательство и тревога. — Эти спиритические сеансы добром не кончатся».

«Какие еще сеансы?» — тут же насторожился я.

Тогда Джордж рассказал мне, что мистер Клоуд, совершенно случайно заинтересовавшись этим явлением, постепенно начал входить во вкус, а после того, как он познакомился с этой американкой, называющей себя медиумом, некой Эвридикой Спрагг, дело приняло серьезный оборот. Эта мошенница возымела над Саймоном Клоудом огромную власть. Она практически постоянно находилась в доме и проводила бесконечные сеансы, во время которых Саймону, безумно скучавшему по умершей внучке, незримо являлся ее дух.

Скажу прямо: я не отношусь к числу тех, кто безоговорочно отрицает спиритизм. Я уже не раз говорил здесь, что доверяю только фактам. Уверен, что, если научно подойти к этому явлению, беспристрастно взвесив все «за» и «против», выяснится много такого, что никак нельзя отнести на счет мошенничества и от чего можно было бы пренебрежительно отмахнуться. Поэтому, можно сказать, я верю и не верю одновременно.

Нельзя, впрочем, отрицать и того, что спиритизм — весьма удобное средство для разного рода жульничеств. Из того, что я услышал об этой Эвридике Спрагг, я понял, что Саймон Клоуд попал в руки мошенницы самой высокой пробы. Я всегда считал мистера Клоуда человеком здравомыслящим, в известной степени даже проницательным, но понимал, что, когда дело касалось отношения старика к умершей внучке, нет ничего легче, чем заставить его выдать желаемое за действительность.

Чем дольше я обдумывал ситуацию, тем меньше она мне нравилась. Я любил молодых Клоудов, Мэри и Джорджа, и прекрасно понимал, чем для них может обернуться новое увлечение их дяди.

Найдя какой-то предлог, я заглянул к ним домой. Было очевидно, что миссис Спрагг обосновалась там надолго и как самая дорогая гостья, пользующаяся непререкаемым авторитетом Достаточно было взглянуть на нее, чтобы мои опасения подтвердились. Это была немолодая уже особа, одетая крикливо и вызывающе. Она поминутно поминала «возлюбленных, ушедших от нас в мир иной» и откровенно играла на чувствах несчастного старика.

Кроме того, она привезла с собой своего мужа, мистера Абсалома Спрагга, худого высокого мужчину с меланхоличным выражением лица и довольно вороватым взглядом.

Я осторожно расспросил Саймона о его новых знакомых. Он был в восторге! Эвридика Спрагг — изумительная женщина! Ниспослана ему Богом в ответ на его мольбы! Деньги для нее ничто, и единственное, что ей надо от жизни, — возможность помочь страждущим сердцам. Маленькую Крис она любит как мать, и это тогда, когда он сам готов относиться к этой женщине как к дочери. Он даже рассказал мне некоторые подробности: как он слышал голосок Крис, сообщивший, как же ей там чудесно с мамочкой и папочкой. Хотя, сколько я помнил Кристобель, подобные умильные словечки были совершенно не в ее характере. Мало того, по словам Саймона, девочка настойчиво утверждала, что «мама и папа любят дорогую миссис Спрагг».

«Однако, — оборвал он себя, — вы, кажется, смеетесь, мистер Петерик?»

«Да что вы! Отнюдь. Есть множество занимающихся спиритизмом людей, которым я доверяю безоговорочно, как, впрочем, и любому рекомендованному ими лицу. Полагаю, у этой вашей миссис Спрагг отличные рекомендации?»

Саймон снова разразился потоком благодарственных слов по поводу этой особы. Она ниспослана ему Богом. Он повстречал ее на водах, где провел летом два месяца. Случайная встреча, но поистине судьбоносная!

Я был искренне огорчен. Мало того, что подтвердились самые мои худшие опасения, я еще и совершенно не видел выхода из этой ситуации. Как следует поразмыслив, я все же решился написать Филиппу Гарроду — мужу старшей из племянниц Саймона. Я постарался быть сдержанным и объективно обрисовать ему ситуацию, выразив опасение, что подобная женщина может вредно повлиять на старика. Попросил также познакомить Клоуна с какими-нибудь действительно достойными уважения медиумами. Мне почему-то казалось, Филипп Гаррод сумеет что-либо предпринять.

Тот действовал быстро. Он сразу понял то, чего не сумел понять я: состояние здоровье Саймона Клоуда внушает самые серьезные опасения. Филипп Гаррод оказался человеком практичным: мысль, что его жену, равно как и ее сестру с братом, могут лишить законного наследства, очень ему не понравилась. На следующей же неделе он прикатил в компании самого профессора Лонгмана. Лонгман был крупным ученым, и именно благодаря его увлечению спиритизмом общественное мнение вынуждено было относиться к этому феномену с серьезностью. Это был не только талантливый, но и чрезвычайно честный и порядочный человек.

К сожалению, результаты этого визита были плачевны. За все время своего пребывания в доме Лонгман так и не сказал ничего определенного. Он присутствовал на двух сеансах — подробностей не знаю, — но все время уклонялся от их обсуждения, и лишь позже написал Филиппу Гарроду письмо. В нем он признавал, что бессилен уличить миссис Спрагг в мошенничестве, хотя — но это его личное мнение — «голоса» духов действительно были поддельными. Он писал также, что, если мистер Гаррод сочтет уместным, он может показать это письмо своему дяде, и предлагал свести мистера Клоуда с абсолютно благонадежным медиумом.

Филипп Гаррод отнес письмо дяде, но результат оказался совершенно не тем, на какой он рассчитывал. Старик пришел в неописуемую ярость. Все это обычные интриги! Миссис Спрагг святая! Завистники хотят оклеветать ее! Она предупреждала его о черной зависти, в атмосфере которой вынуждена жить. Если уж на то пошло, сам Лонгман признал, что никакого мошенничества нет! Эвридика Спрагг поддержала его в трудную пору его жизни, и он не даст ее в обиду, даже если для этого придется порвать с семьей. Эта святая и бескорыстная женщина значит для него больше, чем кто бы то ни было в мире!

Филиппа Гаррода буквально вышвырнули из дома. Этот припадок ярости плохо отразился на здоровье Клоуда. Его состояние заметно ухудшилось. Он слег. Было ясно, что ему уже не подняться, и смерть только избавит его от страданий.

Через два дня после той ссоры старик сам меня вызвал, и я спешно к нему отправился. Клоуд лежал в постели и, даже на мой неискушенный взгляд, был совсем плох.

«Мне осталось совсем немного, — заметно задыхаясь, произнес он, — Молчи, Петерик, молчи. Я знаю. И перед смертью хочу выполнить долг перед существом, сделавшим для меня больше, чем кто-либо в этом мире. Я хочу переписать свое завещание».

«Хорошо, я немедленно составлю требуемый документ и вышлю вам», — ответил я.

«Э, нет, дорогой, так не пойдет, — прохрипел он. — Может, я и до утра не дотяну. Я здесь на бумажке написал, чего мне надо, — Клоуд пошарил у себя под подушкой, — а вы уж скажите, если что не так».

Он достал лист бумаги, покрытый какими-то каракулями. Вскоре я в них разобрался. Он оставлял по пять тысяч фунтов племянницам и племяннику, а все остальное — Эвридике Спрагг. «С благодарностью и любовью».

Я был возмущен и расстроен, но поделать ничего не мог. О сумасшествии и речи не шло: голова у старика работала не хуже, чем у других.

Клоуд позвонил служанкам. Тут же явились горничная Эмма Гонт — пожилая женщина, много лет проработавшая в доме и теперь самоотверженно ухаживавшая за больным, и кухарка Луси Дейвид — пышущая здоровьем особа лет тридцати. Саймонд Клоуд в упор взглянул на них из-под кустистых бровей.

«Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали мое завещание. Эмма, подай мою авторучку».

Горничная открыла ящик стола и принялась там рыться.

«Да не в этом, — раздраженно проворчал старик. — Будто не знаешь, что она всегда лежит в правом ящике!»

«Да нет же, сэр, как раз в левом», — ответила та, протягивая ему ручку.